моя экскурсовод на высокое длинное здание, смотрящее окнами на Петрпавловку.
- Там живут жертвы коммунистического режима?
- Нет, - рассмеялась она. – Совсем наоборот. Это как раз строилось для коммунистов, которые пострадали еще при царской власти.
- Да, со способностью России так часто менять свой облик и пристрастия можно легко запутаться.
- Тут все переплетается. Там, - она указала рукой налево, - видите красивое здание?
- Да.
- Это особняк Кшесинской. Ее звали Матильдой, она была любовницей нашего последнего императора. Она была балериной, танцевала в Мариинке. В Мариинском театре. Нам направо, по этой улице.
Еще несколько поворотов и мы вышли на Малую Посадскую, нашли дом, номер которого я узнал из дневников предка. Обычный для Питера жилой дом, напротив какое-то учреждение, отгороженной высокой оградой.
Я стоял и смотрел на окна дома. Прислушивался к себе. Ничего. Никаких ощущений и трепетаний. Дом, как дом, хотя, я думаю, стоило около него постоять, в этих стенах кем-то неведомым очень давно была запланирована и моя жизнь.
- Надежда, вы не устали?
- Нет.
- Я бы хотел зайти в Петропавловскую крепость. Это есть символ Питера? – как мне неожиданно понравилось произносить это слово, какое-то домашнее, совсем не официальное, дружеское.
- Да, символ. Конечно, пойдемте. Чуть другим путем, тогда пройдем мимо Мечети, ее построили перед самой революцией.
- Хочется, как можно больше, увидеть.
- Для этого и месяца не хватит. Вы посмотрели только малую толику. Есть еще Петродворец, Пушкин, Павловск, Гатчина, много-много чего. Да и в городе. Я уж не говорю о театрах и музеях.
Мечеть вызывала уважение своим внешним убранством.
Дворы Петропавловки очень понравились.
Порадовала возможность выбраться на крепостные стены, смотреть сверху на Неву, на дома, на дворец, на Адмиралтейство, на Стрелку Васильевского острова (при взгляде на которую у меня замирало сердце от воспоминания о тех неимоверных ощущениях, что я вчера испытал, стоя на ней ночью).
Оказалось, что в пределах крепости можно посетить совсем разные музеи, начиная от музея средневековых пыток и заканчивая музеем космонавтики.
Прогулка оказалась намного длиннее вчерашней.
- Вы, наверное, проголодались? – поинтересовался я. – Позвольте, пригласить вас на ужин.
- Не откажусь, - улыбнулась Надежда. – Вам, скорее всего, следует попробовать русскую кухню.
- Надежда, мои прародители. Отец и мама моего отца…
- Бабушка и дедушка.
- Ах, да, спасибо. Мои бабушка и дедушка жили во Франции. Это было недалеко, четыре часа на машине. Мы очень регулярно…
- Часто.
- Да, спасибо. Мы часто ездили к ним. Бабушка специально приготавливала к нашему приезду борщ или щи, блины, пироги…
- Борщ и щи – варят, а пироги и блины – пекут.
- Да, да, она пекла очень вкусные пироги. Мой любимый был с капустой. Я это говорю, чтобы вы понимали, что я знаю русскую кухню с детства. Пока мы лазали по стенам, я увидел внизу ресторан со странным названием – Корюшка. Что это?
- Это тоже наша достопримечательность. Я не про ресторан, я про корюшку. Эта такая небольшая рыбка, которую ловят только весной и она пахнет свежим огурцом. Существует множество блюд из нее. В последние годы в Питере даже проводят Фестиваль корюшки.
- Мы можем ее попробовать?
- Сейчас уже вряд ли.
- Но там, наверное, подают и другую еду?
- Конечно.
- Пойдемте.
- Да.
- Но у меня есть одна просьба. Можно вас просить, выбрать вино. Я тут не понимаю. Обычно в ресторане то вино, которое называется домашним очень хорошее. Домашним у нас называют то, которое ресторан считает своим индивидуальным. Обычно у них есть исключительный договор с поставщиком. Но сегодня я за обедом заказал, мне не понравилось. Наверное, я что-то не так сказал.
- Вадим! – Надежда рассмеялась. – Вы не поверите, я последний раз была в ресторане - уже даже не помню когда. Тем более я в винах ничего не понимаю. Вернее, некоторые мне нравятся, но я не знаю, как выбрать. Знаете, все очень просто. У вас какой родной, я имею в виду дома, язык.
- Французкий. Но у нас в стране еще есть итальянский, немецкий и… Хочу вас проверить. Вы занимаетесь туризмом. Какой еще в Маленькой стране официальный язык?
- Не знаю. Честно, я совершенно без понятия! – смеялась Надежда. – Вы меня хотите запутать.
- Нет. У нас еще есть ladino dolomitico.
- Обалдеть! Но название красивое.
- На нем говорят всего несколько тысяч человек.
- Развеселили. Но вернемся к вину. Вы в ресторане говорите не по-русски, говорите на своем, хотя бы, французком. Вам принесут лучшее вино.
- Хорошо. Я вас понял. Они решат, что я француз, а значит, разбираюсь в винах.
- Примерно так. Это трудно объяснить.
- А вы меня поймете?
- Нет. Я совсем немного умею говорить по-английски.
- Хорошо. Я буду говорить по-английски. Или тогда нам принесут пиво и виски?
Она смеялась и, как-то естественно, взяла меня под руку – ощущение тепла ее руки на своем теле было приятно.
В ресторане было пустынно, но вино подали хорошее, еда тоже не разочаровала.
- А почему вы предпочли изучать английский? – спросил я.
- Такой в школе достался. Я специально никогда не учила.
Мы опять оказались лицом к лицу, и мне приходилось заглядывать в ее глаза, хотя и старался этого избегать.
- Как же вы выбрали для себя туристический бизнес, а языки не выучили?
- Я его не выбирала. Я вообще по образованию – математик.
- Как же так?
- Если честно, то я много работ сменила. Так жизнь повернулась. Когда-то училась на математическом факультете. Пришло время окончания и распределения…
- Что?
- Так назывался выбор места работы. Это было в советские времена. Тогда каждый студент, в зависимости от своих успехов, мог выбрать себе место работы из тех, которые предлагались. Лучшие имели больший выбор, а слабых уже не спрашивали. Каждый должен был работать. Так вот, перед распределением к нам на курс приехал молоденький офицер. Он агитировал… предлагал пойти в научный отдел одного военного училища в Ленинграде… Питере. Он был такой стройный, подтянутый, в форме, молоденький, еще и с усами, почти, как у вас. Вот мы с подружкой и дрогнули. Пошли работать в военное училище.
- Вы вышли замуж за того офицера?
- Нет, - рассмеялась Надежда, - за другого. Тоже очень симпатичного.
- Вы делали в этом научном отделе научную карьеру в математике?
- Нет, Вадим, я была обычной советской теткой…
- Чьей?
- Я хотела сказать, обычной советской женщиной. Какая там карьера? Основные вопросы: где достать и чем накормить семью, где урвать хотя бы что-то, в чем ты будешь выглядеть женщиной и так далее. Вам этого не понять. Родилась дочь. Потом развод. Потом развал, я про страну. И началась нищета. Пришлось бросать всякие науки, идти продавщицей, потом бухгалтером, а теперь и в туризм. Вот так я пришла туда, где надо знать языки.
Я слушал, понимал слова, но, как я думаю, не мог понять, о чем она говорит, хотя еще там на набережной заглянув в глаза увидел там долгий человеческий путь со всеми его трагедиями, печалями, радостями, разочарованиями, ожиданиями… Нельзя глубоко заглядывать человеку в глаза, иначе рушится легкость.
Из ресторана на Васильевский мы шли пешком, опять наступала ночь, как продолжение дня, но что-то мешало испытать вчерашнюю эйфорию. Я сомневался, а это первый признак того, что не надо совершать то, что хочется, в этом не должно быть ни капли сомнения, иначе...
У ее подворотни возникла пауза, и отчетливо понял, что она сейчас заговорит и знал, что она скажет, я не мог позволить этому случиться.
- Может…, - начала она.
Но в тот же момент заговорил и я:
- Спасибо вам огромное. Вы сделали мой приезд таким интересным и познавательным. Очень вам благодарен. Было прекрасно, - я суетливо вытащил бумажник, где рядом с вырванным из записной книжки листком лежали мои визитки. – Вот, это мои телефоны. Если вы когда-то приедете в Маленькую страну, то позвоните. Я вам покажу свою страну. Там тоже есть много, что посмотреть.
Она протянула руку, взяла визитку, я старался, чтобы наши пальцы не соприкоснулись.
Ее щека еле заметно дрогнула, она с трудом улыбнулась:
- Спасибо. Удачной дороги, - развернулась и скрылась в темном проходе.
Я стоял еще какое-то время с протянутой рукой, потом развернулся и пошел к набережной. Никогда не получится «курортный роман» на одну ночь, если ты глубоко заглянул в глаза женщины, и эти глаза тебя тронули и многое сказали.
Следующий день был пасмурным.
Я через портье заказал себе такси в аэропорт на час дня и вышел на Невский.
Я еще успел посетить Инженерный замок, погулять по музею под открытым небом – Летнему Саду.
Когда в аэропорту шел на посадку увидел в огромные окна сгущающиеся тучи и мелькающие молнии. Гроза меня не хотела сюда пускать, а теперь пришла проводить, как будто утверждая: «Я же тебе говорила…».
Я подумал, что мне повезло, что Маркус остался в Питере, общаться ни с кем не хотелось.
Выехав со стоянки аэропорта в своем Городе, углубившись в его знакомые с детства улицы, с удивлением испытал чувство, что будто не был здесь долгие (или длинные) годы, все вокруг казалось не таким знакомым, как три дня назад, все виделось в каком-то ином свете. Переезжая мост Бютэн, даже зажмурился, так отчетливо за ним в вечерних сумерках сверкнула золотым шпилем Петропавловка.
Квартира встретила тишиной.
Распаковал сумку, включил Шопена, прошел на кухню, все время осматриваясь, что-то мешало, что-то беспокоило, и только, сделав первый глоток виски, отчетливо осознал, что в моей квартире и моей… Нет, нет, просто в моей квартире стало пусто.
30 мая – 1 июня 2017 года.
