Побег из Тартара. Глава 10. Рита. В больнице

сидеть устала, у меня уже десять раз спросили, кого я жду! До конца времени посещений остается полтора часа всего, вы со своим племянником совсем оборзели, Летягина? Мы как договаривались?! — сердитая Ирка налетела на нее, как коршун, стоило только войти в огромное фойе больницы.
            Злющая подруга открыла рот, чтобы обрушиться на Галку с новым потоком обвинений, но внезапно замолчала, забыв подобрать, отвалившуюся челюсть, и беспомощно заморгала, глядя куда-то, подружке за спину. Галка обернулась и заулыбалась, наблюдая реакцию на появление своего нового брата с его любовником.
           Впрочем, не только Ирина Соловьева, впала в ступор, буквально все посетители больницы, а также охрана и пробегающие мимо люди в медицинской униформе — словом, все те, кто в данный момент находился в фойе здания ЦГБ, там, где располагались гардероб, маленькие ларьки со штучным товаром и прессой — все дружно повернули головы к дверям, в которые входили два парня. Галка тоже повернула туда голову.
Первым зашел Федор, ничего особенно выдающегося он из себя не представлял: высокий парень в темной зимней куртке, темных джинсах, высоких зимних ботинках, одет, как военный на гражданке. Конечно, он симпатичный, но на фоне великолепия своего друга мерк, как меркнет Луна, когда на небосвод всходит Солнце. Зейнвейллой хотелось любоваться и восхищаться, от него невозможно было отвести глаза: яркая спортивная куртка чудесно гармонировала со светлыми джинсами, заправленными в короткие сапоги, огромные синие глаза влажно блестели из-под вязаной шапочки, а рассыпанное по плечам и спине пышное облако рыжих волос вырвало завистливый и восхищенный вздох у каждой представительницы женского пола, в данный момент присутствующей в просторном фойе.
            — Это кто? — прошептала Ирка, замершая соляным столбом, даже и не пытаясь подобрать упавшую челюсть, вытаращив глаза на появившееся чудо.
            Галка прыснула в ладошку, глядя на нее.
            — Это мамин племянник, — напомнила она Ирке. — Ты что, его не помнишь?
            — Племянника твоего я прекрасно помню, — отмахнулась подруга. — А тот, другой кто? — ошеломленная девушка не сводила глаз с рыжего облака.
            — Вот я расскажу Женьке, как ты пялишься на чужих мужиков, — пригрозила Галка. — Да расслабься ты, это друг Федора, ну… понимаешь? — пихнула она подругу в бок.
            — Не может быть! — ахнула Ирка. — Хотя… — внезапно успокоилась она, разглядывая парня по-новому, — уж больно красив, просто ангел какой-то.
            — Это он еще не в форме, — издевалась Галка. — Много сил потерял ночью.
            — Да ты что?! — снова чуть было не подпрыгнула Ирка, ее глаза нехорошо заблестели. — Ты что, Летягина, подслушивала?! — подруга скривилась. Уличенную Галку схватили за отворот пуховика. — Фу, как ты могла?! Я была о тебе лучшего мнения!
            — Еще чего, подслушивать, — Галку несло каким-то словесным поносом. Вот надо было заткнуть себя, а не могла. — Я участвовала! Знаешь, какая была оргия? Мы расколотили всю мебель в маминой комнате, ну в той, где мы гадали, а утром Зейнвейлла приготовил нам королевский завтрак!
            — Хватит врать, — раскусила ее Ирка. — Не смешно ни разу! Я чуть и правда не повелась. Пошли, Ритка ждет там, ее как раз перевели в общую палату из послеоперационной, я тут уже все узнала, пока вас ждала.

                                                                                                                                                                           * * *

            Что-то было не так, а что именно Рита никак не могла понять. Чугунная голова не отрывалась от подушки, сомкнутые ресницы смогли пропустить немного света, и он вспыхнул под черепом раскаленным железом, под веки словно насыпали толченого стекла, на головную боль тут же отозвалась боль внутри: в желудке, в кишках, в ногах, но главная боль сосредоточилась в сокровенном, интимном месте, пылала и жгла там огнем. Девушка дернулась на своей кровати и повторила попытку открыть глаза — белый свет снова резанул по глазам, как по нервам. Зрачки искали, за что бы зацепиться, Рите казалось важным найти среди этого преобладания единственного белого оттенка хоть какое-нибудь пятно другого цвета, просто до тошноты хотелось увидеть темное пятно, до ужасной, невыносимой тошноты. Спазм неудержимо подкатил к самому горлу, и девушка дернулась, самопроизвольно, независимо от ее желания изо рта полилось на пол, оказывается, она лежала на самом краю кровати, и рвотная масса не запачкала постель, только оставила след на щеке.
            — Что ж она делает? Что же она делает? — заворчали где-то рядом и загремели ведром.
            Рита слышала, как плескалась вода, наверное, санитарка замывала дурно пахнущее пятно рядом с ее кроватью, через минуту что-то несильно стукнулось на пол — подставили тазик на всякий случай.
            — Очнулась? — еще один кто-то спросил первого кого-то.
            — Пока нет, но уже начала шевелиться, скоро очнется, — сообщил первый кто-то и добавил. — Да ее вчера так накололи, что…
            — Там следователь к ней пришел.
            — Какой следователь? Она, если к вечеру только проснется!
            Рита догадалась, что они говорят о ней, милосердное сознание не пропускало всякие воспоминания о вчерашнем происшествии, в голове было пусто — сплошная серая пустота. Она не Рита, она просто маленькая частица среди серого мирового пространства, а у частиц нет никаких воспоминаний, они просто кружат, бездумно соединяясь с другими такими же неприкаянными частицами, у них нет ни прошлого, ни будущего.
Своего недавнего прошлого Рита помнить не хотела, давнего вспоминать, почему-то было нельзя, а будущего она боялась и не подпускала мыслей о нем к своей голове, заполненной серым туманом. Девушка держалась за свою пустоту всеми силами, не хотела покидать ее —в ней было безопасно, а за ее пределами ждало что-то страшное, жуткое, неумолимое, безжалостное, причиняющее боль и называющее ее «козявка».
            Поборовшись немного с собственными ресницами, Рита сдалась и решила еще поспать, раз уж все равно не могла открыть глаза, но заснуть не давала боль, которая кромсала внутренности тупыми, зазубренными ножами. Рита неловко повернулась на бок, но стало только хуже — там, где тянуло и болело все загорелось, словно содрали лоскут кожи —  девушка поспешно вернулась в старое положение. Нет, лучше уж, пусть болит внутри. Не выдержав, она застонала, мрачные картины, как ни старалась не впускать их в свою память, навязчиво полезли в голову. Рита вспомнила ужасную ночь, здоровенную фигуру суженого, его длинные волосы — разбуженный змеиный клубок, Лешку, сползающего спиной по стене, и кровавые пятна повсюду в их уютной спальне.
            «Тронешь ее — убью!»
            «Эта козявка моя.»
            Рита окончила институт, много читала, была современной, просвещенной девушкой и никогда бы не поверила, что нельзя найти управу на кого бы то ни было. Она живет с Лешкой — она его жена, пусть и гражданская, она его любит, а он любит ее, они непременно поженились бы, если бы было жилье. Свое собственное. Как же можно отнять ее у Лешки, если она не хочет уходить?! В то, что страшный суженый ее уже отнял не поверить было нельзя, какой-то рациональной частью своего мозга девушка не верила, сомневалась, что все происходящее правда, но другая часть, которая отвечала за женскую логику, интуицию или шестое чувство говорила ей, что с прежней жизнью покончено, больше ее нет и не будет, и Лешки больше не будет.
            «Не хочу! — не открывая глаз, Рита заплакала. — Не хочу!»
            — Не хочу, — шевельнула она губами.
            В палату кто-то снова заходил, но глаза не хотели открываться, и девушка была с ними солидарна, она тоже не хотела их открывать и возвращаться в реальность.
            — Вот здесь она лежит, пока не придет в себя после операции, — сказал кто-то кому-то, видимо, врач.
            — С ней можно поговорить? Когда она очнется? — второй голос принадлежал мужчине.
            Рита сразу поняла, что ему глубоко наплевать на нее, настолько сухим и казенным слышался голос. Наверное, это тот самый следователь, и Рита нужна ему лишь по долгу службы.
            — Нет, что Вы, — возразил голос женщины. — Ей сделали общий наркоз, я не могу сказать насколько она будет способна давать показания в ближайшее время. Очнется скоро, но говорить с Вами вряд ли сможет — ей нужно время, чтобы прийти в себя.
            — А нельзя ли как-то ускорить этот процесс? — настаивал мужчина.
            — Нет! — резко ответила женщина. — Имейте сострадание к девочке, ей наложили восемь швов, знали бы Вы, какие у нее были разрывы! Дайте ей отойти от шока.
            — Доктор, доктор, — перебил мужчина. — Мне Вы можете это не рассказывать. Вы бывали на местах таких преступлений? Нет? Вы видели разрывы на ее теле, а я видел, что творилось у нее в доме, там все залито кровью — Голливудский ужастик отдыхает! И если будет повторение такого фильма, то есть вторая серия, то Вы станете отвечать за препятствие исполнения следственных действий!
            — Не пугайте! — огрызнулась женщина. — Прежде всего я о ней должна думать. Очнется — осмотрим и я Вам позвоню.
            Темнота прыгнула на Риту мягкой кошкой и проглотила ее...

                                                                                                                                                                     * * *

            Просыпалась она долго. Болела голова, болел низ живота, все восемь швов, каждый из них отдавал мучительной болью в теле Риты. Вернулась вязкая тошнота, но теперь она застряла в желудке и скручивала его в жгут, словно мокрую тряпку. Рита погладила солнечное сплетение рукой. Непонятное чувство, становилось все сильнее, перебивая все остальные, даже слегка заглушая боль — под кожей, как сумасшедшие забегали муравьи, толпы муравьев, желудок вспыхнул, плеснув в рот горечью. Девушка попробовала разобраться в своих ощущениях и поняла — это чувство голода — она хотела есть. Зверски.
            — Рита, — позвал ее голос подруги Ирины.
            Откуда она здесь? Зачем ее пропустили? Рита