люди знали, насколько всё просто…
Наш дорогой лысый Крюков в бордовом пиджаке не витал в облаках, он «просто» хотел таскаться в прошлое и там делать «нужные ставки» - зная сегодняшний день, скупать заранее то, что в прошлом не имело никакой цены, и, напротив, избавляться там от ставшего в будущем ненужным хлама. Примитивность Крюкова проявилась ещё и в том, что он не собирался выходить за рамки своей бизнес-темы – недвижимости, ничто другое его не интересовало.
И при этом навыки 90-х никуда не делись: у него хватило ума и хватки «построить» Веню и работу его лаборатории так, что только рыпнись! Только попробуй проявить самостоятельность в действиях или распустить язык! Мало того, что Крюков обещал засудить и отобрать всё, выдав отступнику на будущее «черную метку» - волчий билет: он не побрезговал предупредить крохотный коллектив работавших там гениев: «Если что, убью».
- Вы странные, - задумчиво заметила я. – Вы все, и Крюков тоже, очень странные! А если кто-то из вас просто грохнет его самого там, в прошлом? И все дела.
Веня удивлённо посмотрел на меня:
- Кто-то из нас похож на убийцу? Я похож? Знаешь, такое нам даже в головы не приходило и не придёт. Мы – учёные, а не бандиты. Это первое. Второе, рациональное: ну, убьём мы там Крюкова, а потом вернёмся сюда – к кому, к чему? Что тут тогда будет без него? Будет ли работать наша машина на вход? Будет ли куда вернуться? Разве мы это можем просчитать? Пока что не можем и даже не собираемся – не до этого. У нас другие задачи, Таша. А ты пересмотрела глупых американских фильмов на эту тему, где все бегают туда-сюда по времени и друг друга убивают.[/i]
Может, и пересмотрела. Но первая мысль, которая возникает у меня в голове при разговорах о перемещениях во времени, это что-то изменить в прошлом так, чтобы сейчас мне было хорошо.
А мне плохо, да. Мне очень-очень плохо!!!
КОГДА-ТО
Итак, безумная студентка Таша купалась в любви десятка однокашников, при этом училась отлично и строила планы на прекрасное будущее. Вот только с Одним-Единственным и Самым Главным мужчиной в своей жизни определиться никак не могла.
Зато опять обнаружила, что беременна. Да что за чёрт! Когда, где, с кем прокололась? Но слабоумная идиотка решила, что появился прекрасный шанс понять, кто из любовей самый достойный. Впрочем, хватило всего двух бесед с «претендентами на руку и сердце» (тело они давно получили). Разговоры оказались удивительно похожими между собой.
- Что? Залетела? Ну, дорогуша, это не ко мне! - застёгивая джинсы, нежным голосом говорил номер первый. – Я всегда был аккуратен, а ты весьма активная у нас девочка, весьма! – тут он заржал. – Поэтому, прости, Ташик, не моя проблема! - и, сделав ручкой, потенциальный муж ускакал.
Я удивилась, расстроилась, но решила, что на самом деле всё очень даже неплохо – вот и минус один, недостойный. Людей осталось меньше, шансов стало больше, как тех стульев из двенадцати.
Когда почти слово в слово ситуация повторилась со вторым, у меня нехорошо закололо в сердце. О чём-то полубезумная Таша стала догадываться, что-то подозревать.
А на следующее утро группа «принцев» встретила Ташу у входа в институт, и, прыская и пихая друг друга локтями, нестройным хором пропела:
- Та-а-аша, Та-а-аша, мы не же-е-енимся на тебе-е-е никогда-а-а! – и заржали, как табун молодых коней. Там были все мои «любови», все мои «потенциальные мужья», все «кандидаты». А вместе с ними веселились какие-то ещё совершенно незнакомые парни, хохочущие и тыкающие в меня пальцами. Моя персона была известно всему институту – с одной, весьма позорной стороны!
Я развернулась и бросилась в сторону, подальше от них. Наступило прозрение. И это не тот случай, когда лучше поздно. Лучше бы никогда. Ведь «поздно» означало, что я жду ребёнка, у которого нет и не может быть отца. Я не знаю, кто его отец. Не знаю…
Дома опять я долго разглядывала потолок, соображая, что происходит и на каком я свете. Желание любви никуда не делось, но оно полностью сосредоточилось, сконцентрировалось на той крохотной жизни, что уже вовсю росла, развивалась во мне. Ну, и не надо мне никакого мужа, все мужики – дерьмо и мразь, начиная с отца и заканчивая… всеми. У меня будет только мой малыш, который станет любить меня больше всех на свете, потому что я его мама. Я помню Лизоньку, а этот малыш будет ещё лучше! Я знаю, что такое материнство, я умею и могу любить до бесконечности, до умопомрачения, а ребёночку и так по самому факту рождения выдана щедро, в огромном количестве ни с чем не сравнима я любовь к маме.
Оставалась одна проблема: родители. Они ж наверняка захотят прокрутить тот же номер, что и в первый раз. Пока что у меня срок маленький – значит, они пока ничего не узнают. Когда узнают, будет поздно, и опять мы вернёмся к разговору о «вариантах».
Я должна была к этому подготовиться.
И подготовилась.
- Я рожу этого ребёнка. И никому не отдам. Вы можете меня выгнать и сделать всё то, что однажды обещали. Я поддалась лишь потому что была слишком слаба и ни хрена не соображала, а мой мозг заливал окситоцин. Но сейчас я соображаю более чем. Так вот: если вы попытаетесь хоть что-нибудь сотворить, один очень любопытный текст, уже написанный мною, переместится из надёжного места в весьма ненадёжное, типа газет, журналов и телевидения. Согласитесь, дорогие, я про вас очень многое знаю. И про твоё, па, партийное прошлое в том числе. И про некоторые связи, ну… и так далее. Не вынуждайте меня разрушить вашу жизнь – не разрушайте мою.
Они сидели в креслах и слушали меня, вцепившись в ручки так, что я видела побелевшие костяшки и даже замечала дрожание кистей их рук.
- Ты чудовище. Ты просто чудовище, - шептала потрясённая мать. От этих слов меня разобрал хохот, будто мне рассказали самый смешной анекдот в мире.
- Видели бы вы себя! – захлёбывалась я, утирая слёзы. Видели бы они себя – уродцев со стёртыми пятнами вместо лиц и с голосами роботов. Чудовища меня испугались! Что ж, хорошо. Победа!
Трепетно и с наслаждением я подготовила свою комнату к появлению малыша. После УЗИ я знала, что жду мальчика. Но главное, я ждала Любовь. В любом её виде. Заранее купила кроватку, манежик, погремушки… Ползунки, пелёнки, весёлый шкафчик в зайчиках для этого хозяйства. Родители молча давали мне деньги на всё. И держали языки за зубами. И хорошо, молодцы! Не могу быть уверена на сто процентов, но есть у меня подозрение, что они тогда решили отпустить эту ситуацию. Мол, пусть идёт, как идёт, а там посмотрим. Второй раз «убивать» младенца они, конечно, не решались: это было бы слишком подозрительно, да и от меня неизвестно, чего было ожидать – вдруг я и вправду пойду на какие-то радикальные шаги, которые пообещала совершить, и что тогда будет?
Однажды я случайно подслушала их разговор за завтраком… Они не знали, что я уже проснулась и тихо подошла к кухне.
- Ну, хорошо, - мрачно сказал отец. – Будет внук, наследник… Хотя бы не очередная проститутка.
- Ой! – видимо, сморщилась мама, сделав недовольное кукольное лицо. – Размечтался уже – «внук, наследник»… Не нагружай! Надо думать, что дальше делать. Вот мужа ей надо найти! Чтобы отселить и жить спокойно.
- Мужа, - хмыкнул папа. – Кому нужна девка с довеском?
- Ой! – теперь мамин голос звучал возмущённо. – Мы ли первые? Мужа в таких случаях подбирают и ставят перед фактом – что он должен и что ему за это будет хорошего. А то ты не знаешь?
Ага, вот как. Ладно, посмотрим. Меня ничто не пугало, я поглаживала свой животик, была счастлива и всесильна.
Мишенька родился ранним утром в конце октября. У нас с ним была общая палата, я не расставалась со своей Любовью ни на мгновение. Он был такой… смешной! Смуглый, кудрявый, с ямочками на щёчках. Мы были рядом целых четыре дня.
А потом… он умер. Просто во сне. Синдром внезапной детской смерти. Это я после узнала про такое странное явление. А сначала просто никак не могла разбудить моего малыша для кормления… Дальше не помню. Всё провалилось в непонятную дыру во времени и пространстве, откуда иногда я выхватываю памятью отдельные картинки: вот я ползу по ковру в своей комнате, кажется, вою… ползу к тому месту, где стояла детская кроватка… её там, разумеется, уже нет. В руке у меня зажата погремушка, которая весело звенит бубенчиками… я ползу, ползу, никак не могу доползти, будто у меня парализованы ноги… Или это был сон? Нет, не сон, ведь в какой-то момент меня подхватили чьи-то сильные руки и куда-то поволокли… я визжу, сопротивляюсь, пытаюсь драться и кусаться, не отпуская погремушку, которая гремит, гремит, так несвоевременно и странно звуча в этой адской сценке безумия.
Очень смутно припоминаю, как я совершенно очевидно сижу на своей кровати и кормлю грудью Мишеньку. Вдруг в комнату врываются родители без лиц, выхватывают у меня из рук сына… Я ору, бросаюсь на них, но их же двое, они сильнее, они заламывают мне руки за спину, я пытаюсь лягаться. Потом рядом оказываются какие-то чужие люди, и уже их руки держат меня… ужасно болезненный укол в вену, я верещу… после – провал, чёрный провал.
…И вдруг больница. Роддом? Сначала мне кажется, что я снова в роддоме… нет, тут иначе. Тихо так и пахнет странно. Но, самое главное, я – будто не я. Руки, ноги – ватные, чужие, слабые. Я не могу ими управлять. Голова тоже какая-то странная - не поднимается от подушки, тяжёлая-претяжёлая! Я могу только лежать ровненько и тупо пялиться перед собой. Впрочем, ничего другого и не хочется. Мне всё равно, мне плевать, мне ничего не нужно, мне нравится ощущать себя растением, травой, которой ничего не надо делать, просто лежать. Зачем что-то делать? Зачем пытаться встать и куда-то идти? И не надо совсем. Ничего не надо…
Пришлось в институте оформлять академический отпуск на год. Родители, как всегда, обо всём договорились. Месяца два я была в довольно тяжёлом состоянии, меня крючило и бросало из бешенства в абсолютно тупой ступор. Или это творили со мной препараты?
Потом дело пошло на поправку. Что значит – на поправку? Значит, я опять могла владеть своим сознанием, стала социализироваться, снова становилась адекватной принятым нормам поведения. Теперь я чётко соображала, где я, кто я и что происходит. Доктора не могли нарадоваться. Родители тоже.
И произошло ещё кое-что важное. У мамы с папой постепенно стали появляться лица. Я уже могла видеть знакомые черты, даже мимику разглядела. И я замечала в этих лицах и озабоченность, и тревогу, и радость, когда моё состояние пошло на лад. У меня не было к ним больше прежней ненависти, видимо, поэтому, я смогла воспринимать их, как людей, а не монстров. А у людей всегда есть лица. Ненависть к родителям ушла… в другое место, переместилась к другому объекту, но никуда не исчезла. Ненависть просто сменила точку своего приложения, развернулась в другую сторону, переключилась.
Я возненавидела себя. Никогда прежде не думала,
