прореху внутрь бочки, сразу же заявил бригадиру:
- Ни хрена тут не видно, давайте спички и бумагу, чтобы мне можно было хоть как-то ориентироваться в этой темноте.
С горящим факелом в руках он приступил к осмотру объекта. Внезапно раздался раздирающий душу вопль Степана:
- А, - орал тот, - какая сука ничтожная, подожгла мне яйца. Ой, не могу, - продолжал истошно выть водовоз, - уберите эту сволочь из бочки. Мужичок, подпаливший Степану гениталии, тут же потушил факел и стал усиленно плевать на интимную часть страдальца, стараясь хоть как-то облегчить ожоговую боль.
Затем уже в темноте наощупь обследовал область бочкового отверстия, с зажатыми в ней яйцами Степана.
Вокруг них мужик обнаружил многочисленные острые, торчащие в разные стороны, заусенцы - результат халтурной работы районных бочаров.
Высунув голову наружу, он потребовал у бригадира нож и какие-нибудь клещи. Заслышав краем уха просьбу мужика, обезумевший от ожога Степан, вновь заорал:
- Зачем этому негодяю понадобились нож и клещи, что он с ними собирается делать?
- Он заусенцы бочковые будет ими состригать, не волнуйся, - успокаивал страдальца бригадир, потерпи еще немного.
- А если этот чудик, что-нибудь другое сострижет? - продолжал канючить водовоз,- с него станет.
Доконаете, вы меня, братцы, живым, вижу, не отпустите. И что я вам плохого делал? Воду вам возил, и не крал у вас ничего. А то, что выпивал – так кто сейчас не пьет?
-Угомонись Степан, не нервируй народ, а то действительно допрыгаешься. Занервничает мужик, и лишит тебя твоих причиндалов, станешь кастратом. Не со зла лишит, а по причине нервозности и темноты. Ты думаешь, ему приятно, там, в духоте твои яйца освобождать? - угрожал нытику бригадир.
Мужик, находившийся на самом ответственном, в данный момент, участке спасительного фронта – в водовозной бочке, отодрал, наконец, все мешающие завершению мероприятия, заусенцы, и приступил к следующей стадии, столь неудачно начавшейся операции - выталкиванию застрявших плотских элементов Степана наружу.
Сложив одной рукой непокорные яички в ряд, он указательным пальцем другой руки он начал было выталкивать их на свободу. С первой попытки ничего не получалось. Как выяснилось, в момент выталкивания плоти, необходимо, чтобы Степан в это время, синхронно с действиями внутрибочкового мужика, приподнялся с места.
Но у него, от длительного сидения на бочке, затекли ноги, и отказывались починяться хозяину.
Поэтому операция по освобождению водовоза опять зашла в тупик. Мужики, снова посовещались, и решили - на телегу взберутся двое крепких мужиков, и по команде из бочки начнут приподнимать обездвиженного Степана. Дирижировать действиями спасательной бригады будет сам бригадир.
– Прошу вас, потихоньку, - умолял водовоз, - без резких движений, пожалуйста.
Только с третьей попытки удалось освободить бедолагу. Долгожданная свобода пришла. Степан встал на онемевшие ноги, и, спрыгивая с бочки, упал на землю. Через час, приведя кобылу с телегой к правлению колхоза, он заявил председателю:
- Принимайте вашу водовозку, пусть на ней хоть сам прокурор ездит, а с меня хватит. После этого приключения Степан подался на заработки в город, и только через пять лет, когда случай с бочкой стал покрываться пеленой забвения, вернулся в родную деревню, и через несколько лет, спокойно умер в своей постели.
Митрич оглядел, почему-то замолчавшую публику, налил себе чаю и закурил.
После того как утихли раскаты смеха, и собравшиеся вокруг закутка люди стали расходиться по рабочим местам, из окна кабинета Михаила Аркадьевича – главного механика завода колонии раздался голос:
- Ильяс, Борис, Алишер и Митрич к Михаилу Аркадьевичу, быстро, срочное дело.
Кричал из окна Висеров Камиль Тахирович, бывалый зэк, дотягивающий десятилетний срок, ближайший помощник главного механика, аферист, махинатор, пьяница и задира. Короче говоря, зоновский волчара.
Когда его посадили за хищение социалистического имущества в особо крупных размерах, ему исполнилось сорок пять лет. Висеров был плотного телосложения, но не высокого роста человек.
Монголовидные глаза и темная кожа, выдавали в нем одного из потомков необузданных татарских племен, осевших когда-то в рязанских лесах.
В зоне не было мента или зэка, кто не знал бы Висерова. Авторитеты его уважали, так как он делал для братвы много хорошего.
Надзиратели, видя, что тот нарушает правила содержания осужденных, давно махнули рукой, прекрасно зная отношение хозяина к причудам ценного специалиста.
Однажды начальник колонии, собрав весь контингент на летней эстраде, держал насыщенную речь, рассказывая о строительстве четвертого цеха, обо всех увязках и неувязках этого эпохального, по его словам, события. Речь свою он строил своеобразно, с частыми обращениями к осужденным:
- Как было нелегко смонтировать главную линию, может вам рассказать Висеров. Где ты Камиль? Встань, пожалуйста, расскажи ребятам – как мы мучились. - Что, нет его здесь? – Обратился он уже к дежурному персоналу, - ладно, спит, наверное, пускай спит. Никому другому из двух с половиной тысяч осужденных, такое пренебрежение к хозяйскому докладу, не сошло бы с рук.
А с этого, как с гуся вода. Надо отметить - Висеров, будучи мужиком умным, хитрым, изворотливым все же старался не злоупотреблять своим привилегированным положением, он знал меру своей свободе, что давало ему его положение, и не лез лишний раз на рожон, а так же умел вовремя ретироваться.
Он ухитрялся продавать станки одного цеха другому, и наоборот, получая за это от цеховых начальников деньги, или водку.
Камиль также умел без лишнего шума и суеты смещать со своих постов не угодных ему цеховых механиков и электриков, назначая освобождающиеся места других, более лояльных к нему, зэков.
Во власти Камиля находились смазочные материалы, и он на свое усмотрение распределял их между цехами. Без его ведома, не выдавалось молоко за вредность. Он мог отправить на учебу в ПТУ молодых, нерадивых зэков, или затем отказать им в возвращении на прежнее место работы.
Он мог умело влиял на решения хозяина зоны в части поощрения зэков. То есть за добросовестную работу, или порядочную мзду мог помочь зэку получить внеочередное свидание, или, во время, подсказать, что необходимо сделать, получить перевод на колонное поселение. Все это он проделывал тонко и не заметно.
Надо сказать, что немало осужденных, считали себя его должниками. Он никогда никому не приказывал, и ни на кого не давил.
Он просто советовал. Но игнорирование его советами воспринималось им как личное оскорбление.
Не прислушивание к его советам, игнорирование его желаний, для вольного начальства зачастую оборачивались производственными катаклизмами: станки поочередно ломались, и подолгу простаивали, запчасти для ремонта куда-то исчезали, и никто не мог отыскать их, самые мастеровитые токаря, с непонятными заболеваниями, ложились в санчасть.
И тогда уже некому было выточить мало-мальски порядочную деталюшку. Короче говоря, производственная жизнь колонии медленно, но верно умирала на корню.
Сами советы, Висеровым, озвучивались в минорной тональности, с непременной улыбкой на лице:
- Неплохо было бы, Михаларкадич, перевести Вовку, бывшего карманника, он сейчас работает механиком в третьем цехе, временно в работяги. Не тянет щипач до механика, бочины одну за другой порит. На его место, я советую вам, назначить Сашку.
Он - мужик он толковый, восемь классов образования, убивец, правда, но где здесь ангелов найдешь. Вы с ним сами перетолкуйте, он там, - внизу дожидается. Михаил Аркадьевич обычно тут же соглашался с Висеровым.
- Пусть они сами варятся в своей каше, я не буду вмешиваться в их разборки. Сашка, так Сашка, какая разница. Все равно Камиль на себе эту лямку тащит. А не то один раз вмешался, и что хорошего из этого получилось? – резонно соображал главный механик, - хотел как лучше, а что в результате – меня самого хозяин отлаял.
Однажды главный механик грубо вмешался в установленный порядок приема на работу зэков, то есть, минуя согласия Камиля, назначил механиком в первый цех одного зэка, который, как ему показалось, отвечал всем требованиям этой должности.
Зато Висеров так не считал. Заварилась каша, да такая, что Михаил Аркадьевич сто раз проклял себя.
- Не влазь, Точкин, в зэковские дела, - орал начальник колонии,- они сами разберуться. Висеров, знает - куда кого воткнуть. У них своя жизнь, свои правила игры. Запорол, механик бочину – пять станков стоят.
- Посадить бы тебя на кичу, да прав таких не имею, - отшучивался в конце хозяин. После такой взбучки, Михаил Аркадьевич более не встревал в кадровые перемещения, устраиваемые Камилем.
- Подавай сюда этого специалиста, убивца несчастного, - промычал механик. Висеров тут же выскочил из кабинета.
После короткой беседы, которая состояла из одного только вопроса механика:
- Ты, случайно, не татарин ли Сашка? Получив отрицательный ответ, он утвердил убийцу на место механика третьего цеха.
- Одного татарина, он имел в виду Висерова, еще можно пережить, а если он их расставит по всей зоне – пиши - пропало. Все прошло спокойно и красиво – Сашка утвержден, Висеров доволен.
А ведь после прошлого инцидента, чтобы все возвернуть на круги своя – сколько пришлось перетаскать в зону конфет, сигарет, и другой всякой всячены, сколько было роздано всевозможных поощрений, скольких Михаил Аркадьевич повызволял с кичи, не имеющих к производству никакого отношения, зэков – корешей Висерова.
С той поры - дружить с Висеровым – стал негласным девизом Михаила Аркадьевича Точкина – главного механика завода колонии усиленного режима.
Если хорошо поискать, то в зоне можно было найти осужденных со сроками менее семи лет, однако основная масса зэков имела сроки наказания, гораздо более солидные, чем эта счастливая цифра.
Поэтому отношения между осужденными складывались на долгосрочной основе: старожилы помогали друг другу и вели, в основном, несколько обособленный образ жизни.
Однажды Висеров, много лет назад, был переведен в колонию поселение, располагавшейся на территории хлопководческого совхоза, и контингент которой был призван осуществлять сельскохозяйственные работы на полях этого и соседних совхозов.
Он пробыл там менее года, а затем - за нарушения режима содержания и пьянство был возвращен, для окончательного отбытия наказания обратно в зону.
- Меня там с трактором перепутали, - жаловался он после возвращения Борису, своему другу, который, по случаю возвращения Висерова, приготовил небольшое угощение. В поселении, где около года промыкался Висеров, осужденных называли поселенцами.
Они пропалывали ряды хлопчатника, или работали мирабами, обеспечивая полив хлопковых полей.
Часть поселенцев были устроены в соседних совхозах электриками, строителями, охранниками различных объектов, свинарями, зоотехниками и даже плановиками.
Но, в независимости от
