Заявка на счастье.

Заявка на счастье
…Я устала. Устала бороться. Просыпаться и засыпать. Встречать и провожать. Дышать и умирать. А, умирая, начинать все сначала.
Хочется широко развести руки в стороны, высоко поднять голову, втянуть воздух в легкие, заполнив свежестью пустоты умирающей души, и пролететь над этой жизнью быстрой птицей…
Их у меня было несколько. Любимых покупателей. Они приходили ранним утром, заставая врасплох зевающее солнце, выглядывающее из-за низких питерских облаков. Туманно и сыро. Промозгло и ветрено. Первые дни короткого северного лета.
Притуляясь друг за другом, мои покупатели, нервничая, поджидали своей очереди, а, расплатившись за битые помидоры, уползали опохмеляться. Счастливые. Я, другая, в наступившем дне оставалась торговать некондицией. Другой меня сделало время.
Расписные ворота украшали то заповедное место. Звонкие глашатаи, стоявшие у ворот, зазывали вкусить радость приятных отношений с вихрастым, но не молодым. Они обещали бесконечное счастье. Еще были фокусники, облепившие неискушенный мозг. Невидимые, но абсолютно реальные, выглядывая из-за серых пустот недоразвитых ощущений восемнадцатилетней особы, они призывали к трезвому размышлению. Указывая на квартиру, дачу, шубу. Соблазн, являющийся ответственным квартиросъемщиком необъятных метров опьяненного мозга, по-свойски обняв меня за плечи, увлек за собой. Так я вышла замуж.
Оказавшись внутри пекла, обнаружила там неприглядную правду: никогда не бывает так плохо, чтобы не случилось потом еще хуже.
Тот короткий период жизни тянулся долго. Год… Время – относительная величина. А потом…
Он не ушел к другой женщине. Не погиб героем ужасной и не своей войны. Он сгорел дотла в доменной печи героина, оставив на пепелище нашего брака нищету. И ребенка.
Бедность голыми стенами и сырым потолком загоняла в депрессию. Живя на последнем этаже хрущевской пятиэтажки, я узнала, что такое ЖЭК и рубероид. Бесправие и власть. Постоянные протечки разнообразили жизнь обывателя ржавыми тазиками, старыми тряпками и живописными потеками вокруг окон. Абстракционизм человеческого жилища с запахом разлагающегося дерева.
Являясь официальной безработной, тянула лямку нищеты от пособия до пособия. Устала. Собралась с добрыми мыслями из прошлого. Отогрелась первыми лучами весеннего солнца и вышла в люди.
Напрасно. Конкуренты – здоровые и сытые – подмяли, обошли и вырвались вперед, к подающей руке работодателя. Разочарование.
Яркий день-вспышка наступил в моей жизни неожиданно, разразившись проливным дождем. Забыла дома зонт. Промокла до нитки. Застучала зубами. Поскользнулась. Проехала последними целыми колготками по мокрому асфальту и оказалась у обитых жестью дверей продовольственного магазина.
Судьба. Счастье. Они окружили меня приятной близостью мясных полуфабрикатов и свежих фруктов. Засосало под ложечкой. Вспенилась слюна под языком. Прилипли завитки волос к мокрому лбу.
Постучалась в светлое будущее. Мне открыли. Я осталась.
Новая жизнь. Простая, но сытная.
Отработав свое, прихватив чужое, забрав Мишу из детского сада, я садилась на тридцать шестой трамвай и спокойно катилась домой. У стоптанных, кривых босоножек лежала хозяйственная сумка, наполненная суповыми наборами. Годятся на первое, второе и третье. Правда! Ни с чем не сравнимое удовольствие погрызть мозговую кость перед сном. На десерт.
Через какое-то время, за «чужое», ударив по рукам, меня не прогнали совсем, но выставили за дверь, в воспитательных целях отлучив от так полюбившихся мясных полуфабрикатов.
Толкая в массы гнилье через брезентовую ветхость продовольственного ларька, я подсмотрела иную жизнь. В ней копошились другие человечки. Безликие. Несшие на себе помятость нового дня и несвежесть вчерашнего, скомканного, но прожитого. Они так походили на мои фрукты, не ко времени испустившие соки. Как приятно осознавать, что кто-то живет еще хуже, чем ты. Простите.
Это случилось днем, когда гвардия нищеты, атаковав чердаки ближних домов, крепко спала. Ведя богемный образ жизни, они предпочитали ночную жизнь. И вдруг один из них протрезвел, осмелел и произнес: «Ты женщина симпатичная, но некрасивая. Такая особа не по мне».
Я купила кондиционер для волос, нашла ножницы. Прошлась по комиссионкам, удивившись дороговизне хорошо отстиранного белья. Порывшись на раскладушках, выудила из потрепанного хлама наряды для себя, любимой. Расплатившись, удовлетворилась.
Меня обидели, задели, и я ушла в оборону. А там чужих не любят. Знать бы…
У меня украли десять килограмм полусгнивших помидор. Десять! Как? Не понимаю.
Сидя на пустых ящиках, я выла так, что он услышал меня. Лето. Жара. Автомобиль без крыши. Кабриолет. Красота, с трудом перекатывающаяся по ухабам и рытвинам Светлановского проспекта. Двадцать первый век.
Остановив машину, он вышел, размялся, подошел. Спросил грубо:
– В чем дело?
Красивый человек. Хозяин жизни.
Посетив ад, я научилась понимать красоту, какое бы обличие она ни принимала. Ценить ее. Человек, подкатившийся к ларьку на коротких кривых ногах, мне понравился. Очень.
Улыбнувшись, я села в машину. Позвонила сестре, попросила забрать Мишу из детского сада. Я не умела пользоваться сотовым телефоном – он объяснил как.
За пять минут до этого мне было страшно. И в один миг стало радостно и тепло. Слишком тепло. Городской ультрафиолет нещадно палил неприкрытую голову. Потерплю. Он снял льняную кепку с лысой головы. Спасибо.
Оказавшись в его доме, я удивилась простору, свету, нарядности. Нарядный дом может сделать человека очень счастливым. Но он сказал, что если в доме нет доброй женщины, то грош цена такому дому.
Мне было хорошо с ним. Так хорошо никогда раньше не было. Он открыл окно, и ветка молодой яблоньки свесилась в комнату. Нечаянная радость. Он жил за городом.
На мгновение, забыв прошлое, я ощутила прелесть настоящего, ежесекундного. Спросила:
– Ты мне заплатишь?
– Сколько? – удивился. Открыл несгораемый сейф.
– Двести рублей.
Двести рублей – это много или мало? Я посчитала: денег достаточно, чтобы расплатиться за украденные помидоры. И еще останется копеечка на «синявинскую» курицу. По пятницам распродажа для сотрудников. В недалекий выходной день, проснувшись до зари, я прошлепаю босыми, сонными ногами на кухню, извлеку курочку из холодильника, помою, повыдергиваю пинцетом редкую поросль и приготовлю завтрак для своего малыша. Миша давно не ел мяса. Детский сад – муниципальный.
Миша не ел мяса. Мама моет раму. Букварь. Первые слова. Важные предложения, складывающиеся в схемы, определяющие программу завтрашнего дня.
Идя по пустой улице, я не плакала, я выла. Молча. Я научилась выть молча, никого не тревожа.
Он предложил вызвать такси, я отказалась. Просмотрела расписание автобусов, мелом начирканное на крашеной доске. Транспорт должен был появиться только через два часа. Подожду.
Пройдя сосновый бор, вышла к заливу. Белая ночь обняла, согрела. Теплый ветер, дующий с залива, унял дрожь тела и мыслей. Все хорошо. Если учесть, что сегодняшний день грозил закончиться значительно хуже. Меня уволили бы. Наутро. А я так привыкла к мятым помидорам и гнилым персикам…
Тонким еловым прутиком я нарисовала на влажном песке дом. Качели. Беседку. Яблони. Солнце. Детей. Его. Я нарисовала на песке счастье. Поднялась пенистая волна и смыла рисунок. Погода в этих краях переменчивая.
Я могла бы выйти за него замуж. Когда-то. Когда-нибудь. В недалеком будущем я жила бы припеваючи, если бы в прошлом не пожалела его, такого хорошего. Из ларца Пандоры вылетело последнее горе. Я потеряла надежду.
Внеся деньги за помидоры, я осталась стоять у лотка. Работающая. В наступившем будничном, не прожитом, но знакомом тусклом дне, я не зевала – присматривала за товаром.
Милые, хорошие, деревянные ящички, я люблю вас! Жить без вас не могу! Вы нужны мне, а больше никто не нужен.
Но он подошел и казал:
– Прости.