Разящий меч Святослава 6. Наследие войны

над его головой нависает русский меч и никогда не посмел бы охотиться за Святославом без гарантий неприкосновенности для себя лично и для своего народа. И ведь действительно, правители Руси не стали мстить печенегам, хотя имели для этого все возможности. Прятаться Куре было некуда, но о нём словно забыли. Зачем терять такого удобного исполнителя? Может и пригодится.
    Вызывает сомнение один фрагмент летописного рассказа. Насколько достоверно известие о том, как после убийства Святослава хан Куря “взяша главу его, и во лбЪ его сдЪлаша чашю, оковаше лобъ его, и пьяху из него”? Похоже, что известие на самом деле совершенно недостоверно. Обычай этот принадлежал не тюркам, а скифам и родственным им народам (сарматам, киммерийцам). Именно так он описан у Геродота в рассказе о скифах:

    “С головами же врагов (но не всех, а только самых лютых) они поступают так. Сначала отпиливают черепа до бровей и вычищают. Бедняк обтягивает череп только снаружи сыромятной воловьей кожей и в таком виде пользуется им. Богатые же люди сперва обтягивают череп снаружи сыромятной кожей, а затем еще покрывают внутри позолотой и употребляют вместо чаши”
                  (Геродот “История”, кн. IV. 65, с. 278, М., 2006)

    Совершенно идентичный обычай римляне наблюдали у кельтского племени бойев:

    “… с отрубленной головы очистили все мясо и по обычаю своему обделали череп в золото: из него, как из священного сосуда, совершали по праздникам возлияния и пили, как из чаши, жрецы и предстоятели храма”
                   (Тит Ливий “История Рима от основания города”, т. II, кн. XXIII.24 (12), с. 127-128, М., 1991)

    Возможно, что скифский обычай запомнился предкам славян, а воспоминание закрепилось в славянском фольклоре. В былине “Илья Муромец и Идолище” говорится:

          “А головищо что ведь люто лохалищо,
          А глазища что пивныи чашища”
                    (“Илья Муромец”, ЛП, с. 154, М.-Л., 1958)

    Чаши из черепов мастерили персонажи скандинавской “Старшей Эдды”, но уже не для пиров, а исключительно ради мести обидчикам. То есть, обычай хоть и зафиксирован, но только как отживающий:

          “из черепов
          чаши он сделал,
          вковал в серебро”
                    (“Песнь о Вёлюнде”.24 // (“Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах”, БВЛ, с. 245, М., 1975)

          “Сынов ты лишился
          своих любимых, —
          из их черепов
          я сделала чаши,
          для крепости пиво
          смешала с их кровью”
                    (“Гренландские Речи Атли”.82 // Там же, с. 324)

    Вероятнее всего, в скандинавском эпосе отразился аланский национальный обычай. Во времена великого переселения, аланы большими массами распространялись по всей Европе. Культурное влияние алан на Западную Европу было огромным, рыцарская литература построена по преимуществу на аланских преданиях. И шокирующий европейцев обычай в то время бытовал повсеместно, и лишь по мере ассимиляции алан стал постепенно затухать.
    А вот болгар этот обычай совсем не шокировал и существовал у них длительное время. Когда-то болгары обитали на Тамани и там же частично продолжали обитать даже после появления болгарских государств на Дунае и на Волге. Древнейшие жители тех мест (синдо-меоты, тавры, население Восточного Приазовья, низовьев Днепра и Южного Буга) были индоязычны (О.Н. Трубачёв “К истокам Руси. Народ и язык”, с. 25, М., 2013) и только потом оказались поверхностно тюркизированы. Этим и объясняется их быстрое слияние со славянами. И болгарский обычай изготавливать чаши из черепов почти не изменился со времён скифов. Наиболее известен случай, когда болгарский князь Крум (802-814) использовал для изготовления чаши череп византийского императора Никифора I Геника (802-811), убитого в битве при Вырбишском проходе:

    “Пошёл этот царь Никифор на Болгарскую землю при князе Круме, одержал вначале над ним победу и разграбил имущество, которое тот возил с собой. Потом же собрался Крум с оставшимися в живых после битвы, напал ночью на царя и не только разбил греков, но и отсёк голову самому царю, а череп оковал серебром, наливал в него вино и давал болгарам пить”
                  (“Летопись Константина Манассии. С дополнениями по истории Болгар” (XIV в.) // “Родник златоструйный. Памятники болгарской литературы IX–XVIII веков”, с. 194, М., 1990)

    “Болгары убили там царя Никифора, и Крум приказал насадить его голову на вилы и выставить напоказ, чтобы все помнили о победе над греками. Потом он приказал оковать череп Никифора золотом и сделать из него чашу. Когда Крум устраивал большой пир, он пил из нее вино с болгарскими вельможами”
                  (Паисий Хилендарский (XVIII в.) “История славяно-болгарская” // Там же, с. 233-234)

    “л.м. 6303, р. х. 803.
    <…> Это случилось 25 числа июля месяца индиктиона 4-го. Главу Никифора, отрубивши, Круммос, на несколько дней выставил ее вонзенную на кол, напоказ приходящим к нему народам и на поругание. Потом, снявши ее, и очистивши череп, обделал его в серебро, и величаясь заставлял пить из ней славянских начальников”
                    (“Летопись византийца Феофана” // “ Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских”, кн. I, с. 360, М., 1884)

    Видно, что чашу для Крума изготовили по скифскому методу. Но то же самое говорится в летописном сообщении относительно Святослава. Обычай именно болгарский, печенеги чаш из черепов не использовали. К тому же, и византийцы о летописной версии не слышали, они сообщали только про гибель Святослава без подробностей. Объяснить это можно наложением на рассказ о Святославе более древнего воспоминания о Круме и Никифоре I. Есть у фольклора такое свойство, когда сходные сюжеты сливаются в один. А истории, случившиеся с Никифором I и Святославом, действительно обнаруживают некоторое сходство, вот в исторических представлениях болгар эпизод из раннего предания и перескочил на более позднее.
    Ещё раз этот сюжет воспроизведён в истории гибели латинского императора Балдуина I (Бодуэн Фландрский):

    “… император Балдуин попал в плен и был приведен связанным к царю болгар Иоанну. А отрезанная голова его, как говорят, по варварскому обычаю превратилась в чашу, после того как ее полностью вычистили изнутри и украсили со всех сторон снаружи”
                    (Георгий Акрополит “История”, ВБ, с. 57, С.-Петербург, 2013)

    Болгарского царя Иоанна Калояна, пленившего Балдуина, Константин Акрополит, сын Георгия, даже путал с Крумом. Безусловно, исходным вариантом был рассказ о черепе императора Никифора, использованный в сюжетах о Святославе и Балдуине как “бродячая литературная легенда” (А.Ф. Литвина, Ф.Б. Успенский “Три кубка” // “Восточная Европа в древности и средневековье XXII. Устная традиция в письменном тексте”, с. 168-169, М., 2010)
    От болгар историю с черепом услышали русские путешественники, поверили в неё и потом сами принялись сочинять, что чашу якобы украшала некая надпись: “чюжихъ желая, своя погуби” (Ермолинская летопись, ПСРЛ, т. XXIII, с. 9-10, С.-Петербург, 1910); “чюжимъ паче силы жалая, и своя си погуби за премногую его несытость” (Львовская летопись, ПСРЛ, т. XX, ч. I, с. 68, С.-Петербург, 1910). Полная чушь. Печенеги были неграмотны все поголовно, даже правители, и надписи разбирать не могли. Да и откровенно назидательное изречение предназначено явно не для печенегов, потому что они-то, как раз, и жили грабежом, именно “чюжихъ желая”. Можно сделать вывод, что история с чашей из черепа Святослава полностью выдумана, а вернее – списана с болгарского предания о князе Круме.

                                                                                       IV

    После смерти Святослава преемников у него не нашлось. Ближайшие сподвижники погибли в боях либо не имели достаточного положения в общественной иерархии, сыновья были ещё малы, а дорвавшийся до власти Свенельд сделал всё зависящее от него, чтобы загубить труды и заботы ненавистного князя. Киевская элита использовала все государственные рычаги, лишь бы не допустить перемещения центра Руси к Дунаю. Никто из последующих князей не предпринимал даже попыток обосноваться в Переяславце, название городка с тех пор не упоминалось в летописях. Сын Святослава князь Владимир много воевал, но не преступал границы дозволенного и всегда возвращался в Киев. Есть, правда, одно известие в Никоновской летописи, где летописец вроде бы снова вспомнил о Переяславце:

    “В лЪто 6508 (1000). Прiиде Володарь съ Половцы къ Кiеву, забывъ бдагодЪанiа господина своего князя Владимера, дЪмономъ наученъ. Володимеру же тогда въ ПереславцЪ на Дунаи, и бысть смятенiе велiе в КiевЪ, и изыде нощiю во стрЪтенiе имъ Александръ Поповичъ, и уби Володаря, и брата его и иныхъ множество Половецъ изби, а иныхъ въ поле прогна”
                  (Никоновская летопись, ПСРЛ, т. IX, с. 68, М., 2000)

    Известие явно позднего происхождения – в нём печенеги спутаны с половцами. Не исключено, что это просто переделка более раннего известия о нападении печенегов на Киев при Святославе, потому что сходство между ними очень велико. В таком случае, упоминание Переяславца можно считать случайным. Но даже, если известие окажется верным, случившееся можно оценивать как эпизод, не имевший продолжения. Победы Святослава распространили власть русских князей до низовьев Дуная, но распорядиться этой властью, не позволяло жёсткое давление киевской элиты. Она готова была лишить страну будущего ради привольного житья кучки паразитов в настоящем. А когда наступила эпоха феодальной раздробленности и нескончаемых усобиц, когда постоянно приходилось отбивать набеги кочевников и усмирять осмелевших соседей, то о великих замыслах на Руси забыли надолго.
    Заполонившее страну христианство заставляло людей забыть прадедовскую славу, освобождая место для церковных догматов. И героев новая вера навязывала русскому народу совсем других – чужаков из далёкой Палестины. Они не обладали ни честностью, ни благородством, но зато были угодны христианскому богу, такому же далёкому и чуждому для Руси. Угодны хотя бы тем, что с готовностью признавали себя его рабами, ничтожными и худоумными. Не востребованы оказались честность и благородство, у христианства другие ценности: смирение, раболепие, душевная нищета. Чему нас могут научить пронырливые библейские персонажи? Их опыт – не наш опыт. Он не подскажет, как нам решать свои проблемы. Разве может священная книга христиан ответить на вопросы, неведомые её составителям?
    Церковникам неприятно признавать, что наши пращуры успешно справлялись с подобными проблемами по-своему, по-язычески. Не заморачиваясь библейскими заповедями, они добивались своего, сообразуясь со здравым смыслом. Это сейчас церковники внушают русским людям шизоидный бред о якобы присущей нашему народу некой жертвенности. При том, что ради нас никто и не подумает жертвовать хоть чем-то. От призывов к жертвенности ощутимо тянет провокацией. У нас хватает своих забот, так незачем взваливать на себя ещё и заботы чужие. А причина этих вывертов в том, что РПЦ обосновалась на Руси как ответвление византийской церкви. Потому-то русским церковникам запрещалось быть патриотами, они исполняли приказы руководства из