который тоже пострадал от своей фамилии, не стал, и постепенно примкнул к группе «ботаников», которые в противоположность другой половине класса, к фамилии Славика не проявляли абсолютно никакого интереса, а увлекались совершенно другими вещами. Правда, Славик в плане увлечений выбрал себе не физику, как того хотел его учёный прадед, а биологию. Но «жердяем» для своих хулиганистых и грубоватых одноклассников, и так же для тех, кто учился в параллельных классах, так и продолжал оставаться.
Биология, которая стала настоящим увлечением для юного Бжвердинского, вызвала новую волну насмешек со стороны тех, кто увлечений в школьных предметах для себя не находили, а то, что задавалось на дом, просто списывали или у своих же, или в появившихся в книжных магазинах книгах с готовым домашними заданиями. То, что этим они оказывают себе «медвежью услугу», одноклассники Славика не задумывались, а вот в его адрес обидные шутки и колкости летели постоянно.
«У-у-у-… наш ботаник и вправду ботанику любит», - в открытую смеялись над ним в шестом классе, потому что изучение биологии действительно началось именно с ботаники. Затем в жизнь Славика вошла зоология, и он с увлечением открывал для себя называния таких животных, коих не видел раньше даже на картинках. Пара джунгарских хомячков, которые, как выяснилось позже, жили в зооуголке кабинета биологи, быстро наскучила Славику.
В седьмом классе заветной его мечтой была поездка в московский зоопарк, потому что в их небольшом городке в Тульской области никакого зоопарка и в помине не было. На животных же посмотреть ему очень хотелось, и он чуть не плакал от досады, когда его одноклассники поехали на майские праздники в столицу, а Славик из-за свалившейся на него ангины поехать, естественно, никуда не смог. Правда, когда Бжвердинский узнал, что ребятам из его класса устроили экскурсию, в которую посещение зоопарка не входило, он всё равно продолжал расстраиваться. Даже однажды поймал себя на мысли, что он «как-нибудь исхитрился бы, но в зоопарк бы попал». Как бы это произошло, Славик не мог себе чётко представить, скорее всего, он просто бы попытался бы отбиться от своих и поехал бы туда, куда звал его интерес. О том, что их немолодая уже классная руководительница Мария Сергеевна могла бы получить инфаркт от того, что у неё в суматошной столице пропал ученик, Славик в силу своего возраста ни разу не подумал. Но, видимо, Марии Сергеевне просто повезло, что Бжвердинский так некстати заболел и тем самым избавил её от сердечного приступа.
Когда же на следующий год зоологию сменила анатомия, Славик читал учебник так, словно это была одна из самых интересных художественных книг в его жизни. На главе «половое развитие» он, как и все его одноклассники, задержался подольше, но не намного. Потому что кроме этой главы там было довольно понятное, а главное – интересное! - описание строения глаза, уха, а так же рассказывалось про опыты Павлова на собаках. Прочитав про условные и безусловные рефлексы, Славик перешёл к описанию большого и малого кругов кровообращения.
И всё это время, пока в его руки попадали такие занимательные на его взгляд учебники, Славик пытался определить, что же именно ему нравилось больше всего, а может, и с чем он хотел бы связать свою будущую профессию. Но это оказалось нелёгкой задачей, поскольку ему хотелось то изучать микробов, то разводить невиданные по красоте цветы, то изобрести такое лекарство, которое навсегда избавило бы человечество от некоторых смертельно опасных заболеваний. Он, было, поделился своими мыслями с родителями, но их реакция разочаровала. Папа, который приходил домой поздно ввиду того, что работал аж в трёх местах, чтобы обеспечить семью материально, только махнул рукой и с неопределённостью в голосе сказал, что Славику ещё рано думать о подобных вещах – мол, для начала хотя бы девять классов закончить надо, а там уже смотреть. Мама же отнеслась к словам сына более внимательно. Она выслушала сбивчивую речь Славика, связанную с его колебаниями по поводу его будущего, но так же, как и папа посоветовала пока что хотя бы перейти в девятый класс. «А потом видно будет, - сказала она с улыбкой, - кто из тебя получится: биолог, ботаник, ветврач или обычный доктор. А, может, ты ещё кем-то захочешь стать, где биология совсем даже и не потребуется».
Короче говоря, Славик на свой вопрос «Кем быть?» так и не получил от родителей дельного совета и остался наедине со своими мыслями, которые подобно маятнику раскачивались в разные стороны, но никак не хотели стоять на месте и порой доводили Славика аж до головной боли.
С Генкой Славику становилось всё неинтереснее, и потому – труднее. Он по-прежнему забегал за ним перед уроками, и они оба шли в школу, но на этом их общение бывало и заканчивалось. Генка, живший к тому времени с отчимом, потому что его родной отец умер, стал втайне от матери покуривать. Потом получилось так, что он один раз попробовал на вкус пиво, затем кто-то из друзей отчима угостил его «отвёрткой», затем в компании таких же шалопаев, как он сам, Генка впервые узнал, что такое креплёное вино. Короче, к концу восьмого класса в Генкином «арсенале» выпитых напитков было всё, начиная от лёгких сортов пива и заканчивая самогонкой, попробовав которую впервые, Генка два дня мучился головной болью и после этого дал себе зарок – «в жизни больше эту гадость не пробовать». «Гадость» же ещё несколько раз всё-таки попала в молодой Генкин организм, с подачи отчима, разумеется, который по его же словам «пить и курить начал с первого класса» и чем он, судя по всему, даже гордился. Поэтому то, что пасынок со спиртными напитками познакомился уже тогда, когда тому исполнилось четырнадцать лет, отчим считал явлением даже несколько запоздалым.
«Жердяй, - так иногда Генка обращался к Славику, что называется «по старой дружбе», зная, что уж на него-то, хоть у них было всё меньше и меньше было общих интересов, Бжвердинский ни за что не обидится, - ты, наверное, вообще в жизни ни разу даже шампуня не пробовал, подразумевая под моющим средством шампанское. Славик пытался уйти от этих, совершенно не интересных для него, разговоров. Шампанское он, конечно же пробовал: и самое обычное «Советское», и недавно появившееся «Российское», и какие-то другие виды этого напитка, не превышавшего по своей крепости тринадцати градусов. Вот только весь ум его на тот момент занимало совсем другое. Теперь он подумывал о том, как бы ему попасть в музей палеонтологии. Переменить свою мечту – стать биологом или кем-то в этом роде – он совершенно не хотел. Поэтому побывать в таком интересном месте, где выставлены чучела животных, начиная чуть ли не с мамонта - от этого он бы не отказался. То, что скелет мамонта в музее выставлен не настоящий, об этом Славик догадался чуть позже. Эта догадка, правда, его не расстроила, а насмешила. Как раньше он, победитель двух олимпиад по биологии – школьной и районной - не додумался до такой простой вещи? Вот над этим-то, а вернее, над самим собой, Славик и засмеялся прямо в присутствии Генки, который вообразил себе, что тот смеётся над его словами, которые чаще всего сводились к теме дегустации разных запрещённых в их возрасте напитков. Генка обиделся, надулся и всю оставшуюся дорогу до школы шёл молча, что, впрочем, Славика, особо не задело. Кажется, он даже не заметил враждебного молчания, исходившего от его школьного товарища.
Любили ли учителя Славика? Скорее – да, чем нет. Учился он довольно неплохо, за оценки переживал, и появляющиеся «тройки» пытался как можно скорее исправить. Школьные педагоги, конечно же не могли не заметить стараний Славика, и большинство из них обычно шло ему навстречу, когда речь заходила об исправлении текущей успеваемости, а так же тогда, когда оценка у Бжвердинского, что называется, выходила «спорная». Чаще всего, такие «споры» возникали между «хорошо» и «отлично». А уж учительница биологии – молодая и хорошенькая Инна Вячеславовна - относилась к своему ученику, в котором текла кровь учёного прадеда, и подавно уважительно. Ей очень импонировало то, что мальчик выбрал себе в «любимые предметы» как раз тот, который именно она и преподавала. А учитывая то, что Славик стал участником и победителем сначала обычных школьных конкурсов, а затем и олимпиад различных уровней, «пятёрка» по биологии была ему обеспечена, казалось, до конца учебных лет.
Правда, были в школе два предмета, на которые у Бжвердинского, как говорится «была аллергия». К ним относились черчение и физкультура. Последняя попала в «нелюбимчики», потому что учитель «физры» - Иван Степанович Вертушинский – всё время призывал своих учеников, и в особенности тех, кто уже вошёл в подростковый возраст, записаться в секцию либо дзюдо, либо самбо – в общем туда, где вырабатывались навыки самообороны и умения постоять за себя.
«Вертухай достал уже своими советами, - говорил в раздевалке второгодник Санёк Иванов, играя бицепсами. Я и так кого хочешь в школе отлуплю, на хрен мне его секция? Правда ведь, жердяй? - и он подносил увесистый кулак к носу Славика.
Славик отворачивал голову, Иванова же это движение либо забавляло, либо раздражало. Если он был в хорошем настроении, он принимался безудержно хохотать над Бжвердинским, который, как ни крути - дать сдачи Иванову, который был почти на полтора года старше, не мог. Если же настроение первого силача а классе было плохим, он продолжал крутить своим кулачищем перед носом Бжвердинского и потом, словно незаметно, впечатывал ему кулаком либо в щеку, либо в ухо. Уж кому-кому, а Славику секция точно бы не помешала, но… Более или менее прилично спортивной секции в их округе не было, а ездить за тридевять земель как-то не хотелось. Вертушинский же, хоть и заводил регулярно разговоры о секциях, ничего подобного в школе не вёл, потому что был уже в предпенсионном возрасте, а стало быть, вряд ли смог бы научить хотя бы кого-то хорошим приёмам столь любимой его самообороны. Ну, наверное, самые бы азы преподать он бы всё-таки смог, но на этом бы дело, вероятнее всего, и закончилось.
Черчение же Славика не привлекало по двум причинам: он не любил учительницу - занудную, как ему казалось, Веру Павловну, находя её уроки неимоверно скучными. Кроме того, пространственное видение у Славика отсутствовало начисто. Он, например, никак не мог представить себе, что многоугольник, нарисованный Верой Павловной на доске, был на самом деле объёмным кубом. Бжвердинский честно прочитывал параграфы, задаваемые на дом, но увидеть в очередном многоугольнике куба или усечённой призмы не мог никак. Ну, вот никак, хоть тресни, хотя теоретически он всё знал о невидимых линиях, которые на чертеже обозначались пунктиром. А Вера Павловна в свою очередь не хотела верить ему, полагая, что Славик обманывает её. Да нет, он по её мнению просто издевался над ней и вводил в заблуждение, потому что в переходном возрасте мальчишки, да и девчонки тоже, становятся, как известно, до ужаса упрямыми и вечно что-то кому-то доказывающими!
Славик Бжвердинский Вере Павловне доказывать ничего никогда не пытался, но ей думалось, что если он получает хорошие
). 
Спасибо! С интересом прочёл!