выпил.
— Я и не думаю. Я — знаю. Я очень хорошо тебя знаю. Ты не находишь?
— Я сильно изменился за это время.
— Я бы тебе поверила, если бы ты был трезвым.
— Но ведь сегодня мой праздник!
— Хорошо, когда жизнь — сплошной праздник. Только пока мы были вместе, у меня каждый день был кошмаром.
— Но ведь не всегда так было.
— Мне кажется, что всегда. Только в первое время я этого не замечала: влюбилась, как дурочка.
— Не говори так. Разве у нас было только плохое?
— Не хочу ничего вспоминать: ни хорошего, ни плохого. У меня сейчас совсем другая жизнь. Ты тоже можешь меня поздравить: я замуж вышла.
— Валя, я был не прав. Во всём не прав.
— И давно ты это понял?
— Сегодня.
— Случилось что-то?
— Да, но дело не в этом. Просто я увидел всё в другом свете. Как говорит Полковник, понял, что главное, а что второстепенное.
— И что теперь для тебя главное?
— Ты для меня — главное.
— Что же ты раньше этого не понимал, когда я была твоей?
— Ты и сейчас моя.
— Нет. У меня есть муж. Он меня любит, не бьёт, не пьёт, деньги домой приносит.
— Я не хочу ничего знать. Я не верю, что ты могла забыть, как земля уходила у нас из-под ног.
— Я и не забыла. И не забуду: ты ведь у меня был первым. Только это уже отгорело.
Андрюха немного помолчал, а потом сказал:
— Валя, я люблю тебя. Очень. Давай уедем.
— Куда?
— На Украину.
— От других ты можешь спрятаться, а от себя ты никуда не спрячешься. Недельку потерпишь, а там всё пойдёт по-старому. Не хочу я повторять своё прошлое. Да и поздно: у меня будет ребёнок. Если родится сын, назову его твоим именем, и будет у меня мой Андрей. Вот так.
Андрюха снова ненадолго замолчал.
— Я украду тебя, — наконец сказал он. — Ты меня знаешь, я это сделаю.
— Сумасшедший. До утра ты проспишься и забудешь о том, что звонил мне.
— Я тебе ещё позвоню сегодня, когда домой приду.
— Лучше не надо: муж с работы вернётся. И вообще не надо больше мне звонить.
— Я ничего не хочу знать. Я уверен, что мы не сможем прожить друг без друга. Я ведь знаю, что ты любишь меня. Скажи мне только одно слово.
Но Валя ничего не сказала, и Андрюха услышал, что она плачет.
— Я люблю тебя. Жди моего звонка, — и он повесил трубку.
10. Полковник
Когда ребята вернулись с вокзала, у Полковника уже горел свет, и от этого в домике стало очень уютно. Так уютно, что не хотелось отсюда уходить.
«Прожить бы здесь всю жизнь», — подумал Костя.
В домике вкусно пахло печёной картошкой: Полковник испёк её в электромангале для шашлыков. Там же приготовил сало на шампурах. Потом они втроём опять сидели за столом, выпивали и закусывали, и Косте казалось, что никогда в жизни он ещё не ел такой вкусной еды.
Андрюха сказал:
— Ты не думай, Полковник, что я пьян. Это мне не мешает видеть всё так, как оно есть. Даже помогает: злость притупляет. Я никому ничего не должен. И откупаться не буду — не дождутся они, чтобы я перед ними унижался. Поэтому их надо обмануть. Так, как обманывают они. И я кое-что придумал. Только мне нужна будет ваша помощь.
— Всё, что надо, — сказал Полковник.
— Я помню, у тебя было ружьё.
— И сейчас есть.
— Можешь мне его подарить?
— Это часть твоего плана?
— Да. Какие у тебя будут неприятности из-за небрежного хранения?
— Штраф.
— Много?
— Это уже второстепенно.
— И всё?
— Разрешение заберут, наверное.
— Переживёшь?
— Как-нибудь. Ты только хорошо всё продумай. Несколько раз всё хорошо продумай.
— Не волнуйся. И — спасибо. Ты сам не знаешь, что вы для меня значите: ты и Костя.
Полковник встал, немного поразмышлял, глядя в пол, тряхнул седой головой, махнул рукой — мол, двум смертям не бывать, — затем подошёл к сейфу, который находился в углу комнаты, накрытый каким-то жёлто-коричневым покрывалом, открыл ключом замок и достал зачехлённое ружьё. Затем оттуда же извлек коробку с патронами.
— Здесь разные, — он показал патроны Андрюхе. — Хватит столько?
— Да, — кивнул Андрюха.
Полковник завернул всё в покрывало и обвязал шпагатом. Затем положил свёрток сверху на сейф:
— Забирай.
Андрюха промолчал и только кивнул головой.
Полковник вернулся на своё место за столом и спросил:
— Скажи всё-таки, что ты собираешься делать? Я почему-то чувствую себя неспокойно. Может, и я с тобой?
— Я не подведу вас, ребята. И ещё: завтра утром понадобятся деньги. Кроме тебя, Полковник, помочь некому.
— Деньги — не вопрос, — успокоился Полковник. — Я только одного хочу: ты должен помнить, что я всегда рядом.
— Спасибо тебе, Полковник. Я вам, ребята, вот что скажу — только не подумай, что это я спьяну, — снова сказал Андрюха. — Часто бывает, что тебе сначала плохо. Всё плохо: и сидеть, и молчать, и есть, и спать; и кажется, если заплачешь, то станет легче. А после тебе становится всё безразлично. А потом даже и в удовольствие. Ты понимаешь, о чём я?
— Примерно понимаю, — ответил Полковник.
— Вот мне сейчас всё в удовольствие. Я хочу довести всё до самого конца. Я только сейчас понял, что ждал всего этого.
11. Ковш
Костя вспомнил, как Андрюха «светился радостью» сегодня утром, и подумал, что тот действительно каким-то образом предчувствовал последующие события и, наверное, желал именно такого их развития.
— Я у тебя тоже спросить хочу, — обратился он к Полковнику. — А у меня бывают такие моменты, когда я ничего не понимаю. Что им ещё от нас надо?
— Им всё надо. Всё без остатка. Пока ты жив — ты сам, а когда умрёшь — и память о тебе. У хорошего хозяина ничего не пропадает.
— А ещё бывает такое ощущение, что меня все обманывают. Все вокруг говорят что-то непонятное, совсем не то, что обычно говорят люди. Это и в самом деле, как сон. Ты, Андрюха, меня тоже обманываешь?
Андрюха удивлённо посмотрел на Костю.
— А ты, Полковник?
— Ну, что ты, Костя, — сказал Полковник.
— Я ведь ничего больше не хочу, — продолжал Костя. — У меня есть дом, семья, друзья. И иногда мне кажется, что я счастлив. И тогда я думаю, что мне больше ничего не надо. А когда вспоминаю Ковша, я начинаю себя ненавидеть. Наверное, потому, что у него никогда ничего этого не было — даже дома. Даже мать свою он не видел никогда. И никогда у него больше ничего не будет.
— Костя, это просто нервы. Ты сам себя накручиваешь, а так нельзя, — сказал Андрюха. — Ты придумываешь больше проблем, чем их есть на самом деле. Кто такой Ковш?
— Он тоже был таким, как друг Петровича. Учился с нами, помнишь?
— Нет.
— По-моему, в пятом классе. Помнишь, с нами учились детдомовцы?
— Ну, это я, конечно, помню. Они ходили, как инкубаторские, в коричневых вельветовых костюмах, вечно голодные, и просили возле буфета: «Дай пирожка, дай пирожка».
— Точно. Вот тогда к нам в класс пришёл Ковшов. Но мы его звали Ковш. Меня ещё поразило то, как он отдавал пас в баскетболе: бросал мяч через себя, не глядя и всегда точно в руки. Он как-то чувствовал, что у него за спиной. Помнишь?
— Если честно, то нет.
— Он был такой вихрастый, и лицо в веснушках. А сидел на последней парте, у окна.
— Нет, Костя, ты путаешь: на последней парте сидел я. Но это не важно. И что с ним случилось?
— Скоро их детдом переехал куда-то. А Ковша я увидел уже убитого, на перевале, когда они напоролись на засаду, и мы шли к ним на помощь, но опоздали. Я тебе тогда говорил о нём.
— Перевал помню, а Ковша — нет.
— Это оттого, что тебя потом контузило. Такое часто бывает.
— И что дальше?
— Ты, конечно, можешь посмеяться, но я постоянно его чувствую. Как будто он где-то рядом. Я даже иногда с ним разговариваю.
— Ну и что? Я сам часто разговариваю и с отцом, и с матерью, хотя их давно уже нет. По-моему, это вполне нормально.
— Ты так считаешь?
— Конечно. Спроси у Полковника.
— Да, — кивнул Полковник. — Я тоже разговариваю с братом, как будто он живой. Даже прошу у него совета.
— Мне потом его ротный рассказывал, что однажды Ковш вёл БТР без одного колеса. И ещё он сказал, что никогда не видел лучшего бойца, чем Ковш. Неужели ты его не помнишь?
— Нет, — покачал головой Андрюха.
— А до этого мы ещё раз встречали его на подходе к перевалу. Их БТР напоролся на фугас, и мы скинули его с дороги, а Ковш сел к нам на броню. Я его сразу узнал. И он меня тоже. Я потом хотел с ним поговорить, а он пропал. Я смотрю: его уже нет. Только кровь на броне. Я думал, что его тогда убили, но я ошибся. Я же тебе после рассказал о нём. Ты помнишь?
— И это был Ковш?
— Да. Разве ты его не узнал?
Костя посмотрел Андрюхе прямо в глаза, и тому стало не по себе.
— Нет.
— Ты считаешь, что я его придумал? Полковник, ты тоже считаешь, что я его придумал?
— Нет, — сказал Полковник, — я так не считаю.
Но сказал он это как-то неуверенно.
Андрюха встал и вышел на крылечко. Накрапывал мелкий дождь, или это ему казалось, только капли стекали по лицу, и он вытер их рукавом. Потом вернулся к столу и сказал:
— Давайте лучше ещё выпьем.
— Я больше не хочу пить, — сказал Костя. — Если можно, я прилягу.
— Конечно, — согласился Полковник.
Костя снова прилёг на диван и отвернулся к стенке, а Полковник и Андрюха переглянулись между собой, и Полковник прикрыл глаза ладонью.
Дорога была изрыта воронками: «духи» мин не жалели. Из-за скал доносились одиночные выстрелы и короткие пулемётные очереди: значит, кто-то из ребят ещё был жив.
Через смотровую щель Костя видел у поворота дороги горящий БТР, его подожгли из гранатомёта. Стреляли сверху, из расщелины в скале, расположенной сразу за поворотом. Со стороны подходившей колонны «духов» прикрывал небольшой утёс, нависший над дорогой. Другие машины остановились в «мёртвой зоне», не имея возможности проскочить поворот и выручить попавших в засаду ребят.
И вдруг Костя увидел, что к утёсу, прижимаясь спиной к скале, медленно продвигается боец, обвешанный гранатными сумками. Боец шёл по карнизу шириной в ладонь приставным шагом — таким часто пользуются баскетболисты, прикрывая корпусом мяч от соперника. У самого утёса он остановился и из неудобного положения, через себя, не глядя, стал бросать гранаты. И по тому, как он это делал, Костя узнал Ковша. Только Ковш так отдавал пас в игре: через себя, не глядя и точно в руки.
За утёсом раздался сильный взрыв. Ковш повернул голову в сторону Кости, улыбнулся своей заразительной улыбкой и показал большой палец — «отлично».
Костя уже знал, что через мгновенье Ковша убьют, и отчаянно пытался очнуться. Но ЭТО было ещё очень сильным, и он уткнулся лицом в ладони, чтобы ничего не видеть…
Когда Костя очнулся от забытья, Полковник и Андрюха молча сидели за столом и курили.
— Мне надо домой, — Костя тоже сел за стол.
— Сейчас пойдём, — сказал Андрюха.
— Полковник, а у тебя бывает, что ты вспоминаешь такое, что с тобой никогда не происходило? — спросил Костя.
— Это называется ложной памятью и бывает у всех.
— Я вам сейчас что-то скажу, только вы не смейтесь.
— Мы не будем смеяться, Костя, — пообещал Андрюха.
— Я это разгадал. Если ты готов за что-то умереть, значит — ты прав. Я это понимаю, когда думаю о Ковше.
— Что именно ты думаешь? — спросил Андрюха.
— Я думаю, что он был самым лучшим. Поэтому и погиб.
— Не надо, Костя, разжёвывать жизнь, как таблетку. Её надо глотать целиком, — сказал Полковник и, немного помолчав, добавил: — Вот такой у нас сегодня праздник.
— А я скажу, что праздник, в общем-то, неплохо прошёл, — Андрюха поднялся из-за стола и застегнул пуговицы на мундире. — Могло быть и хуже. Правда, Костя?
—
