Картинки

А кстати, это идея.
- Да чего уж там, вызывайте, - покорно смиряюсь со своей участью. – Заодно расскажете, как пытались беременную женщину заразить какой-то африканской заразой.
- Ирина Викторовна, это правда? – послышался слабый голос Татьяны.
Очнулась, значит! Очень хорошо! Пусть знает, что за фрукт её свекровушка!
- Танюш, да кого ты слушаешь? Она ж больная на всю голову! В галерею ко мне приходила – такую истерику устроила! Я уж думала, разнесёт мне всю экспозицию к чёртовой бабушке! Видите ли, я ей что-то не то сказала. Теперь эта сумасшедшая мне мстит.
Притом вид у этой самой Ирины Викторовны такой несчастный  - вот-вот расплачется.
- Согласна, - отвечаю. – Пусть полиция разбирается, кто кому мстит. Хоть эту заразу я вылила в унитаз, пузырёк выбросила в ведро. На стенках уж наверное остались частички. Там же, кстати, и шприц. Так что эксперты разберутся. Это уж покруче Болотного дела будет!
- Ну что, будем полицию звать? – осведомился официант.
- А дайте мне вещдоки, - попросила невестка.
- Сейчас принесу, - отозвалась я.
Но официант меня отстранил:
- Не надо. Я сам. Что там? Ампула и шприц? Найду.
Тут-то с лица музейной хамки всю надменность как рукой сняло.
- Голытьба мухосранская! – кричала она, с ненавистью глядя на невестку. – Я растила Стасика, во всём себе отказывала – и для чего? Чтобы какая-то шалава безродная его к рукам прибрала? Пришла тут на всё готовенькое!
- Ир, ты это, - подал голос молчавший прежде сообщник. – Запись отдай.
- С какой радости? – усмехнулась та. – Ты профукал? Профукал! Так что теперь Верка всё узнает.
- Ну, пожалуйста…
- И не проси. Не будешь проституток домой водить!
Надо же! Борец за общественную нравственность выискался! Хоть нимб на голову надевай!
Однако высказать свои мысли я не успела. Официант вернулся с пакетом. Внутри виднелось всё то, что я выбросила от греха подальше.
- Дайте его мне, - сказала Татьяна. – Так вот запомни, старая грымза, - произнесла она угрожающе, лишь только вещдоки оказались у неё в руках. – Если с моим ребёнком что-то случится, сядете оба, как миленькие!
- Чтоб ты сдохла вместе со своим выб-ком! – прокричала свекровь в бессильной ярости. – Чтоб вы все сдохли!
Она не вышла из кафе и даже не выбежала. Вылетела, как пуля из ружья. Следом за ней устремился и её подельник, горячо умоляя отдать ему злосчастную запись.
- Спасибо Вам, девушка! – обратилась ко мне Татьяна. – Вы спасли моего ребёнка! Я знала, что Ирина Викторовна меня недолюбливает, но чтобы так ненавидела…
- Бывает. Я тоже, признаться, была о ней лучшего мнения.
- Но как Вы узнали?
Мне ничего не оставалось, как подробно ей всё и выложить.
Уходили мы из кафе почти что лучшими подругами. Оказалось, Таня, как и я, увлекается ногтевой росписью и декупажем, любит путешествовать.
- Надеюсь, Вы не пламенная путинистка? – поинтересовалась я, когда она предложила мне обменяться контактами в Фейсбуке.
Может, это и глупо, но мне совсем не хотелось выслушивать оскорбления от той, у которой спасла ребёнка.
- Нет, я вообще-то за Навального.
- А я за Явлинского.
И что вы думаете? На этом месте мы с криком: «Ах ты стерва!» - мы набросились друг на дружку, вцепившись в волосы и царапая лица? Материли друг друга так, что у прохожих уши сворачивались трубочкой? От души пожелали друг дружке сдохнуть? Ничуть не бывало! Несмотря на политические разногласия, мы с Таней лучшие подруги. Её Настеньке скоро исполнится годик.
А что же свекровь? Этого, пожалуй, не знает ни Таня, ни её муж Станислав. Узнав о том, что чуть не сотворила его матушка, он запретил ей на пушечный выстрел приближаться к его дому, к его жене, к нему самому. Сказал, что у него больше нет матери. В полицию супруги её не сдали, но думаю, даже самый негуманный суд в мире не назначил бы ей более страшного наказания, чем она получила.
Как сложилась жизнь того, кто ради сохранения тайны готов был пойти на детоубийство – неизвестно. Но судя по некоторым событиям – не слишком удачно.
Как-то, случайно проходя мимо той самой галереи, я из любопытства тихонько заглянула. За столом вместо Ирины Викторовны сидел хозяин – Андрей – и вырезал из дерева фигурку.
- Красивая фигурка! – похвалили я его работу. – Это гномик?
- Спасибо! Это лесовичок.
Только сейчас я обратила внимание, что таких лесовичков тут целая витрина.
- Надеюсь, Вы не пламенный путинист? – после печального опыта этот вопрос я стала задавать чуть ли не каждому встречному.
- Ни в коем случае! Вообще я считаю, что творческие личности не должны скатываться в политическое лизоблюдство.
- Кстати, а кто автор вот этой картины? – я показала на ту, которой залюбовалась ещё в прошлый раз – с лавандой и снегом.
Кроме имени, я узнала также о том, что вдохновило художника на написание такой странной картины. В тот день он возвращался из Прованса в Москву. И вдруг обнаружил, что заснеженные ветви деревьев так же грациозно свисают вниз, как и гроздья лаванды.
Около двух часов говорили мы о картинах и о художниках, их написавших. А также о резьбе по дереву, которой Андрей с удовольствием занимается с юности.
- С Вами приятнее иметь дело, чем с Вашей нелюбезной сотрудницей, - не удержалась я.
- Это Вы про Надьку, что ли? – осведомился Андрей.
- Нет, про Ирину Викторовну.
- А, так Ирка уже давно здесь не работает.
- За хамство уволили?
- Да нет. Сама ушла. Облили её грязью по самые уши, обнесли перед коллективом…
Кто посмел так с ней поступить? Да какой-то мужик припёрся пьяный в дымину, начал орать, что мол, эта стерва пыталась толкнуть его на какое-то детоубийство, и что лишь благодаря его героическим усилиям дитя живёт и здравствует. И хотя сам хозяин в эту клевету не поверил, коллеги стали смотреть на Ирину как-то косо, шептаться за спиной. И она, не выдержав людской молвы, написала заявление.
Я не стала огорчать Андрея страшной правдой. Зачем это теперь? И всё же немного обидно, что я так и не сказала Ирине Викторовне того, что собиралась, ради чего сбежала из кинотеатра. И теперь, судя по всему, такой возможности у меня не будет.