Разящий меч Святослава 6. Наследие войны

державы Русской, на берегах Дуная, неисчислимы. Они бы не принадлежали, как теперь, четырнадцати разным властям, из которых восемь смотрят на них как на неприятелей и более или менее стараются уничтожить их народность, обычаи, Русскую веру и даже самый язык.
    5) Немецкая империя, составившаяся впоследствии наполовину из Словенского народонаселения, никогда бы, вероятно, не существовала, и императоры не могли бы низложить и уничтожить огромного количества Словен.
    6) Руссы, укоренившись в задунайских странах, не допустили бы, конечно, перехода турок из Азии в Европу и опять сколько миллионов людей, в особенности Словен, не погибло бы от фанатического меча Осмаилисов?
    7) Если предположения наши справедливы, то огромная Словенская империя занимала бы большую часть Европы, – от устьев Ельбы, границ Баварии, Тироля, Италии, Адриатики, Мореи, Егейского моря, Воспора, – до Камчатки, Америки, Монгольских и Киргизских степей. Никогда и Римский колосс не занимал такого пространства, но главное, эта громадность состояла бы из одних елементов, одного говора, и вероятно одной веры.
    8) И Малая Азия могла прибегнуть под защиту Великой Словенской монархии, для ограждения себя от Арабов и других народов. Мы знаем, что в VII-м веке, при Юстиниане II-м Солунские Словене были насильственно переселены в Малую Азию в таком огромном количестве, что Греки составили из них 30 тысячную армию и послали против Сарацын и что в VIII-м веке, при Константине Копрониме, 208,000 Словен выселено в Вифинию. Следовательно Малая Азия могла также слиться с Руссами, ибо и там находились елементы возсоединения в одно целое всех Словен”
                  (А.Д. Чертков “Описание войны великого князя Святослава Игоревича против болгар и греков в 967-974 годах”, с. 245–250, М., 1843)

    Верные ученики Льва Диакона посмеивались над А.Д. Чертковым, считая его безобидным чудаком. Порой он действительно увлекался, и всё же победы Святослава давали славянскому миру уникальный шанс. Другое дело, таковы ли были настоящие намерения великого князя, и сумел бы он подготовить для себя преемника? Ведь княгиня Ольга наверняка стремилась пробудить у своих внуков склонность к христианству. Святослав, конечно, намеревался возвеличить Русь, но о том, чтобы облагодетельствовать весь славянский мир, речь не шла. Не следует на человека X века примерять современную систему координат. Хотя резкое возрастание могущества Руси решительно отодвинуло бы Германию с её пьедестала. И для славянства это было бы очень выгодно. Быть может, язычество в Европе смогло бы уцелеть и даже перейти в наступление на христианство. И тем не менее, едва ли правители других славянских стран согласились бы поступиться властью ради создания колоссальной славянской империи, да и Святославу такая головная боль была ни к чему. Не стоит забывать о противоречиях между славянскими народами, противоречиях, ставящих под вопрос любую возможность объединения славян в едином государстве. Государства всегда создавались насильно и ценой большой крови. А противодействие католического мира неизбежно стало бы нарастать.
    И всё же главная опасность для Святослава исходила не от внешних противников, а от жадной и беспринципной киевской элиты. Знатные и родовитые не простили великому князю отстранения их от верховной власти и от неограниченного потребления ресурсов страны. Перенеся столицу Руси в Переяславец, Святослав нажил себе смертельных врагов. Чтобы вернуться к государственной кормушке, киевская элита не брезговала любыми преступлениями, лишь бы избавиться от ненавистного князя. Элиту вполне устраивал безвольный Ярополк, позволявший собой всячески помыкать и давший большую волю христианам. Его характеристика дана в Иоакимовской летописи:

    “Ярополк же бе муж кроткий и милостивый ко всем, любляше христианы, и асче сам не крестися народа ради, но никому же претяше…”
                  (В.Н. Татищев “История Российская”, т. I, с. 111, М., 1994)

    Безнаказанность развращает. Пока Святослав воевал на Балканах, ему некогда было заняться киевскими делами и грехов за это время у элиты накопилось множество. Держать ответ страшно, за измену Святослав не помилует. Христианскую партию устраивало продолжение русско-византийской войны, отвлекавшей князя от ситуации в Киеве. В летописи Святославу приписываются две взаимоисключающие фразы:

    1) “поиду в Русь, приведу боле дружины”
    2) “… створимъ миръ со царемъ, се бо ны ся по дань яли, и то буди доволно намъ”
                  (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 70, Рязань, 2001)

    Ясно же, что один человек произнести всё это не мог. Приведённые фразы отражают мнения, высказанные на военном совете в Переяславце. Раз Святослав всё-таки заключил мир, значит, его мнению соответствует вторая фраза. А первая принадлежала сторонникам христианской партии, желавшей подольше задержать великого князя на Балканах. Заключение мира, позволявшее Святославу переключить, наконец, внимание на государственные заботы, означало конец самовластию киевской знати. Как только языческая партия вновь обретёт своего вождя, многие головы полетят. Перепуганная элита видела для себя только один выход – убить Святослава. Первый заговор оказался неудачным, насколько можно судить по сообщению Иоакимовской летописи:

    “Тогда диавол возмяте сердца вельмож нечестивых, начаша клеветати на христианы, сусчия в воинстве, якобы сие падение вой приключилось от прогневания лжебогов их христианами. Он же толико разсвирепе, яко и единаго брата своего Глеба не посчаде, но разными муки томя убиваше. Они же с радостию на мучение идяху, а веры Христовы отрестича и идолам поклонитися не хотяху, с веселием венец мучения принимаху”
                  (В.Н. Татищев “История Российская”, т. I, с. 111, М., 1994)

    Текст этой летописи резко враждебен Святославу и обвиняет князя в ненависти к христианству. Однако, все прочие летописные источники рисуют Святослава достаточно веротерпимым и, хотя он не одобрял христианской веры, до гонений на её приверженцев никогда не опускался. В Болгарии “Святослав щадил христианские храмы, однако их позднее разграбили единоверные болгарам византийцы” (А.Н. Сахаров “Дипломатия Святослава”, с. 81, М., 1982). А к религиозным убеждениям своей матери великий князь относился с должным пониманием и сыновним почтением. Слова “…вЪра хрестьянска уродьство есть” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 61-62, Рязань, 2001) не принадлежали Святославу, летописец взял их из “Первого послания к Коринфянам” святого апостола Павла (гл. 1, стих 18):

    “Ибо слово о крестЪ для погибающихъ юродство есть, а для нас спасаемыхъ сила Божiя”
                  (“Книги новаго завЪта” // “Библiя”, с. 1433, С.-Петербургъ, 1900)

    Святослав вовсе не был добрым правителем, он без жалости карал изменников, но в бессмысленной тирании не замечен. Правитель не может позволить себе быть добрым, слишком дорого это обойдётся его подданным. Ответственность за судьбу страны и народа требует от правителя твёрдости и неуступчивости. Любую уступку противники примут за слабость и тогда потребуются большие усилия и даже жертвы, чтобы отвоевать потерянные позиции. Жестокость свойственна слабым и трусливым, Святослав же был храбрым и сильным. Наилучший правитель страны должен быть суровым, но справедливым.
    Глеба, младшего брата Святослава, другие летописи не знают. Но и в других летописях встречаются свои уникальные сведения, так что нет оснований отвергать показания Иоакимовской летописи. Если Глеб Игоревич не был допущен к власти, не влиял на исторические события, не утверждал государственных документов, то, соответственно, и не попадал в поле зрения летописцев. А как Святослав допустит к управлению страной политического противника, которого княгиня Ольга воспитала в преклонении перед иноземной верой? Он же разрушит все начинания старшего брата. Среди участников войны на Балканах Глеб отсутствовал, Святослав не доверил ему даже мелкого отряда. Просто великий князь возил младшего брата в обозе своего войска, чтобы держать под присмотром, потому что оставлять в Киеве ставленника христианской партии было слишком рискованно. Несмотря на принятые меры предосторожности, избежать интриг всё же не удалось.
    Киевская элита надеялась, что Святослав погибнет на Балканах или хотя бы застрянет там надолго. Но великий князь сделал невозможное: находясь в почти что безнадёжной ситуации, он сумел победно завершить войну. И вот теперь великий князь придёт в Киев по их души. А за душами-то много чего накопилось. Решение, казалось, лежало на поверхности: заменить язычника Святослава на христианина Глеба. Младший брат, отлучённый от власти, не питает тёплых чувств к старшему и не будет возражать против его убийства. И знать не зажмёт в кулаке – нет у него для этого силы. Не вышло, заговор оказался раскрыт, а его участники – казнены. Рассуждения насчёт мучений взяты из легенд о христианских мучениках, дабы завести таких же мучеников и на Руси. Святослав пытками не увлекался, да и некогда было ему, с отступниками у великого князя разговор короткий – по шее мечом.

                                                                                       III

    Новыми исполнителями преступных замыслов киевской знати стали печенеги. И в русских летописях, и в сочинениях византийских авторов утверждается, что печенеги почему-то не желали пустить Святослава на Русь, но в объяснениях исторические источники расходятся. По мнению Скилицы: “Пацинаки были раздражены тем, что он заключил с ромеями договор” (Иоанн Скилица “О войне с Русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия” // Лев Диакон “История”, с. 133, М.,1988). Объяснение явно неудачное, просто ромейский историк ничего другого придумать не смог. Лев Диакон объяснений не придумывал, но кочевавшие возле Дуная степняки, не раз нападавшие на приграничные владения империи, явно вызывали у него сильное раздражение: “… многочисленное кочевое племя, которое пожирает вшей” (Лев Диакон “История”, кн. IX.12, с. 82, М., 1988). Видно, здорово печенеги допекли ромеев своими набегами. Ну, а летописный рассказ отражает точку зрения русских книжников:

    “…Створивъ же миръ Святославъ съ Греки, поиде в лодьяхъ къ порогом, и рече ему воевода отень СвЪналдъ: “поиди, княже, на коних около, стоят бо ПеченЪзи в порозЪхъ” И не послуша его, и поиде в лодьях, и послаша Переяславци къ ПеченЪгомъ, глаголющее: “се идеть вы Святославъ в Русь, вземъ имЪнье много у Грекъ и полонъ бещисленъ, съ маломъ дружины”. Слышаше же се Печенизи, заступиша пороги; и приде Святославъ къ порогом, и не бЪ льзЪ проити порогЪ; и ста зимовати въ БЪлобережьи, и не бЪ у нихъ брашна уже, и бЪ гладъ великъ, яко по полугривнЪ глава коняча, и зимова Святославъ ту”
                  (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 72, Рязань, 2001)

    Разберём летописное сообщение по порядку. О том, что Святослав после окончания войны будто бы собирался вернуться в Киев, утверждалось только в сочинениях византийских авторов, не слишком осведомлённых в вопросах, которые не касались Византии. Русские летописцы, имевшие более достоверные