Созвездие Волка

– холод и пронизывающий ветер.
  Та зима была особенно холодной. В январе отец простудился и слёг. Пневмония. Болезнь развивалась быстро.
  Лёгкие у отца были отбиты ещё сапогами чекистов. Жизнь в степи здоровья не прибавила.
  В январе отец умер.
  Мать плакала. Степь казалась ей кладбищем. Гиблым местом. Она говорила, что надо уезжать отсюда. Точнее – бежать. Говорила, что есть родственники в Москве. Какие-то очень дальние родственники. Они примут, хотя бы на несколько дней. Потом всё устроится…
  Она была явно не в себе. Она помешалась. Но мне было всего пять лет, и она была для меня мамой. Единственным родным человеком. Поводырём моим в этом мире, опорой моей.
  Любимой мамой.
  Она говорила: «я не брошу тебя!»
  Зачем… Почему она обманула меня? Сама не понимала, что творит?
  Она бросила…
  Мама моя была школьным библиотекарем. В тот день она закрыла двери библиотеки, оставила завучу ключ.
  Пришла домой, собрала вещи. Одела меня.
  Мы пошли на железнодорожную станцию. Степной полустанок.
  Она сказала, что скоро должен быть поезд, на котором мы уедем отсюда. Далеко, далеко… Да, в Москву!
  Здесь она не обманула меня. Я действительно уехал. И она – не смогла.
  Она бросила меня.
  Может ли её безумие служить оправданием?
  Могу ли я оправдаться перед ней за всю мою жизнь, прожитую без любви? За то, что подаренное ей тепло погасло во мне?
  За то, что не только молюсь ей, но и проклинаю её?
  И как ей оправдать меня? Ведь её нет!
  А я каждую ночь прошу её6 «держи меня, не отпускай… не покидай».
  Будто стараюсь схватиться за руки её… за пустоту!
  Откуда знаю всё это? Как узнал я о судьбе моего деда, бабушки, отца? Аресты, ссылки, письма… Откуда знаю о том, что мама моя закрыла библиотеку перед бегством из степного посёлка?
  Много лет по крупицам восстанавливал я историю моей семьи.
  Выросший в приюте, хотел я вернуться назад. В те первые пять лет жизни, когда была у меня семья.
  Я вернулся в степной посёлок. Было это уже в середине восьмидесятых. Я встретился с завучем. Старушка давно была на пенсии, в преклонных летах, но память сохранила отменную и день тот помнила хорошо. Запомнился ей тот день…
  Ещё был я на станции… Там всё изменилось, дощатую платформу замерили бетонной, перестроили станционное здание.
  А вот рельсы… Глупость, конечно, чушь, но рельсы казались мне прежними.
  Будто не меняли их с той поры. Я боялся смотреть на них. Боялся, что увижу пятна крови.
  Я не стал ночевать в посёлке. С первым же поездом уехал прочь.
  Я всё-таки уехал, мама!
  В тот февральский день стояли мы на платформе. Мне было холодно, очень холодно.
  Мама сказала, что в здании есть расписание. Надо посмотреть и узнать, когда придёт поезд. Он должен скоро придти.
  Я побежал… Зачем? Мне было пять лет, я учил азбуку, но читать ещё не умел.
  Я убежал, а она…»
 
  «Из сообщений телевизионного информационного агентства «Седьмой канал – Russian Satellite Channel»
  …С точки зрения финансовых аналитиков банковского консорциума «Moscow Unit Bank» нарастающая дестабилизация банковского сектора России вызвана набирающим обороты с мая этого года кризисом ликвидности, причинами которого являются системные сбои в кредитовании российских банков при получении займов из зарубежных источников.
  Эксперт финансово-аналитической группы MUB Семён Ратецкий в беседе с нашим корреспондентом сообщил следующее:
  «Не хотелось бы чрезмерно сгущать краски и заниматься апокалиптическими пророчествами, но с учётом полученной нами информации о банкротстве крупных и до последнего времени весьма устойчивых кредитных организаций, можно констатировать, что российская банковская система находится в состоянии полураспада.
  Система кредитования, используемая российскими банками, фактически базируется на получении займов у зарубежных банков под относительно низкие проценты и перепродаже кредитов на внутрироссийском рынке под более высокие проценты. Я, конечно, не хотел бы сейчас обсуждать вопрос о пресловутом «суверенитете» банковской  сферы, поскольку сам термин «суверенитет» является политическим, а не экономическим, да и к тому же, очевидно, плохо соотносится с принципом открытости экономики и её интегрированности в мировые финансовые процессы.
  Однако следует обратить внимание на то обстоятельство, что российских банковский сектор не опирается на производственный капитал по причине фактического отсутствия оного в России, а, скорее, реализует схемы по перепродаже импортируемых денег, что лишает его необходимого прочностного ресурса.
  Таким образом, любые сбои по кредитованию за рубежом, вызванные либо объективными экономическими причинами, либо иными факторами неэкономического характера, в случае их системного проявления, неизбежно приведут уже не к кризису, а к полному краху банковского сектора.
  То есть, условно говоря, из состояния полураспада мы перейдём в состояние распада и развала российской системы кредитования.
  И вот когда кризис финансовой системы приведёт к кризису системы политической, настанет, видимо, время поговорить о той самой «демократической суверенности», о которой так долго рассуждали наши власти, ныне по каким-то причинам не желающие и пальцем пошевелить для спасения своей гибнущей «суверенной демократии» и принять план спасения, предлагаемый нашими зарубежными партнёрами.
  Времени, между тем, остаётся всё меньше…»
 
  - Как заговорил, а? Красиво заговорил! – восхищённо прошептал Шевалдин и, нажав на кнопку пульта, отключил телевизор.
  Огромное лицо Ратецкого исчезло с экрана и чёрная плазменная панель показалась генералу глухим и тяжёлым театральным занавесом, на короткое время скрывшим сцену, где невидимые зрителям хлопотливые рабочие, стараясь не шуметь и не стучать молотками, собирали поспешно декорации для нового действа, на протяжении которого силами искусных лицедеев разыграна будет главная часть трагедии, пик страстей с кульминацией, полагающимся в таких случаях катарсисом, фейерверками, парадом драконов и бесплатной раздачей театральных конфет.
  А сборы со зрителей будут так велики, что покроют не только расходы на парады и конфеты, но и позволят театральной труппе долгие, долгие годы сыто и счастливо жить в покое, надолго забыв об изнурительных репетициях и постановках.
  - Ай, молодец!
  Генерал даже зажмурился от удовольствия.
  - Смелые стали ребята, ультиматумы лепят один за другим. А наши партнёры сомневались, что Ратецкий на такое решится. А он не подвёл, точно по плану сработал.
  Вот только, пожалуй, зря он упомянул в своей речи «факторы неэкономического характера». Это ни к чему…
  Большинство зрителей, конечно, и внимания не обратит на эти слова. Но передачу эту не только обыватели смотрят. И политологи в поздний час у телевизора сидят. И референты аналитических служб цитату в дайджест скопируют.
  И умники из администрации президента и аппарата правительства передачу на DVD запишут, а потом – кому надо покажут.
  А те, кому это надо, намёк поймут. А намекать так прозрачно ещё рано. «Лабиринт» ещё не сработал.
  «Надо будет Томскому завтра позвонить».
  Генерал потянулся и встал с кресла.
  «Пусть найдёт время, встретиться с Ратецким. Подкорректирует его немножко… Нам-то что, мы исполнители. Сидим на своём участке, делаем дело. А вот большие люди забеспокоятся. Зачем хорошее выступление портить ненужными намёками? Надо поправить, поправить слегка…
  - Миша! – позвала жена.
  Шевалдин зашёл в спальню, на ходу запахивая халат.
  - Опять за полночь сидишь? – спросила жена.
  И поморщилась.
  - Я и так тебя сутками не вижу, так ты ещё у телевизора…
  - Работа такая, - виновато пробормотал Михаил Николаевич. – Насть, ты не расходись. У меня вон офицеры некоторые по неделе из управления не выходят, а то и больше.
  - А я вот сама о своём здоровье заботиться должна! – разошлась-таки жена. – Сама в спа-центр хожу, сама на массаж записываюсь. У тебя же столько знакомых, такие связи! Снял бы трубку…
  - Я бы тебя в наш медицинский центр свозил, - сказал Михаил Николаевич и хитро улыбнулся. – Да, боюсь, не понравится тебе там.
  - Дурак старый! – крикнула в ответ жена и, окончательно расстроившись, завернулась в одеяло, прикрыв голову подушкой.
  «И то ладно» согласился Шевалдин. «Спи, ворчунья, спи. А я, пожалуй, пойду, кофейку сварю. Ночи у нас бессонные начинаются, долгие…»
 
  - Я за городом. Место спокойное. Решай, командир, что с пассажиром делать.
  Беляк покосился на всё ещё не очнувшегося владельца машины.
  - Ты его всё ещё с собой возишь? – изумлённо воскликнул Ладеев.
  Беляк на мгновение прикрыл телефон ладонью и негромко выругался.
  - А куда мне его девать? Ремнём пристегнул, вожу с собой. В городе надо было его бросить? Чтобы менты или прохожие засекли? Нас тогда завтра по дороге на работу повяжут. Клиента не окучим, и у ментов в клетке будем по дурости париться. Устраивает?
  Ладеев задумался.
  - Решай быстрее! – поторопил Беляк. – Здесь площадка глухая. Похоже, отстойник для дальнобойщиков. Пока никого нет, но гости могут заскочить на огонёк. Тогда место придётся менять, пассажир проснётся…
  - Место точно тихое? – переспросил Ладеев.
  - Вальтер, не держи меня за дурака! – разозлился Кирилл. – Не люблю, когда меня за это место держат. Я за свои слова отвечаю. Здесь никого, площадка не просматривается. Пассажир в себя не приходил, видел меня мельком. Можно сохранить. Решай!
  Ладеев откашлялся. Трубка всхлипнула и зашипела.
  - Ладно, Беляк, не заводись… Убирай пассажира!
  Беляк посмотрел на невольного попутчика и заметил, что веки у того подрагивают и скоро могут открыться.
  - Или здесь его бросить? – предложил Кирилл.
  Он и сам не знал, почему не хочется ему убивать этого парня. Не первый же, в самом деле… Но что-то тошно стало на душе. Нехорошо.
  По капризу, по слишком человеческой глупости захотелось не делать страшного дела. Может потому, что дело освоенное привычным так и не стало.
  И ещё… Убивать безоружных Беляк не любил. Потому и не стал ликвидатором. А стал водителем в оперативной группе.
  Да вот и водителю в такой группе приходится руки пачкать.
 - Запрещаю! – отрезал Ладеев. – Если завтра что-то не срастётся, придётся выслеживать. Водила заявление напишет. Машину придётся бросить. Тебя менты по дороге тормозили?
  - Тормозили, - тихим голосом произнёс Беляк.
  Настроение у него окончательно упало.
  - Номера могли запомнить? – наседал Ладеев.
  - Могли, - подтвердил Беляк.
  - Если до утра этот крендель очнётся и заявит, то в город мы не сунемся. Убирай!
  Беляк нажал на кнопку разъединения.
  Отстегнул пассажиру ремень безопасности. Парень сполз набок, головой уткнувшись в боковое стекло.
  Беляк вышел из машины, обошёл её, открыл багажник. Покопавшись, нашёл ящик с инструментами. Отобрал отвёртку подлиннее.
  Открыл переднюю дверь, левой рукой придержал выпавшего было из кабины пассажира. Ладонью правой руки сжал поплотней рукоятку отвёрти.
  «Только бы не вспотела!.. Кость надо сразу пробить, иначе очнётся, кричать будет».
  Резким ударом всадил отвёртку в висок.
  Парень вскрикнул, но очень слабо и приглушённо. Сознание покинуло его прежде,