задание Калокира (А.Н. Сахаров “Дипломатия Святослава”, с. 109, М., 1982). Настроения, царившие тогда в византийском обществе, отражает фрагмент из хроники арабского писателя XI в. Яхъи Антиохийского, где он сообщал о войне Никифора Фоки с болгарами:
“И пошел он на них поразил их и заключил мир с русами – а были они в войне с ним – и условился с ними воевать болгар и напасть на них. И возгорелась вражда между ними и занялись они войною друг с другом. И одержали русы верх над болгарами и напали врасплох на город их, именуемый Т-л-с-т-ра – он же столица их государства – и взяли двоих сыновей Самуила, царя болгар, которые там находились”
(В.Р. Розен “Император Василий Болгаробойца. Извлечения из летописи Яхъи Антиохийского”, с. 177-178, С.-Петербург, 1883)
Совсем коротенькое замечание “а были они в войне с ним”, но ведь на Руси и не помышляли о войне с Византией в 967 году, не было тогда никакой войны. Получить сведения арабский автор мог только от ромеев, это они восприняли приближение военных действий к своим границам как угрозу вторжения. Не зная замыслов Святослава, ромеи решили, что война катится прямиком к ним, и защититься не видели никакой возможности, разве что подставить кого-то другого вместо себя. Политика.
А Святослав вёл свою политику. “Согласившись на предложение византийцев идти войной против Болгарии, Святослав преследовал при этом лишь собственные планы” (А.П. Каждан, Г.Г. Литаврин “Очерки истории Византии и южных славян”, ВБ, с. 179, С.-Петербург, 1998). Он стремился обеспечить безопасность торговых путей по Дунаю, и чтоб Византия ему в том не препятствовала. Очень кстати пришлись ромейские страхи, играя на них можно было беспрепятственно перебросить войска к Дунаю, да вдобавок Византия сама оплатила эту войну. По подсчётам А.Д. Черткова привезённого Калокиром золота хватало на наём 3600 воинов (А.Д. Чертков “Описание войны великого князя Святослава Игоревича против болгар и греков в 967-974 годах”, с. 152, М., 1843). Вероятно, именно такой отряд Святослав и выставил против Болгарии. Нужно было удерживать в повиновении придунайские земли, требовался заслон от печенегов, а войск всего-то 10 тысяч. Ополчение не собрать без решения веча, а самовластно князь имел право распоряжаться только дружиной. Это, конечно, бойцы высочайшего класса, но их немного.
Совершенно бредовым выглядит утверждение Льва Диакона (как всегда, бездоказательное), что Святослав будто бы согласился помочь Калокиру “против ромеев в борьбе за овладение престолом и ромейской державой” (Лев Диакон “История”, кн. V.1, с. 44, 1988). Калокира обвиняли в предательстве, потому что он после выполнения своей миссии не вернулся в империю. Но поступил он так из-за того, что боялся за свою жизнь после убийства императора Никифора Фоки Иоанном Цимисхием. Поселился ромейский посол в Преславе при дворе болгарского царя Бориса. Святославу он оказался совершенно не нужен. А.Н. Сахаров отождествляет его с Калокиром, возглавлявшем в 996 году посольство из Константинополя к германскому императору Оттону III (А.Н. Сахаров “Дипломатия Святослава”, с. 132, М., 1982). Если это так, значит, Калокир после смерти Иоанна Цимисхия вернулся на дипломатическую службу, а все обвинения Льва Диакона основаны на недостоверных сплетнях и слухах. Содержание переговоров ему не было известно, недостаток сведений историк восполнил домыслами и вымыслами, каких в его сочинении множество.
В ходе переговоров Святослав переиграл дипломатическими средствами перемудривших себя византийцев. “Святослав вмешался в византийско-болгарскую борьбу, но в интересах не византийской дипломатии, а древнерусского государства” (“История СССР с древнейших времен до конца XVIII в.” Под ред. Б.А. Рыбакова, с. 60, М., 1983).
III
Теперь не осталось препятствий для похода на Дунай, и Святослав моментально воспользовался благоприятной ситуацией. Вот, что было известно о военных действиях в Болгарии русским летописцам:
“В лЪто 6475 (967). Иде Святославъ на Дунай на Болгары. И бившемся обоимъ, одолЪ Святославъ Болгаромъ, и взя городъ 80 по Дунаеви, и сЪде княжа ту в Переяславци, емля дань на ГрьцЪхъ”
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 64, Рязань, 2001)
Болгарский археолог Г.Г. Атанасов считает правдоподобным летописное сообщение о взятых Святославом 80 болгарских крепостях, потому что “для второй половины X в. в Добрудже и Северо-Восточной Болгарии (главный театр войны 968-971 гг.) фиксируется свыше 50 каменных крепостей <…> Если причислить к ним еще и 30 укреплений по Добружанскому каменному валу <…>, то выяснится, что действительно речь идет о более чем 80 крепостей. В некоторых из них <…> во время системных археологических исследований были с точностью зафиксированы пожары и разрушения конца 10 в. <…> По нашему мнению, эти перемены были связаны с русско-византийско-болгарской войной 968-971 г.” (Г.Г. Атанасов “О численности русской армии князя Святослава во время его походов в Болгарию и о битве под Дристрой (Доростолом) в 971 г.” // “Византийский Временник”, т. 72(96), 2013, с. 87).
Как конкретно происходило сражение русских дружин с болгарами, летописцы не знали – слишком далеко от Киева. А вот в сочинении Льва Диакона можно найти некоторые подробности – он, ведь, жил ближе к месту событий, ему было проще установить детали:
“Узнав, что [Сфендослав] уже подплывает к Истру и готовится к высадке на берег, мисяне собрали и выставили против него фалангу в тридцать тысяч вооруженных мужей. Но тавры стремительно выпрыгнули из челнов, выставили вперед щиты, обнажили мечи и стали направо и налево поражать мисян. Те не вытерпели первого же натиска, обратились в бегство и постыдным образом заперлись в безопасной крепости своей Дористоле. Тогда, говорят, предводителя мисян Петра, мужа боголюбивого и благочестивого, сильно огорченного неожиданным бегством его войска, постиг эпилептический припадок, и спустя недолгое время он переселился в иной мир”
(Лев Диакон “История”, кн. V.2, с. 44, 1988)
Если верить учёному ромею, то получается, что болгары имели над русами чуть ли не десятикратный перевес в силах. Но, во-первых, цифры Льва Диакона немногого стоят, он обращался с ними более чем вольно, а во-вторых, болгарский царь Пётр, скорее всего, наспех собрал ополчение – многочисленное и плохо подготовленное. А дружинники Святослава были профессионалами и быстро растерзали беспорядочную толпу болгар.
После описанных событий тон византийских историков резко изменился. Болгар они больше ни в чём не обвиняли, напротив – посыпались слёзные причитания о несчастной судьбе завоёванной страны, страдавшей под властью безбожных русов (а кто всю кашу заварил?), посыпались проклятия в адрес свирепых завоевателей. Ещё бы, никто в империи не ожидал, что победа Святослава окажется молниеносной. Только тогда в Константинополе осознали, что на переговорах молодой князь обвёл их вокруг пальца. Их, многомудрых и многоопытных государственных мужей. Злобные русофобские выпады византийских историков не имеют под собой никаких законных оснований: Святослав ни в чём не нарушил договор с ромеями. Но кому же понравится оставаться в дураках? А для ромеев такое вообще нестерпимо. Константинополь охватила паника, император Никифор срочно готовился к обороне:
“Он снаряжал пешее войско, вооружал отряды, [приучал] конницу к глубинным построениям, одел всадников полностью в железо, изготовлял метательные орудия и расставлял их на башнях городской стены. Затем он выковал тяжелую железную цепь и протянул ее на огромных столбах, расставленных в Босфоре, прикрепив одним концом к башне, которую обычно называли Кентинарий, а другим к башне Кастеллий, находящейся на противоположном берегу”
(Там же)
Мало того, теперь император сам искал союза с Болгарией, её старые грехи были забыты, лишь бы уберечься от страшного Святослава. Как же неловко гордым ромеям выступать в роли просителей, да к тому же перед бывшими вассалами:
“… он предпочел отправить посольство к единоверцам мисянам, назначив послами патрикия Никифора, прозванного Эротиком, и проедра Евхаитского Филофея. [Никифор] напомнил мисянам об их вере (ведь мисяне без всяких отклонений исповедуют христианскую религию”
(Там же, кн. V.3, с. 45)
Выход из положения учёные подхалимы, поднаторевшие в крючкотворстве, нашли моментально: они выставили просителями не высокородных византийских вельмож, а “второсортных” мисян (болгар). Это болгары якобы “простирали с мольбою руки”, умоляли василевса Никифора “как можно скорее прийти к ним на помощь, отвратить повисшую над их головами секиру тавров” (там же кн. V.3, с. 45, V.4, с. 46). Как будто болгары не знали, чем оборачивается подобная “помощь”? Доказательств, как всегда, никаких, одни пустые слова. И почему мы должны им верить? Лев Диакон с пеной у рта уверял: “И если бы [Никифор] пошел защищать мисян, он одержал бы победу над таврами” (там же, кн. V.3, с. 45). Ну да, конечно, ещё один кабинетный стратег нашёлся. Задним-то числом все герои. Не оригинально. Никифор побоялся воевать с Болгарией, переживающей далеко не лучшие свои времена, и вдруг, неожиданно осмелев, схватился бы с противником намного сильнее прежнего. А горные проходы, где так удобно громить ромеев, никуда не делись. И василевс готовил Константинополь к осаде, явно не помышляя об активных действиях. Но верноподданнические чувства захлестнули учёного ромея целиком:
“Если бы рок со смертью [Никифора] не обернул судьбу ромеев вспять, то ничто не помешало бы им при его жизни расширить границы своего владычества на востоке до Индии, а на западе до самых пределов обитаемого мира”
(Там же)
Что на это скажешь? Закусывать надо.
В 969 году император Никифор Фока был убит заговорщиками, власть узурпировал Иоанн Цимисхий. Но антирусская истерия продолжалась, и о том, какой ужас нагнетался в византийском обществе, видно из надписи, сделанной на гробнице Никифора Фоки Иоанном, митрополитом Мелитинским:
“На нас устремляется русское всеоружие, скифские народы в бешеном порыве наносят убийство, грабят всякое племя, твой город”
(Ф.И. Успенский “История Византийской империи. Период Македонской династии (867-1057)”, с. 366, М., 1997)
А между тем, Святослав вовсе и не думал угрожать империи, он и Болгарию-то покинул, как только добился установления своего контроля над дунайскими торговыми путями. В летописи это совершенно точно указано: “… сЪде княжа ту в Переяславци, емля дань на ГрьцЪхъ”. Первоочередной задачей князь считал государственные преобразования, и новая война ему была ни к чему. Завоёванная Болгария превратилась бы в обузу, выгоднее сохранить её в качестве буферного государства между Русью и Византией, чтобы без помех сосредоточиться на внутренних проблемах своей страны. Лиутпранд Кремонский в 968 году (после первого похода Святослава на Болгарию) видел на приёме у императора Никифора Фоки болгарского посла: “… на более почетное место за длинным и
