История одной нелюбви.

История одной нелюбви
Голубое озеро. Прозрачная вода. Она подбирается к босым ногам, будто играя, касается ступней. Приятно. Спокойно. Тихо и радостно.
– Пора.
– Не уходи.
– Пора.
Старый будильник. Трещит, не унимаясь. Наташа прихлопнула кнопку ладонью: «Вот так тебе!..».
Плотная байковая пижама. Шерстяные носки. В квартире холодно. Очень холодно. В этом году зима морозная, а батареи еле теплые. Город живет экономно. Закончилась советская власть. И лучше включить все, что мало-мальски греет. Четыре конфорки электрической плиты. Черт с ним, со счетчиком.
Медленно растеклось тепло. Перестало дрожать тело. Согрелось. Можно и завтраком заняться. Катюше – каша. Илье – сыр, колбаса, печенье, кофе. Колбаса должна быть мелко нарезана. Сыр на горячих бутербродах. Кофе свежий и не очень горячий. Успеть бы.
Кофейные зерна в кофемолке. Ее муж с удовольствием просыпается по утрам от ароматного запаха. «Кофеман – не наркоман», – Наташа тихо пела.
Откуда хорошее настроение? Несмотря на бесстыжий холод. Вопреки тому, что придется надеть сто кофт, собираясь на работу. По-другому в демисезонной куртке на заснеженную улицу не выйти (вьюжит, минус пятнадцать). Вон по радио передавали – сколько раз было: люди умирали, засыпая в снегу. Выпьет, завалится в сугроб – и нет человека. А может, ему тоже на зимнее пальто денег не хватило… Илье дубленку купили. Ребенку комбинезон. Скоро весна. Солнце. Капель. Скорее бы.
Толстые бутерброды. Тонкая фольга. С трудом застегнулся пухлый портфель. Второй завтрак для Ильи. Замечательно!
Наташа сдвинула брови. Что за игривое настроение?
Сон… Он скрасил холодное утро теплыми воспоминаниями: белое небо, голубое озеро, желтый песок… Эти сны снятся уже давно.
Пора поднимать семью. Сначала Илью. Потом, через пятнадцать-двадцать минут, Катюшу. Вместе их будить нельзя. Не то чтобы ребенок раздражал мужа, нет; это все же его родная девочка, не подкидыш какой-нибудь, но лучше для всех, когда по утрам они не встречаются. У Ильи – плотный распорядок: зарядка, душ, завтрак. И не дай Бог Катюша под ноги попадется. Зато когда за кормильцем захлопнется дверь, все бегом. Полусонная Катя. Заштопанные колготки. Теплые штанишки. Ватный комбинезон. Каша. Бутерброд. Хорошо, что девочка не капризная.
– Илья, вставай. Тебе пора. Опоздаешь на работу, – прошептала Наташа.
– Отстань. Еще пять минут, – проскрипел мужнин голос и смолк.
Пять минут. Где их взять? Когда все рассчитано по секундам. Ей нельзя опаздывать на работу. Наташа осталась стоять в нерешительности. Будить – не будить. Через минуту тихо повторила:
– Илья, вставай, пожалуйста.
– Ну, надо же, а…
Прорычал сонно. Разлепил глаза.
– Не успел проснуться… уже настроение испортила.
Сел на кровати. Почесал плечо.
– И как это у тебя получается?..
Недовольный взгляд. Большое тело. Кожаные тапки сорок седьмого размера.
Двинув плечом отступившую к стене жену, быстро прошлепал в ванную. Слава Богу, спешит.
«По утрам он сердитый, а потом – ничего», – размышляя, Наташа скатывала одеяло, плед, простынь. Утирая проступившие слезы, укладывала постельное белье в комод. Подняла спинку дивана, прислушалась, чем занимается Илья. Закончил бриться? Пора бежать на кухню. Все по минутам. Не опоздать бы.
Илья сел за стол (уткнулись коленки в столешницу), взял в руку огромную ложку. Наташа купила ее на рынке. Бородатый дед, торговец «редкостными» вещицами, шепнул на ухо: «Петр ел». Хитрец. Наташа видела, как другой даме он потом предложил такую же ложку. Ладно. Илье удобно.
Кофе в турке.
– Быстрей, быстрей, – проворчал Илья.
Под огромную пятерню подъехала кроха-чашечка (бабушкин кофейный сервиз). Илья благодушно крякнул и отхлебнул. Первый глоток – он возбуждающий.
Не удержал. Не пролез толстый палец в крохотную ручку. Пролил.
– Черт! Сколько раз я тебе говорил: подавай кофе в другой посуде, в большой чашке!
Наташа сжалась. День начался. Ушел бы скорее. Без скандала. Без крика. Господи, помоги.
– Ты оставила меня без завтрака! Ты что, специально?
– Я сварю еще. Я быстро…
Наташа стала спешно собирать полотенцем кофейную размазню со стола и с пола. (Ее заведующая, большая, угрюмая женщина, никому не дает спуску. Считает, что подчиненные хорошо устроились. За любую провинность может уволить, за опоздание – убить. Наташа опаздывала.)
– Нет уж, спасибо…
– Бутерброды в портфеле.
– Дались тебе эти бутерброды!
Норковая шапка на лоб. Дубленка на плечи. Ушел. Пора Катю поднимать. Каша готова, да времени на нее не осталось. Ладно, в девять часов завтрак в саду. И каша. Теплая. Вкусная. Ничего.
В легкой куртке, переминая валенками липкие горы снега (как обычно, не убран), Наташа бежала в сторону троллейбусной остановки. Холодный воздух врывался в легкие. Главное – успеть. Важно не быть последней. Иначе не получится втиснуться в муниципальный транспорт.
Она и еще несколько неудачников остались топтаться на обледеневшей остановке; троллейбус, ржавый и теплый, уехал. Следующего все не было. Всё, теперь грымза ее точно съест. Нет, не уволит. Наташа чувствовала: сегодня произойдет другое, страшное. Тревога росла.
Шесть остановок. Наконец-то. Ей помогла напористая женщина, подпиравшая сзади толстой шубой. Наташа даже вздремнула, прижатая ее широким меховым плечом. Спасибо.
Раздевалка. Вещи в шкафчик. В магазине тепло, как летом. Прагматичный хозяин, собаку съевший на борьбе за покупателя, хитро говорил: «Зайдут погреться, а уйдут с товаром». (Перестроился. Изменил мышление. Купил кондиционер.)
Прошмыгнула за прилавок. Успела до звонка. Но страшное случилось.
Свою заведующую, Людмилу Александровну, Наташа боялась чуть меньше, чем Илью. Это самое «чуть» было настолько мало, что затряслись-таки за прилавком колени.
Крупная Людмила Александровна ей, маленькой продавщице Наташе, могла сказать все, что хотела, не стесняясь в выражениях. Приблизилась, зарычала:
– Опоздала. Сегодня уйдешь без навара. Сама карманы выверну!
Охнула душа. Без навара никак нельзя! До зарплаты еще пять дней. Целых пять дней! Чем кормить семью? В холодильнике только картошка. В буфете – рис. Илья рассвирепеет: «Не умеешь распоряжаться бюджетом!» А бюджет-то не резиновый. Квартира, свет, телефон…
– Пожалуйста, Людмила Александровна, мама родная, не делайте этого! Пожалейте!..
– Цыц!
Вошли первые покупатели. Пара. Под руку. Людмила Александровна улыбнулась им очень нежно.
Целый день обвешивала, обсчитывала. Старалась. Ноги затекли, с трудом в валенки пропихнулись. (Хорошо, что не сапоги.)
Людмила Александровна к вечеру раздобрела. Водочки пригубила, выручку подсчитала, «излишки» поделила, но не поровну. А принесли все: и тетка Клава (хлебный отдел), и Люська (весовая сметана), и Наташа, куда деваться. Вытряхнули на стол до последних копеек.
– Ладно, возьми десятку, – заведующая швырнула через стол бумажку. – Но чтоб больше без опозданий! Не спущу. И лишу.
– Спасибо! Большое спасибо!
– Всё, иди.
«Десяточка». Бумажка. Колбаску на ужин, сосиски на завтрак. Катенька обрадуется. Спасибо, дорогая грымза.
Легли. Илья отгородился от Наташи одеялом: «Холодная, как лягушка. Не прикасайся…»
Холодная?.. Господи, прости моему мужу его характер. Мне же прости, что я обвешиваю и ворую. Извини, не могу по-другому. Не выжить иначе. Но ты, наверное, не простишь.
Несмотря на усталость, не уснуть. От долгого стояния за прилавком гудят ноги. Раз барашек, два барашек, сорок восемь барашков… Расслабились мышцы. Согрелось тело.
Тихое озеро. Пестрый сарафан. У нее, Наташи, никогда не было такой красивой вещи. Разве это ее сарафан?
– Я нарисовал тебя в сарафане, – тихо произнес мужчина.
Желтое поле. Узкая дорога вдоль межи.
– Я хочу показать тебе свой дом.
– Дом?
Она и не задумывалась, что у этого милого человека есть дом. Встречаясь с ним всегда у кромки воды, она считала, что в его маленьком мире есть лишь круглое озеро, легкая рябь воды и низкое небо, которого при желании можно коснуться рукой.
Сегодня что-то изменилось. Небо стало выше. Появились облака.
– Пойдет дождь.
– Странно. Здесь бывает дождь?
– Не уходи сегодня. – Мужчина крепко держал Наташу за руку.
А она вспоминала. Утро. Суматошное. Обычное. В магазин вошли двое. Мальчик и девочка. Наверное, сбежали с уроков. Купили сладостей.
– Мне нравится это небо. И озеро. И трава. Все так хорошо! Только здесь нет моей дочери. Я не смогу остаться…
– Понимаю.
Вершина холма. Зеленая трава. Шаг за шагом. Они шли долго.
– Мой дом простой. Деревянный. Он стоит в стороне. Другие дома дальше, ближе к лесу. Ты увидишь.
– Я слышу шум. Что это за шум?..
Он трещал. Верещал. Визжал. Ненавистный будильник! Старый, ржавый. Не купить другой.
Новое утро. Где-то далеко, за прозрачным озером, остался человек, который ее любит. Пусть. Пусть так.
Илья ушел, не ворча. Катюша успела скушать кашу. Наташа втиснулась в первый подъехавший троллейбус. И не опоздала на работу. Не так все плохо.
– Сегодня после закрытия – переучет. Территорию никому не покидать!
Людмила Александровна посреди торгового зала. Большая, могучая. Всесильная. Наташа подбежала к ней, взмолилась:
– Людочка Александровна, у меня Катенька в саду. Пожалуйста, отпустите меня, а Люська за меня все посчитает, она управится. В следующий раз, на той недельке, я за нее. Так ведь можно?
– У тебя что, мужика нет? – нахмурилась заведующая.
Все у этой Наташи не так, как у людей. И ростом не вышла. И думает, что по-прежнему штаны просиживает в проектном отделе.
– Это торговля, милочка! С переучетами! Недостачами! Излишками! Они у нас. Мы у них. Звони мужу! Поняла? Он-то у тебя не инвалид?
– Не инвалид…
Ровная белая спина. Форменный халат. Тяжелые шаги. В сторону большого кабинета.
Кого Наташа боится сильнее? Илью или Людмилу Александровну? Илью!..
Догнала. Услышала пронзительное: «Уволю!»
Диск телефона. Дрожал аппарат (тряслись руки). Конечно, он заберет из детского садика Катю. Естественно, он устроит вечером скандал. Главное, чтобы не бил.
Он шел и шел. Переучет. Товар то в минус, то в плюс. («Только бы не бил…») Двенадцать часов ночи. Не свести баланс. («Если бы он уже спал, просто спал…»)
– Кто просчитывал этот листок? – фирменный бланк в руке Людмилы Александровны прыгал, трясся перед глазами.
– Я, – Наташа узнала свой почерк. – Я что-то пропустила?..
– Как ты мне надоела! Ты что, таблицу умножения забыла?!
Закрыли магазин. Излишки поделили по потребностям и без обид. Наташе досталось подсолнечное масло. Спасибо, Людочка Александровна.
Тяжелая сетка оттягивала руки. Совсем закоченевшие красные руки. Варежки в спешке забыла в раздевалке. Мелкий снег на куртке. На шапочке. Уснуть. Обмякнуть. Не придет этот чертов троллейбус – в два-то часа ночи.
– Снегурочка, садись – подвезу!
Веселое лицо. Молодое, красивое. А если действительно подвезет?
– Мне шесть остановок. Далеко!
– Садись, замерзнешь!
Кожаные сидения. Сладкая музыка. Смешной паренек. Довез. Она вышла.
Темный подъезд. Пятый этаж. Лифт не работает. На лестничной площадке Илья. Не спит. Ждет. Ослабели руки. Гулко ухнули о бетонные плиты бутылки с подсолнечным маслом.
– Где ты была?!
– Я же говорила… Переучет…
– Видел я твой переучет. В окно видел.
– Илья, ты не понял! Ты не так все понял…
Наташа не успела договорить. Илья