ОСЕНЬ ПРАВИЛЬНОГО ЦВЕТА

брючины в казацкие сапоги и картина Репина готова.
    Он прошёлся перед ними туда-сюда, останавливался на время перед каждым и, глядя с прищуром, тоже заимствованная из прекрасного прошлого привычка, в глаза пристально, интересовался, всё ли в порядке; а про себя думал: «Красавцы! Вона как стоят, брыла отъели, брюшки отрастили! Жирком заплыли! Забыли, как когда-то с воды на квас перебивались!»
    Как генерал, после осмотра подчинённых, Кулибаба вернулся за стол.
   Сидя в кресле, скрестив руки на груди, он ждал в затянувшемся молчании, кто заговорит первым. Не проронили ни звука – выдержка, позавидовать можно, раньше хозяина и слова не скажут – приглашённые силовики.
    Тогда Панас Тарасович сбросил со стола принесённые внучкой листья.
    - Что это?
    - Листья, - ответили слаженно силовики.
    - Какие?
    - Жёлтые, - также хором ответили ему.
    - Вижу, - произнёс Кулибаба.
    Тут взял слово министр внутренних дел.
    - Панас, да шо на тебя нашло? К чему вся эта финита ля комедия?! Листьями разбрасываешься. Мусоришь в кабинете. Скажи прямо, зачем позвал. Мы с хлопцами в «дурака» резались. Под горелочку с закуской. Не томи.
    Кулибаба покачал головой. Побарабанил пальцами по столу.
    - Только и можете горелку жрать с салом, - сколько укора было в простых словах, идущих прямо из сердца. – А листья с веток падают.
    Снова заговорил, взялся за гуж, не говори, что не дюж, министр внутренних дел:
    - Так они каждую осень опадают, Панас. Забыл, что ли! Отжили и упали.
    Кулибаба захотел встать с кресла, да передумал.
    - Падают. Каждую осень. Но падают жёлтые, - он почти прокричал и замахал ладонью, будто на него налетела огромная стая воспоминаний из проклятого прошлого, которое так захочется забыть, откреститься, да не получается.
    Заговорил министр Службы Безпеки, как всегда сухо и без  интонаций.
    - Панас, не крути яйца. Осенью всегда опадают листья. И заметь – жёлтые. Даже песня есть. Как там поётся… Листья жёлтые над городом кружатся, - строчку из песни он пропел неумело, медведь на ухо наступил. – Никто на этом никогда не акцентировал своё внимание.
    - Почему? – чуть не пропищал, почти сорвавши голос Панас Тарасович.
    - Объясни яснее, - попросил министр СБ.
    - Почему никто не акцентировал?
    - А надо было? – поинтересовался министр СНБ.
    Кулибаба развёл широко руки. Жест многозначащий и почти ничего не говорящий в данном случае.
     - Почему, - приглашённым показалось, что Кулибаба сходит с глузду, - почему никого не тревожит это несоответствие? Эта неправильность?
    - Кого-то беспокоит? – снова заговорил министр ВД.
    Панас Тарасович перевёл на него взгляд.
    - Да! тысячу раз – да!
    - Кого же?!
    - Одну маленькую девочку! Она одна, не вы большие и умные дяди, поставленные блюсти закон и порядок, заметила абсолютную природную несправедливость по отношению к нашему народу, к нашей родине, к нашей революции, к нашей незалежности!
    Приглашённые силовики с недоумением переглянулись.
    - Кто она, эта девочка?
    - Моя маленькая внучка обнаружила большую ошибку, играющую на руку москалям. И так нам перекрывшим кислород по всем фронтам… Тьфу! По всем направлениям!
    - Какую? – тихо-тихо спросил министр СНБ.
    - Листья неправильного колеру!
    Слабый выдох вырвался из грудей мужчин.
    - Листья неправильного жёлтого колеру! – повторил Панас Тарасович.
    - Какой колер правильный? – спросил министр СБ.
    Кулибаба его не слышал или не слушал. Он снова вышел к соратникам. Стал с ними в один ряд; левой рукой указал на флаг; правую – положил на сердце.
    Его поняли без лишних слов.
 
                                                               ***
    Сон не шёл. За окном светало. Вчера засиделись далеко за полночь. Сильно пили. Пили до потери памяти и сознания с тех давних пор, когда от огромной родины откололся большой кусок территории и объявил о собственной независимости или на ридной мове – незалежности.
    Пили не от радости, пили по-чёрному от страху, так как не знали и не были полностью уверены, как долго продлится этот шутовской маскарад незалежности; страх и ужас от содеянного не прошёл даже почти через четверть века самой независимой независимости; потому что сразу отыскался на жирный кусок настоящий забугорный хозяин; он и денег отваливал щедро, чтобы закрывали глаза на то, как родину потихоньку разворовывают те самые щедрые хозяева. Пили от злости, что, не смотря на все заверения закордонных кураторов и политиков, так и не стали полноправными хозяевами родной земли; их попросту пригласили поработать лакеями при богатых и денежных мешках. Пили потому, что только горелкой в безграничных дозах можно было как-то залить муки, просыпающейся иногда совести; опоить, опьянить её, чтобы она снова уснула и не терзала душу своими претензиями.
    Пили и пели. Пели новые родные народные песни с натовской корректировкой и танцевали. Пили и танцевали с упоением гопака под руководством натовского хореографа, выкрикивая малопонятные гортанные возгласы, похожие на рык дикого зверя, запертого в клетку и выставленного на всеобщее обозрение в зоопарке.
    Сухость во рту жгла острым перцем. Да и природа звала настойчиво исполнить долг.
    Панас Тарасович как был в семейных трусах, так и пошёл в туалет через весь особняк, шлёпая босыми ступнями по кедровому паркету. Спустив воду в унитазе, он перевёл мутный взор на окно и оторопел. Застыл как вкопанный. Он одновременно и верил и отказывался верить своим глазам.
    С жёлто-синего как флаг родины осеннего неба струил флюиды жёлто-синий прохладный ветерок; слетев с горних высей, он срывал с деревьев жёлто-синюю листву и медленно-медленно с завидной флегматичностью мёл её по высохшей жёлто-синей траве и песочным дорожкам осиротевшего голого парка.
 
                                                                                    Якутск. 18 октября 2017г.