Поезд ехал со станции « Рязань» в Москву.
Грохотали колеса, как всегда, на переходах. Какие-то бабы жрали кур, обсасывая косточки, и кокали яйцами об стол купе, как-будто бы были бесконечно и беспробудно голодны, и никогда в жизни ничего не ели. Они без конца открывали сумки с провизией, и что-то оттуда доставали.
Какие-то парни пили водку и курили в тамбуре, в котором можно было задохнуться от дыма, как в газовой камере, и обсуждали проигрыш любимой футбольной команды или просто так вели ни о чем-просто мужицкие простые разговоры под «керосином» и сигареткой.
Пахло гарью печки и тепловозным дымом. Поезд спешил на Москву.
Проводник Стасик суетился, подавая чай скучающим пассажирам.
С ним заигрывали девушки-студентки, потому, что его голубые глаза, яркий румянец на щёках, белые волосы и приятный опрятный вид вызывали у них смутное желание снять бюстгальтер и трусы и обнажить жирноватые или худые груди в купе проводника.
Заигрывали бабушки-веселушки, которым очень хотелось чая покрепче и им казалось, что это зависит от расположенности к ним вежливого и услужливого проводника.
Все, как всегда, как обычно.
Пассажиры глядели на мутный, размытый пейзаж за окном, пробегающие мимо мрачные деревни, дома и строения.
Но, в общем, ничего особенного, что могло бы привлечь внимание путешествующей публики.
Стасик подавал и взимал копейки за сахар и отвратный, почти белый чай, пахнущий сеном из конюшни, запахом хорошо знакомым ему с детства.
Он подавал стаканы в алюминиевых подстаканниках с видами Москвы и делал свою работу с достоинством и спокойствием.
Наконец поезд пришёл на перрон. Задрожал нервно и остановился.
Обратно состав уходил только завтра.
Стас думал, где переночевать?
Ему так хотелось почувствовать аромат столицы, взять в себя эмоции Большого театра, его прекрасных балерин, танцующих какие-то несусветно-красивые и нелепые партии, увидеть страшного волшебника с большим приклеенным носом и черными волосами на лбу и прекрасного принца в ярком,с блестками костюме, спасающего девушку от злодея, вдохнуть пыль библиотек, потрогать собственными руками старинные русские книги и ощутить неуловимый запах дорогих ресторанов и настоящей жизни, высокого искусства и правды.
Но его ожидало только одно-общежитие работников железнодорожного транспортом с койками и общим туалетом, храпящими и харкающими по утрам в общую раковину соседями.
Ему стало так тошно и противно думать об этом, что захотелось блевануть, плюнуть и уехать в свою деревушку под Рязанью с маленькими и бедными серыми хатками и цветными сыроежками, стоящими в ряд в лесу, услышать странную кукушку, которая обещает многие лета, оглашая лес удивительными таинственными предсказаниями. Там снова почувствовать острый запах ромашек и васильков на лугу и упасть в траву лицом, прямо раствориться в ней, исчезнуть навсегда.
Он вспомнил кислый запах бойлера, кипятком которого он заваривал чай для скучающих пассажиров и толстую тётку из соседнего купе, которая храпела и издавала всевозможные звуки , как- будто была крейсером « Аврора», пугающим своими пушками и выстрелами отчаявшееся Временное правительство в Октябрьском перевороте.
Вдруг, к нему подошёл мужчина в симпатичном модном бушлате, пахнущий дорогими духами, внимательно осмотрел его и сказал:
- Привет, меня зовут Владислав, а ты что здесь, чего стоишь? Что-то не так?
- Нет, все нормально! Просто грустно здесь ночевать и как-то бесприютно и одиноко!
- Не проблема! Поехали ко мне!
И указал на серебристый «Мерседес» на стоянке.
Они прибыли к дому c территорией закрытой шлагбаумами.
Зашли. Их внимательно осмотрел портье в огромных роговых очках, как-будто бы их линзы могли объяснить всю правду жизни и определить любовь, дружбу или воровство по первому взгляду.
Стас зашёл в дом, наполненный предметами, которые он видел только в музее - старинные часы и картины, маленькие симпатичные резные столики и витрины в стиле «Бидермаейра» , наполненные майсенским фарфором и всякой другой глупой буржуазной роскошью, безделицами, смысла и стоимости которых Стас не понимал.
Его голубые глаза перестали моргать, не закрывались от красоты увиденного в доме, от изумления, от воздействия какой-то необычайной загадочной атмосферы, так отличающейся от его деревни с двумя хилыми, дохлыми яблонями, рядом с домом, рождающими в год несколько сморщенных яблок, которые он собирал с мокрой земли, пролитой холодными дождями по осени. Он всегда мочил и грязнил штаны, бросаясь на землю за плодами, за что его сильно ругала мать.
Там был дом, в котором он жил, где его нянчила бабушка в белом платочке, которая что-то ворковала, шептала над его лицом и переворачивала, чтобы он не вспотел от мокрых пелёнок, появлялись мама и папа и что-то бурно обсуждали или спорили, где он лежал в маленькой деревянной колыбельке, закрытой сатиновой тряпкой с колокольчиками по краю и жирной бахромой.
Владислав был любезен и предложил выпить кофе, и бутерброды с красной жирной рыбой и ярко-окрашенной колбасой какой-то известной фирмы, оповещающей, что это « Сервелат», тарталетки с икрой и коньяк.
Они сели на кухне , украшенной какими-то картинками в золоченых рамах.
Потом Владислав пригласил его в гостиную, посмотрел на разлив его синих удивлённых глаз и сказал:
- Снимай штанишки! Мы будем любить друг друга!
- Любить?
- Но разве это любовь?
- Ну, посмотришь-тебе понравится!
Стас автоматически, ничего не понимая, не отдавая отчета, что делает и почему, разделся.
Его молодому телу хотелось ласки и больше ничего, ни капли, ни одного момента он не думал о любви. Коньяк, необыкновенная сказочная атмосфера!
Любовь для него была чем-то другим, потусторонним, независимым от чувств и желаний этого малознакомого чужого человека .
Владислав трогал его тело, целовал его нежные детские розовые соски, губы, подмышки, покрытые нежным пухом, трогал руками и губами маленькие белые тонкие трусики, откуда вылезал огромный, не подвластный воле, размышлениям о любви, иным мыслям, член Стаса.
Его детские розовые яички источали радость желания, горели огнем и хотели освободиться от скопившегося напряжения непонимания и несвободы разума и желания любви, о которой он абсолютно ничего не знал.
Владислав целовал его бездонные остановившиеся глаза, уши, трепал его белокурые курчавые, стекающие ржаным потоком на его большой и открытый лоб, волосы. Оба были без ума.
Влад вышел за пределы жанра, в котором привык существовать!
Это была победа! И это было поражение! Причём, поражение окончательное-и навсегда!
Через полчаса все было кончено.
Они посмотрели на свои голые тела в старинный серый серебряный отсвет зеркала и увидели близнецов, ничем не отличающихся друг от друга.
Они были как сиамские близнецы-Маша и Даша Кривошляповы. Маша пила-а Даша балдела! Это было невыносимо! Они почувствовали взаимную мерзость, отвращение и ,ни с чем не сравнимую, ненависть друг к другу, но с этим уже ничего нельзя было поделать! Так произошло, так случилось! Такова была горькая реальность, которая отражалась в зеркальных стеклах шкафов и скользила по тонким граням хрусталя в буфетах, но никуда не девалась! Она оставалась неумолимо с ними рядом, как жуткое виденье, как своя собственная липучая тень.
- Кто это? Я не знаю, пробормотал Владислав? Неужели это мы? Мы погрешили? Что такое грех? Украсть? Убить? Прелюбодействовать? Обидеть ребенка или животное? Это да, без вопросов! А это что?
- Влад, а что такое любовь?
- Что это? Скажи? Где она живет и находится? Где скрывается? Где хоронится? Куда она потом девается?
- Мне кажется, что это любовь к женщине!
- Да, когда - на разрыв! И ты все отдашь ради неё, и она ради тебя. Когда все ради неё, и она ради тебя! Когда вся семья в сборе-все сидят! Лопают за столом мясо, приготовленное в печке трудолюбивой мамой, или ещё что-то, какие-то салаты, и водочку с селёдочкой попивают, и балагурят, курят папироски и ржут, как лошади на водопое.
- Остальное-муть! Главное, чтоб подлости и предательства не было!
Но у меня в деревне, под Рязанью - это всегда одно и тоже: картошка-баня-урожай и жажда женской власти, что я совсем не люблю!
- У нас мамка всем командовала, ужас и страх!
Всеми командовала, генерал-полковник в брезентовой юбке, но толку мало!
По бабам папка ходил! Только его и отлавливали! То у одной приспит-подлежит, то пришпилится к другой, а мамку то и дело успокаивали, что нормальный кобель-не тема для ссоры! Погуляет-вернётся!
Куда ему деться? Но разве мы кобели? Я не могу с этим согласиться!
- Мы - просто люди! Понимаешь, мы - человеки!
- Мы - мужики! И этим все сказано! Ты это Владислав заметил на этой красивой кровати с золотыми ангелочками по бокам?
Мы должны вести к цели счастливой жизни, хотя не очень понятно, что это такое и где!
Мы должны заботиться о том, чтобы наши дети были счастливы и здоровы. Наказывать их за проделки и всяко-разно, по обстоятельствам, по расписанию и бить по жопе, если надо! Целовать их по праздникам и хвалить за успехи в школе и спорте! Ну, и так далее... Мы должны это делать, иначе, для чего землю бессмысленно топтать! Грязь месить! Лучше сдохнуть сразу, никого не напрягая болезнями и пьянством, глупыми уловками с поездками на охоту или рыбалку!
- Если бы я знал ответы на эти вопросы! Понимаешь, мужики - это проводники!
Остальное - мелочные, несущественные детали и так всегда будет! Пока этот мир существует! Не делай из этого проблемы!
- Может быть, ты прав, Стас! Не знаю...Знаешь, какая сама лучшая книга на свете?
Это твоя собственная жизнь! Ты можешь листать ее назад, рассматривать лучшие эпизоды, анализировать персонажи, оценивать ситуации, но никогда не узнаешь, чем эта вся история закончится...
Скажи, а ты любил кого-нибудь?
Да, это была мамочка, когда я из школы голодный возвращался с дермантиновым желтым портфелем, дневником, измазанным замечаниями учителей и " двойками", и меня ждал горячий чай и тарелка с варениками.
Утром Влад отвёз Стаса на вокзал, они обнялись, он опять почувствовал аромат иностранного дорогого парфюма и незнакомой, неведомой ему жизни и одновременно вспомнил сладкий запах сена, метнувшийся в нос и душу слабым нежным тоном русской перезревшей на солнце травы.
Он снова раносил чай в алюминевых подстаканниках с видами Москвы и, по желанию, растворимый кофе, скучающим пассажирам, и опять молодые дамочки и сильно накрашеные девицы, с яркой морковной помадой ,смотрели на него с интересом и думали, как бы обворожить симпатягу-проводника с синими глазами, мягким румянцем и пшеничными волосами и попасть к нему в купе для приятной продолжительной и непредсказуемой беседы. |
