Лариса Петровна Прокофьева как махровый адепт лженауки.

на 99) ,  больше  носителей  научного бреда, чем действительно честных и порядочных людей. (отчего я испытываю острую жалость  к  простым  людям России без учёных степеней и званий, кому нынешняя научная и политическая элита  беззастенчиво и нагло под видом неких новейших знаний впаривает   «наукообразную жвачку», подобную той, которую мне приходится анализировать в рамках данного Паноптикума) .
 
А  теперь переходим к обсуждению диссертации Прокофьевой Л.П. по существу.  
 Данная диссертация – это типичный для текущей академической науки  образец  введения в научный оборот  целого ряда  «лживых идей»,  характеризуемых не иначе  как новые , очередные  порции научного  бреда.  В данном  случае  внимание привлекает   уже  название   докторской диссертации, её вербальное  оглавление, служащее визитной карточкой,  предварительным   знаком  наличия  в  данной работе элементов научного бреда.  Оглавление – это и есть первичное  свидетельство, когда , «с самого порога»,  по его пунктам  можно судить о целом.    Технология   трансляции саморасширяющегося  бреда, представленного в этой работе довольно элементарна – сначала  под идейную базу подводится ряд утверждений, которые абсолютно бездоказательно  проникли в языкознании, а затем на основании  этих бездоказательных утверждения выводится принципиально новый слой  точно таких же бездоказательных утверждений,  также как и предыдущие, облекаемых  во всё ту же наукообразную вербальную оболочку . И уже на выходе получается  некий новообразованный псевдонаучный продукт, который сугубо с внешней, поверхностной, словесной стороны кажется научной работой, однако  вникнув  в  конкретное содержание, по факту это  оказывается ожидаемый,  обыденный продукт искусно замаскированного научного бреда.
Ибо,  какая, скажем,  может быть научная цена у  бреда, озаглавливаемого, в частности, так: 
Глава 1: ЗВУКО-ЦВЕТОВАЯ АССОЦИАТИВНОСТЬ В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
1.1. Языковая картина мира и роль звука в ее реализации.
1.2. Ассоциация и метафора в человеческом сознании и языке.
1.3. К вопросу о корреляции звука и значения. 
4. Звуко-цветовая ассоциативность: сознательное и бессознательное.
6. Универсальная лингвоцветовая картина мира.
6.1. Цветовая картина мира и ее отражение в языке.
6.2. Цветовая картина мира на фоносемантическом уровне.
 
Чтобы была понятна общая понятийная цепь языка, как набора сигнатурных паролей,  продемонстрирую один и тот же пример, связанный с природой языка.
Итак, каждый человеческий язык содержит только своё, конкретное число фонем, т.е. смысловых минимальных элементов – членораздельных звуков, с помощью которых передаётся точность и ясность мысли. В русском языке , если исходить из предъявленных доказательств, содержащихся в ЕАСТ БТРЯ,    существует всего 48 фонем – членораздельных звуков, из которых 25 – это мягкие фонемы, а 23 – твёрдые фонемы. Никаких других членораздельных звуков русский язык не содержит.  Более того, на современном этапе развития теории русского языка,  текущий алфавит русского языка содержит всего  33 символа для отражения на письме всех 48 фонем, из которых 31 – это  символы  отражающие однозвучия и созвучия русского языка, а 2 – вспомогательные.
В свою очередь, имеющиеся  буквы, по отношению к  имеющимся членораздельным звукам русского языка, имеют вторичное, т.е. сугубо историческое, условное отношение.
Убедиться в этом легко, учитывая , например, что  графику фонем русского языка на письме можно выразить огромным числом    графических способов:
1. С помощью  различных видов «двоичного формата», восходящего к «двоичной системе исчисления» и образованных на этой базе кодов графических систем КОИ -7, КОИ – 8 и т.д.. 
2.С помощью «двоичного формата» азбуки Морзе (причём, можно договориться, чтобы тот порядок обозначений, который принят сегодня, можно было выразить в другом порядке, например, букву А и другие  совсем другими комбинациями точек и тире).
3. С помощью модернизации « двоичного иноформата» азбуки Морзе (с применением вместо точек и тире),  скажем, любых их заменителей , в том числе, буквенных (например, точку обозначать как букву А, а тире – буквой Б) , или же любыми другими наугад взятыми лингвистическими символами, которые будут просто банальными заменителями точек и тире.    
4. С помощью различных штрихов, чёрточек, в том числе, тех же символов азбуки Морзе, только не в линейной, а в объёмной форме (это миллионы вариантов)
5. Можно с помощью любых текущих графических систем письма, т.е. вместо кириллицы использовать аналоги из имеющихся букв глаголицы, армянской, грузинской, латинской азбук, азбуки девангари, южнокорейскими  знаками и прочее, -  здесь могут быть сотни вариантов.
6. С помощью  системы  геометрических фигур, присвоив каждому звуку свой символ, - это тоже может привести к созданию   тысяч новых  вариантов.
7. Можно звуки выразить с помощью цифр, в том числе:
А) – в двоичном формате,
Б) – в десятичном формате,
В) -  в древнем практическом смысле (когда  единицам давались  одни символы, десяткам – другие, сотням – третьи, тысячам – четвёртые).
8. Звуки можно выразить совмещением цифр и букв восьмеричного формата, либо других форматов систем, созданных по данному  же принципу.   
9.  Применить для выражения на письме  любые символы, какие служили в разных языках символами цифр.
10.  Кроме этого, можно звуки языка выразить в «двоичном информате», т.е. к примеру, вместо точек и тире использовать, скажем, буквы А и Б: в этом случае  можно пользоваться всего двумя звуками – А и Б, организуя их в комбинации точек и тире, значение которых изложено в азбуке Морзе.
11. Наконец,  всю ту кириллицу, которой ныне пользуется русский язык, успешно можно  трансформировать в «стрельцовскую кириллицу», где используется всего лишь 1(один) символ -  «запятая», организованный и ориентируемый соответствующим образом (подробнее об этой системе кодировки можно узнать в соответствующей словарной статье ЕАСТ БТРЯ).
 
Зачем я всё про это  говорю?  Я говорю это только потому, что прилепить к человеческому  языку различные ассоциативные связи гораздо проще, чем два пальца обсосать. И вот как раз самым распространенным  способом такого безмозглого ассоциирования является способ, называемый «этимологической дыбой», когда безмозглое научно – филологическое  быдло разбивает слова русского языка на части, а затем, подобно притягиванию члена к носу, «притягивают за уши различные ассоциации», говоря при этом, что в данном случае имеют место быть «особые закономерности», понимание которых доступно только «просвещённым».
 
В  этом смысле совершенно безмозглая диссертация Прокофьевой Л.П. -  это всего лишь видоизменённая форма «этимологической дыбы», где вместо элементных связок  слов и звуков используются знаки цветов и слова, обозначающие  цвета.
А). Безмозглость диссертации выглядит безмозглостью потому , что тот набор  членораздельных звуков , который содержит русский язык, он всегда постоянный, а вот лепить к звукам разную чепуху можно только потому, что для этого требуется одно – неотъемлемое условие : необходима группа «ассоциатируемых членов», кто соберётся вмести и согласится  вместе употреблять те условные названия, которые они хотят употреблять. Это значит, если какая – то группа захочет в своей речи называть бело – чёрным, сине – красным, и т.д., запретить этого нельзя (этим свойством и обладает та же «блатная музыка», когда  скажем, жопа называется «феней», а «ботать по фене»  - «быть готовым засадить в жопу»).
 
Б). Поэтому,  когда Прокофьева (а вместе с нею все адепты, поддерживающие данную идею), говорит откровенную муть о том, что русский язык изначально фоносемантичен, то это просто «бред сивой кобылы». Ибо если, скажем, спросить  известного специалиста по русской геральдике Велинбахова, то он скажет, что выбор цветов, в частности, которые ассоциируются с различными стихиями, носит сугубо стохастический характер, потому что, скажем, для цвета невинности можно подобрать различные цветовые варианты, для мужества – тоже множество вариантов, для храбрости – тоже, для цветового выражения благородства конкретного рода  - тоже изобилие вариантов.
 
В). Противоречат высказываемым бредовым идеям Прокофьевой   известные случаи физиологического прорастания нервных окончаний головного мозга, ответственных за цветовую ориентацию, у отдельных людей, когда некоторые из них, скажем, отвечающие за вкус, прорастают (иннервируют)  в другие центры, например, в центр, отвечающий за речь. И в этих  случаях, как свидетельствуют соответствующие исследования,  у разных людей  иннервации  вызывали совершено разные цветовые ассоциации. Иными словами говоря, у одних людей одно и то же слово могло вызывать совершено различное цветовое оформление -«звучание».
 
Г). Хорошо изучен также опыт , когда великий русский композитор А.Скрябин в своих экспериментах пытался провести ассоциацию между музыкальными звуками и цветом, для чего  изготавливал  соответствующие цветомузыкальные  установки. Однако, как свидетельствует последующая практика, подобного рода установки можно создавать исходя из разных критериев, в результате чего одни и  те же музыкальные произведения в рамках конкретных установок производили совершено различные «цветовые прочтении». Иными словами говоря, между музыкой и «цветом музыки»  нет совершенно никаких «стойких связей», т.е. некоей «врождённой ассоциативности».
 
Д) . Опыт изучения  человеческих языков упрямо говорит о том, что нет никакой совершенно систематики  и упорядоченности в назывании цветов каждым конкретно взятым народом, ибо разброс имеющихся понятий невообразимый. Кроме всего прочего, ряд языков тяготеет к различным  спектральным палитрам, например, русскому языку соответствуют семь основных цветов, а вот некоторым другим – 4 или 8 (и здесь нет никаких врождённых ассоциаций».
 
Е). В человеческой культуре отмечается несколько типов музыкальных ладов, есть европейский лад,  восточноазиатский, кавказский и т.д. И в данном случае это обстоятельство является конкретным свидетельством тому, что у людей нет заведомо «врождённых предрасположенностей» к тем или иным  «электромагнитным колебаниям» , коими в действительности являются цвет, музыкальный звук и звуки человеческого речевого аппарата.
 
Ж).  Кроме того, известные опыты по фоносемантике, проводимые различными деятелями русской и зарубежной филологии также не смогли установить  какой – либо устойчивой зависимости между  словами и теми цветовыми оттенками, которые, дескать, в них находятся, по той простой причине, что переведя на другой язык фразу, на одном языке, где  указаны некие цветовые ассоциации,  переведённый на другой язык , как правило, не содержит тех звуков, которые были в первоначальном тексте.
 
З). Даже если взять переводы чрезвычайно близких текстов, например, написанных на русском, белорусском, украинском и  русинском