Светлое будущее: вето на будущее

нормального алиби. Ну как… я-то, конечно, быстренько второе себе организовал – но не отвязались. В итоге, я сам потом этих упырей и нашел, привел – так и так: «Держи виноватых, только отъе*ись. Ментам не сдам, подтверждать не стану. Сам с ними – решай: че надумаешь, то и делай. Только с тебя теперь - руины твои погорелые, эдак подгоном в благодарность». Мне-то, на самом деле, этот дом и нах*р не вср*лся – всё равно под снос планировал. Но этот идиот – не пробивной, опять рогом уперся: не отдам, орет… мол, че хочешь делай, а не отдам, б***ь… "невеже" (до сих пор помню это его е**нутое слово). Ну да! Как же? Я же – дебил, отморозок, а тут же - мать ее, историческая ценность! Не оценю... всю красоту и важность по достоинству. П**дец, а я стою, смотрю: одни огарки торчат, а этот старик всё равно распинается, заливает мне про какую-то там значимость. В общем, доспорили до того – что заключили этот е**чий договор: я не матерюсь на людях год и не устраиваю попойки и драки – и тогда он безвозмездно мне всё дарит. А типок-то видный был - многих знал... да и с ним самим приходилось еще долго разные вещи тереть, в разных областях работать, сталкиваться. Так что, если буду оступаться - большая вероятность, что сам перед ним спалюсь, или свои-чужие сдадут. Ну, короче, че? Идет, говорю. Пи**ец! Помню… как меня ломало! Прям выворачивало наизнанку. Бесило всё до одури! Убить готов был всех. Особенно беда с лексиконом вышла. Я же тогда… мат-перемат, где надо и не надо (это сейчас – проще). А тогда – полный боекомплект: имелся и использовался по-стахановски. Пока телка мне одна не подсказала, филолог, мать ее, - рассмеялся вдруг, давясь неловкостью, явно перебирая какие-то свои тяжелые, тайные мысли, воспоминания, - замену им найти. Ну, я и повелся.
- Ага, - вмиг заржал кто-то из толпы. – Помню, как первый раз нам свой «пюпитр разобранный» выдал – мы думали, сдохнем от смеха.
Гыгыкнул Мирон, но не прокомментировал.
- Слушай, а че там у тебя еще было? Такие перлы выдавал...
- Гладь поигранная, - тотчас отозвался Мазур.
- Ага, - заржал неожиданно Рожа. – Помню, как-то при мне такое выпалил – я думал, ослышался.
- Да… - скривился Мирон. – За год то еще набежало. До сих пор иногда лезут дурные варианты.
- А че еще было? – ухмыльнулся Федька, раззадоренный весельем.
- Че?.. - задумчиво протянул. – Б*я…  ну вы вспомнили! Это лет десять назад было! Не помню…
Задумался Валик, перебирая варианты в голове, показательно при этом щелкая пальцами:
- Этот… как его?.. Ну, скажи мне – и я тебе скажу! - кивнул на Майорова.
- А баб как он называл! - заржал Виктор.
- А! Матрешки, зайчонки... и еще как-то...
- Мензурки, - любезно подсказал уже и сам Мирашев.
- Ага, - загоготал Валентин, – точно! Мензурка потресканная и матрешка подзаборная, но они как слышали – сильно обижались, с тех пор, помню, пошли одни только зайчики.
- Зайчонки, - учтиво поправил кто-то из ребят.
- Ну, б***ь, всё сдали! - гыгыкнул Мирон… взор около, а затем вдруг на меня. Подмигнул, огорошивая.
Вскинула я бровями и скривилась, жадно, отчаянно уже перебирая в голове воспоминания – как же меня-то он, гад редкостный, «величает»?!
- А, это! – враз вновь щелкнул пальцами Мазуров. – Маракуя ты моченая!
- Во-во! И «шагай по периметру отсюда быстро»… или «вали матрешек строгать».
- «Накую тебе ворота», «законтролить», «чешуя сомнительная»...
- «В пеший эротический поход»!
Заржал вдруг Мирон от такой словесной бойни.
Шумно вздохнув, хлопнул ладонями по коленям. Встал с места:
- Ладно вам, - скривился пристыженный. - Многое из того - честно сп***ено у других "философов". И вообще, что было, то было… Главное, что дачу мне ту отдали. Снес я всё к буям собачьим – и построил там комплекс… очуетительный. И, так и быть, уважил деда - сохранил старое название, и даже антураж. Лучше прежнего стало.
- Тогда, кстати, - состроив умный вид, отозвался вдруг Майоров, - к нему Мира и приклеилось.
- А разве не от имени… или от фамилии? - отваживаюсь подать голос я, отчего тотчас Мирашев вздрогнул. Обернулся, бросил затею куда-то свалить. Глаза в глаза со мной. Уставились на меня и остальные.
Рассмеялся вдруг кто-то:
- У него Мира – от войны.
Невольно поежилась я.
- Ни от первого и ни от второго, – внезапно ответил, невольно перебивая предыдущего оратора, Мазуров.
- Как так? – взор учтиво перевела, устремила на Валентина, ведь мой прежний вопрос явно пах риторикой.
Улыбнулся как-то странно, загадочно мой собеседник:
- Это от… причитаний одного чудилы.
«Мира мне, мира!» - чуть ли не хором крикнуло, проскандировало несколько человек, и тотчас заржали  всей толпой.
Удивленная, перевела я ошарашенный взгляд на Мирашева.
- Да не слушай их, - ухмыльнулся тот, но как-то непонятно, сдержано. Махнул рукой. – От обоих. Ладно, я сс*ть. Скоро буду, - вежливо прокомментировал свои планы… наш «блюститель культуры».
 
Неспешно пройтись ближе к Федьке и присесть рядом на скамью.
- Че, устала стоять? – тихо кинул мне сквозь ухмылку брат. Попытка его разжевать кусок местами все же обгорелого мяса.
- Да так… А ты как с ними связался?
Пристыжено рассмеялся тотчас Рогожин:
- Лучше тебе не знать.
- Так, а че там за прикол, не знаешь? – сама же и перебиваю себя, его, явно палясь, что важнее, интереснее сейчас для меня.
Смущенно закусила губу. Спрятала взор от неловкости.
Но ответил:
- Да че?.. Скандал какой-то там жесткий был. Уникала одного щемил. Депутата. А того всё на странные речи тянуло. Такие финты выдавал - что аж уши вяли. А у Миры политика та еще: везде и со всеми воевать, пока всё под себя не подомнет. Но тут тяжко всё пошло - и решил на время уступить. А тот, с*ка, сразу подсуетился... к другим кинулся за защитой. И началась такая возня - третья мировая. Ну, Мирашев со своими людьми и нагнул всех. Положили без разбору. Хотел ублюдок мира – вот и получил его... где-то, на какой-то стройке, в бетоне. И с тех пор... Мира даже на временные перемирия не соглашается. Чуть что - сразу гасить.
- Ага, - внезапно послышалось где-то за нашими спинами – и тотчас навалился кто-то нам на плечи. Буквально щека к щеке со мной. Еще и ворочается, обдает дыханием кожу: - Хочешь мира - готовься к войне, - продолжил. Узнаю голос своего Мирона. - И потом... минус на минус… дает плюс, так что... что еще можно хотеть от меня?
Учтиво дернула я плечом, прогоняя «липучку». Поддался, выровнялся во весь рост. Испуганный взор уставила на недовольного Рожу: скрепит зубами, но терпит. Вдруг взгляд из-подо лба метнул на меня - отвернулась в момент пристыжено.
Решаюсь сгладить, переиграть ситуацию. Ведусь на прежний разговор:
- А мир – это минус? – невольно беглый взор метнула на Мирашева (радуясь, что есть «легальный» повод очередной раз на него поглядеть): пошагал уже куда-то дальше, в темень. Разворачиваюсь целиком – дабы уловить его взглядом, убедиться, что слышал (и это спасибо, что вокруг уже более-менее тихо – разбрелись кто куда). Уселся на пенек у костра Мирон. Прикурил сигарету. Длинная затяжка, выдох. Руки невольно скрестил перед собой:
- Минус, - решает ответить. И опять затяжка… Выдох. Начал ковырять свои пальцы, сдирая кожу. Пристальный, задумчивый взгляд. Продолжил: - Для меня - минус, - откусил кусок непослушный и сплюнул на землю.
- А война – плюс? – не отступаю, цинично язвя, поражаясь логике.
Ухмыльнулся ядовито. Взор на меня. Глаза в глаза:
- Плюс. Она меня… - вдруг повел рукой около, - и всех здесь вас… кормит. Так что да – плюс.
- Война? - уточняю, излишне громко, искренне не веря своим ушам.
- Она родимая, она, - и снова вдох-выдох дымом. Пустил показательно, саркастически серое облако.
Отвернулась.
Вдруг шорох позади.
Но слишком странный, дабы угадать – предположить достоверно.
Оборачиваюсь – одна из «зайчонков» мигом прискакала к Мире и уселась ему на колени. Будто кто током меня шандарахнул – живо отвернулась я вновь. Беглый взор на Рожу – ответил тем же, а затем резво разворот – и взглянул на Мирона.
- О чем и речь, - вдруг тихо гаркнул Федька, но так, чтобы перекричать чужие разговоры, чтобы услышала его я.
Скривилась. Смолчала. Отвернулась полностью к столу. А в груди – так и запекла обида, в горле задрала горечь.
Черти что… бред какой-то…
Спешно ухватила кусок хлеба и принялась позорно жевать, давясь жгучими, жуткими чувствами.
Придурок.
 
 
Глава 10. Литофания
 
***
Наевшись до отвала и напившись до дурмана в голове – почти все свалили из-за стола. Столпились у костра. Мангал пошел почивать, а вместо него – огромная резная, судя по местным легендам, ручной работы… чаша для костра. Побольше дров – и сесть неровным кругом… кто с кем скооперировавшись, обнявшись. Я – с Федькой (как в старые, добрые былые времена), Ритка – с Мазуром… Мирон же – поначалу бродил по закоулкам, доставая всех своей злостью, а как еще немного навернул горючего – то и недалекими шуточками. Вновь плюхнулся на пенек, и к нему… учтиво всё тот же «зайчонок» прискакал, уселся, да лапки свои, заботливо обвив вокруг шеи, взвесил. То и дело, овца пыталась убаюкать этого паршивца своим изнеженным блеянием, лаской, развратным елеем задурить, затуманить и без того... неясную, и не факт, что все же здоровую голову... не то хищника, не то уже жертвы.
 
Разговоры о всем – и ни о чем. Вместо гитары - магнитофон на всю катушку. Вместо столбового светила - свет от костра, а в "беседке" - свечи, керосиновая подвесная лампа и чей-то приемник-фонарь на аккумуляторе: бордовая бадейка приличного веса (у бати нашего тоже когда-то такая была).
 
- Че, Ник, спишь уже? – тихо прошептал мне на ухо Рожа, видя как глаза мои невольно слипаются, будто кто клея туда налил. Пристыжено заулыбалась: бросить всех – и свалить непонятно куда… одной, а главное - оторваться от своего горячо любимого Федьки – сродни прегрешению. Кошмару. Даже если… и не придется больше видеть омерзительной картины ласк Мирашева с беспардонной курицей.
- Не, всё нормально, - тихо смеюсь. – Некит всё выдержит.
- Да ладно! Некит? – вдруг раздался ядовитый смех где-то надо мной, отчего тотчас распахнула я широко веки, а от испуга… сон как рукой сняло. Мира.
- Ну, - рычу недовольно, ибо готова за спектакль «деда Мазая» - на этого гада кинуться и самолично удушить - хотя и глупые предъявы, знаю. Ничего не обещал, да и  в пору бы его, вообще, ненавидеть. Но не могу: иной какой-то инстинкт, наверно, собственнический, сейчас вопил во мне, заливая сознание безрассудностью.
- Тот самый, что ли? – еще громче огорошил меня Мирон. – Рожа, че правда? Это и есть твой Некит? – кинул уже брату.
Обмерла я в непонимании. Застыла на миг.
А затем враз перевести, устремить полный изумления взор на Рогожина.
- Ну да, - ухмыльнулся тот.
Тотчас я расселась ровно, готовясь к чему-то... явно непростому. Нервическому.
- А че, че-то не так? - не выдерживаю. Грубо.
Яд вновь исказил беса тонкие уста:
- Так это ты… че ль, народ на районе строила? Завод грабонуть хотела? – загоготал в момент, гадина.
Обомлела я  от удивления... от столь... "интимных" подробностей своего детства.
- Там всего-то кольца, куски мусора, взять пытались. И не строила – а в обиду себя и друзей своих не давала.
- Да ладно, - вдруг вклинился уже другой голос. Оборачиваюсь – Мазуров. Шаги ближе (не отстает от него и Ритка, семенит следом). - Не врете? - и тоже рассмеялся.
- Ну так, - вмиг