Часть 2
По закону высочайшей добродетели.
«Дай, Бог, нам всем осилить по счетам».
(Автор)
Глава 1
— С тех лет, как себя помню, жил я с родителями в центре нашего города. Помнишь, я как-то тебе показывал дом моего детства?
— Конечно, я помню. Дом старый такой, но, о-го-го, какой ещё крепкий, — ответил подросток.
— Верно ты подметил. Вот были же времена, когда строили на совесть. Наш дом был одним из четырёх домов, которые окружали большой двор. Если так, конечно, можно выразиться, так как двор был не круглым, а почти квадратным. Просторный был двор. И росли в нашем дворе три высокие акции. До чего же это красивые деревья. Один из домов был четырёхэтажный, а три другие дома в два этажа. Так вот, крышу одного из трёх домов полностью укрывали густые ветви крон сразу двух акаций. Когда деревья зацветали гроздями самых удивительных белых цветов, весь двор наполнялся душистым ароматом. Ни одно другое дерево так больше не пахнет. Но нас, детей, в то время привлекал не только запах акаций. Очень мы любили есть их сладкие цветы. Срывали свежие гроздья, запихивали себе целиком в рот и с большим наслаждением жевали. Родители знали об этом, иногда ругали и говорили, что в тех цветах любят селиться какие-то мелкие насекомые или червячки. Но нас это никогда не останавливало. И потом, я лично несколько раз, вооружившись большой отцовской лупой, изучал цвет акации. Ни разу никакой живности я там не обнаружил. Кстати, моя мама каждое лето просила меня собирать цветы акаций и приносить домой. Она потом раскладывала их на газеты и выставляла на подоконник, чтобы солнце быстрее высушило цветы. Мама готовила из них лечебный отвар. Я до сих пор помню, какой это был ароматный и приятный на вкус чай.
Ребятишек в нашем дворе было достаточно. Но так сложилось, что это были только мальчики. Поэтому при желании во дворе почти всегда можно было найти, с кем поиграть. Конечно, интересы у всех были разные. Но была в нашем дворе одна компания, в которой шестеро ребят всегда держались вместе. Общие игры, общие темы для бесед, общие походы в кино и общие детские проблемы. Среди этих ребят был и я. Все мы учились в одной школе, а разница в возрасте у нас была не более одного-двух лет. И не было у нас ни компьютеров, ни мобильных телефонов, ни каких-то других ваших этих электронных штучек. Телевизоры, правда, были уже в каждой семье. Пара каналов, одно хорошее кино в неделю, да и раза три в неделю мультики, которых мы ждали, как маленького праздника. Вот и все наши зрелищные развлечения были в те годы. Поэтому наше детство проходило, считай, во дворе. Удивительно, но мы всегда находили, чем заняться. Что только не придумывали. И я повторюсь, что детство наше было куда интереснее, чем ваше. Дня не проходило без приключений. Иногда, правда, некоторые приключения заканчивались хорошей трёпкой от родителей, но всё равно никто ни о чём не жалел.
Врагов у нашей дружной шестёрки во дворе не было, если только не считать бабки Нины, в чьё окно иногда влетали наши мячи, да одного старшеклассника Сани. Саня редко принимал участие в наших играх, так как он считал, что во всех играх должны были быть только его правила, часто называл нас идиотами, а любые споры всегда решал кулаками и пинками. Ударить мог любого вообще без всякой причины, если просто был в плохом настроении, или если хотел над кем-то поиздеваться, демонстрируя при всех ребятах свою силу. Наши родители запрещали с ним водиться. Парень был из неблагополучной семьи. Отец его много лет уже сидел в тюрьме, а мать нигде не работала, но дома появлялась редко и сыном не занималась вообще. Взрослые опасались, что Саня втянет нас в дурную историю или научит чему-то плохому. Да мы и сами сторонились его. Но когда Саня появлялся во дворе, а это, слава богу, было не часто, нам приходилось терпеть его присутствие. Спросишь, почему? Да мы просто все его откровенно боялись.
— Не может быть, — внук был крайне удивлён. – Я не верю, деда, что и ты мог бояться какого-то одного дворового хулигана.
Старик улыбнулся.
— Мог, мой дорогой, тогда мог. Я ведь не сразу родился твоим героем. Да и в нашей компании я тогда не выделялся ни высоким ростом, ни большой силой. Но боялись мы даже не столько тумаков и затрещин от Сани, сколько его моральных издевательств, оскорблений и насмешек. В общем, Саня нас периодически прессовал и кошмарил, как ты сейчас любишь говорить, а мы его терпеливо ненавидели. Ненавидели в нём всё. Даже его внешность. Это был крупный парень. Хоть не сказать, что он был спортивного телосложения. Нет, сложен он был как-то неуклюже, что ли. Как я уже сказал, он был крупный, но в то же время какой-то рыхлый. Одевался неопрятно. Летом всегда выходил во двор в растянутой белой майке, трикотажных синих спортивных штанах и рваных старых кедах размера моих детских лыж. Но самым неприятным было его лицо. Есть, конечно, люди просто не красивые. Саня же был подчеркнуто уродлив. Говорят, что на подобных людях природа отдыхала. Так вот, в случае с Саней она, по-моему, вообще была в коме. Неестественно огромная голова, светлые, непослушно торчащие во все стороны волосы, очень большие уши, такие же большие всегда выпученные бесцветные глаза и пухлый большой рот, скрывающий крупные жёлтые зубы. Но самым нелепым на его лице выглядел маленький носик, словно нарочно заметно вдавленный в лицевую часть черепа. Этакий мальчик-пекинес. Признаюсь, мне тогда частенько, грешным делом, хотелось взять в руки что-нибудь потяжелее и так вмазать по его пухлым слюнявым губищам, так дать, чтобы у этой человеческой пародии отвалились уши. Да и не только я об этом мечтал. Все ребята во дворе считали Саню мерзким, отвратительным пугалом огородным, для которого издевательство над любым из нас всегда принимало форму его личного развлечения. Все наши игры он превращал в насилие и насмешки.
— Похоже, он был ещё тот отморозок, — сделал свой вывод подросток.
— Я уже потом, когда стал что-то по жизни понимать, осознал, что это был явно психически нездоровый человек. Об этом часто говорили его поступки. Вот однажды, к примеру, он вытворил такое, после чего лично я долго был в состоянии шока. Уж не знаю, как и рассказать тебе. Пошловатая, в общем, история.
— Ты же сам решил мне рассказать всё. А теперь говоришь, что не знаешь, как рассказать.
— Нет-нет, я рассказывать не об этом собирался. Но мне очень важно, чтобы ты понял, что был за человек тот Саня. А ещё чтобы ты мог понять, почему я стал участником одного события, после которого глубокое сожаление и стыд не покидают меня. Я не ищу для себя оправданий. Если честно, и сам хочу понять, как допустил случившееся, как позволил себе то, что всегда осуждал в других. Ведь уже даже в детские годы я был уверен, что не способен ни на что подобное. Какая сила толкнула меня на безобразный поступок, и почему другая сила не схватила меня за руку, не остановила меня, не вразумила?
— Хорошо, деда, ты рассказывай. Может, мы с тобой потом вместе сможем найти ответы на эти твои вопросы
Глава 2
Старик внимательно посмотрел на подростка. Как-то слишком по-взрослому и без притворства внук выразил желание поддержать его, выразил готовность попробовать помочь разобраться в том, в чём самому старику разобраться не хватило целой жизни. Он обнял внука по-отечески и сказал:
— Какой же ты у меня хороший. И какой уже оказывается взрослый в свои шестнадцать. Я согласен, не будем отвлекаться, а поговорим после.
Так вот, однажды наша компания, вдоволь набегавшись по двору с мячом и прячась от жаркого летнего солнца, укрылась на большой скамейке в тени акации. Не помню сейчас, о чём мы болтали, да это и не важно. И так совпало, что скамейка та располагалась прямо у Саниного дома, да ещё и под его окном на втором этаже. Болтали мы довольно громко, так как и не думали, что в полдень мы можем кому-то этим помешать или даже кого-то разбудить. Но вот в какой-то момент над нами распахнулось окно, и из него показалась большая голова. Голова злобно рыкнула, привлекая наше внимание, и вдруг заорала: «Ну что, сыкуны, разбудили меня, да? Вот это вы все сейчас конкретно попали. И попали вы под самую большую раздачу, которую я сейчас буду исполнять». Кто-то из моих друзей попытался что-то сказать, скорее всего, хотел как-то оправдаться и отвести от нас всех надвигающуюся беду. Но Саня заорал ещё громче: «Рты позакрывали все. Сидим ровно, ждём и боимся. Кто рыпнется удрать, поймаю и убью нахрен. Ферштейн, недоноски?». Потом голова исчезла.
Никто из нас тогда ничего не ответил. И так было ясно, что лучше уж сидеть ровно и ждать. Ждали молча. Через пару минут голова снова показалась в окне и гаркнула: «Все щас быренько встали и поднялись до меня!».
Это был первый и единственный раз, когда я оказался в квартире нашего тирана. Увидел примерно тоже, что и ожидал: кругом беспорядок, на стульях висела какая-то одежда, пол был весь заплёван шелухой от семечек, на столе несколько тарелок с объедками и один грязный стакан почти коричневого цвета, вероятно от крепкой заварки чая.
То, что я расскажу дальше, может тебя, внук, сильно смутить. Но, как говорится, слова из песни не выкинешь. Да и ты уже несколько постарше, чем тогда был я сам, и некоторые вещи понимаешь больше. Так вот, Саня завалился на свою кровать, а нам велел выстроиться перед ним в ряд. Осмотрел нас взглядом помещика на крепостных и сказал: «Хотел я вас поначалу отзвездячить хорошенько. Но вот сейчас подумал, что проку мне от этого никакого. Накостылять я вам и так всегда могу. Однако, с другой стороны, наказать-то вас всё равно как-то надо. И что же я придумал? Не догадываетесь, нет? Ну тогда очень внимательно следим за моим пальцем», — сказал он и указательным пальцем обратил наше внимание на свой гадюшник. Потом спросил: «У вас дома с папочками и с мамочками вашими тоже такие свинарники?». Мы почти в унисон тихо ответили: «Нет». Саня медленно приподнялся, сел и уставился взглядом в пол. В воздухе, как красиво сказал классик, повисла тяжёлая, гнетущая тишина. Все молчали. Мы даже дышать стали тише, сдержанней. Прошла минута, вторая… От растущего напряжения у меня на спине выступил пот и ручейками начал стекать вниз. А Саня продолжал молча сидеть и пялиться в пол. Начало даже казаться, что он о нас вообще забыл, вспомнив что-то своё. Мы осторожно переглянулись. Двое из нас пожали плечами, один, что стоял ближе ко мне, опустил голову, медленно поднёс руку к своему носу и рукавом стёр повисшую на его кончике большую каплю пота. И в этот момент мне вдруг нестерпимо захотелось чихнуть. Не удивительно, ведь вокруг было
