Слепой метод

превратившись всем своим дряблым телом в ненасытное, сладострастное животное, наслаждающееся теплом. Затем он вообразил себя крокодилом и немедля задался вопросом: отчего это у них, крокодилов, спина совершенно жестка, а живот, напротив, замечательно мягок? (Это Гоголь, Гоголь! – Г.Н.) Эта мысль занимала Авова, пока он не почувствовал удушья и, выскочив из-под воды, не начал жадно хватать губами сладкий воздух начала весны. Успокоившись, он посмотрел на небо.
Низкое позднее солнце висело над столицей Родни, и длинные изъеденные ветром облака лишь на мгновение затмевали свет, а потом уходили, и он снова стелился по плоским крышам города, по узким улицам из жёлтого и белого камня, по редким запретным садам, убежищам от пыли и вони города, и свет устремлялся в степь, к морскому берегу, отсюда далёкому, недоступному, почти невозможному.
«Ничего, ничего, всё будет хорошо, всё будет исключительно замечательно и столь же прелестно, всё поправится и всё пройдёт, без сомнения, навсегда пройдёт, конечно, всё будет хорошо…»
Так утешал себя Авов, хотя наверняка знал, что ничего хорошего не будет, потому что в этот вечер с еле слышными хлопками разорвутся миллионы почек, и из них стремительно рванутся в ночь листья, листики, листочки, миллионы зелёных листьев, и к утру весь материк покроется их цветами и запахом, и мир утонет в весне.
И с этого же утра на Второго Зятя Бабушки, Высокороднейшего Члена Семьи, Ответственного за Банные Покои Квартиры, обладателя шести орденов За Мудрость, двух За Храбрость и трёх За Старание, с этого же утра на несчастного, обиженного судьбами Авова, обрушится унизительная, постыдная болезнь: его благородное лицо покроется язвочками, из ноздрей побегут потоки склизкой влаги, а глаза – глаза достойного Семьянина! – станут слезиться, как у распоследнего бетельщика.
И женщины отвернутся от Авова. И жизнь его на всё время цветения станет бессмысленной.
Авов, покряхтывая, вылез из розовой воды и по мозаичному полу пошёл к покоям, где ожидала его любимая ласковая массажистка, бесподобная Анеле.
Он лёг на скамью, подставив свою спину ударам и поглаживаниям, и привычно застонал под первыми, нарочито грубыми щипками, с трепетом ожидая, что сейчас они кончатся, и он забудется сладкой дремотой в ласковых руках. Вот сейчас, сейчас Анеле станет мягко гладить его спину, бока, потом живот… О, счастье!
А потом будет то, что происходит всегда в это время дня. Авов задремлет и в полусне ощутит губы Анеле и щекочущие острия её грудей… Ох, счастье! Не меньшее, может быть, чем ежедневный обед из 18-ти редчайших блюд.
Завтра, завтра начнётся гнусная болезнь, и долгие весенние дни Авов уже не будет испытывать такого наслаждения, оно будет отравлено насморком, язвами, тяжёлой мигренью.
 
АВОВ (сон)
 
«На золотом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой?»
Да, да он тоже знает эту считалочку! Он тоже хочет закричать не то запеть и побежать за Алимдюлой, вообще-то ябедой и задавакой, но с такой косой, с таким огромным белым бантом на затылке! Когда она убегает от него, бант подпрыгивает в кустах, как бабочка. Он не видел таких огромных бабочек, может быть, поэтому ему так хочется догнать Алимдюлу.
Ужасно хочется дернуть за ленточку, так чтобы бант развязался и ослабла тугая коса. Алимдюла заревёт, глаза станут маленькими, а рот большим. «Всё скажу!» - заорёт она, и он знает, что она действительно сегодня же за обедом всё расскажет своей матери, а та придёт жаловаться, но это ему почему-то совсем не страшно.
Может быть, потому, что когда она отревётся, она сядет где-нибудь на пне, перекинет остатки косы через плечо, распустит волосы, а потом будет долго сидеть и старательно переплетать прядки, пока не сведёт их в тугой золотистый хвост. И глаза у неё снова будут большие, зелёные, как пруд, в котором они ловят на удочку пиявок.
А он не будет смотреть на неё, он будет бегать вокруг и хлестать палкой по кустам, сшибая листья, но мешать ей не будет и хотя даже не поглядит в её сторону, всё-всё увидит: и большие зелёные глаза, и золотистый длинный хвост.
«Догоняй, Авов!» - Алимдюла уже далеко…»
 
25 января
 
Я хочу, чёрт возьми, чтобы с каждым днём у меня связывалось что-нибудь хорошее – хотя бы ассоциации. Ан нет – такой хороший день, Татьянин день, ну-с, а что я могу про него сказать? Татьяной зовут мою ужасную сослуживицу. Как сейчас помню, Татьяной звали нашу учительницу по биологии – несусветную дуру и злую бабу. Эх, бедный Пушкин!..
С другой стороны, 25 января – день рождения магаданского дяди Штанинниковых, который присылает им красную икру. И каждый божий раз, садясь за стол у них, я слышу: «Кушайте икорку, чай, непокупная, это дядя наш прислал из Магадана, он всегда присылает, ну, уж приходится ему к двадцать пятому января тоже что-нибудь соображать… Но как икорка-то!»
И нет у меня даже такого воспоминания, которое есть у всякого, учившегося в университете: Татьянин день – начало каникул, Татьянин день – студенческий день…
Ну почему, почему я никогда не был студентом? Почему нет у меня, и не было хорошей знакомой, которую звали бы Татьяна? Почему? Эх, Георгий!..
 
АВОВ (явь)
 
Авов проснулся. Он долго лежал с закрытыми глазами и ждал знакомого отвратительного ощущения – щекотания в носу: с этого начиналась болезнь. Так, не открывая глаз, он пролежал час. Ничего не произошло. Авов потянул воздух обеими ноздрями – дышалось легко. Осторожно провёл пальцами по лицу – оно было гладким, совершенно чистым и, казалось, ещё хранило следы поцелуев Анеле. В уголках глаз не было слизи, и чесать их не хотелось. Всё было, как вчера, всё было в порядке!
Шлёпая босыми пятками, Авов кинулся к зеркалу. В нём отразилось румяное, свежее, любимое лицо. Оно было слегка испуганным – и только. Ничего не понимая, Авов высунулся из окна, опасливо принюхался, и тут он увидел, что единственное росшее во дворе дерево стоит без зелени, как и всю зиму. «Может быть, день распускания листьев перенесли? Но как же я этого не знал? Вчера ведь предвещали… И никто не предупредил… Неужели прозевал, Великая Бабушка?!»
И только бедный, хоть и высокородный Авов успел ощутить радость, смешанную с обидой, как услышал особый тройной стук – так вызывала Бабушка. Открылась дверь, вошёл гонец, дежурный по Квартире красавец Лиинад и с поклоном протянул свиток папируса.
- Хорошее утречко выдалось, сынок, - сказал Авов, развёртывая послание. «Авовчик, душка, забеги ко мне на минутку. Твой Римовалсик», - и Авов пошёл по длинным мраморным коридорам Квартиры к Первому Сыну Бабушки.
- Привет, рахат-лукум моей души!
- Хе-хе, хорошее утречко выдалось, Римовалсик.
- Ну, конечно, ты всё о своих болячках печёшься – тебе хорошее. Мало о государстве думаешь, Авов. А тут дела совсем невесёлые. Сумасшедший дом, а не Родня. Представляешь, мало нам вчерашнего выкидыша, сегодня почему-то ни один листок не распустился! Бабуся готовит речь к народу – вот до чего дошло!
- Да, надо же…
- Мы тут решили комиссию создать – надо разобраться в этой истории. Боюсь, говоруны нам пакостят… А ты как думаешь?
- А может быть… Может быть, это мятеж недостойных?
- Это ещё как?
- Сорвали все листья и хотят опорочить Бабушку!
- … Да, умён ты, братец. Вот ты и будешь председателем комиссии. И если это мятеж… Верно ты, однако, догадался.
- Да уж я тут…
- Мы тебя знаем – ты постараешься. В помощь тебе дадим Старшего Брата Земель Муана. Он парень толковый, хотя и умствует много. Ты ему воли не давай. Он тебе будет там про всякие законы рассказывать, да теории разводить – ты не очень его слушай. Главное, сам сказал, мятеж выявить.
- Надо – значит выявим.
- Ещё дадим Старшую Сестру Дерев Агни. Что она будет говорить – слушай и записывай. Потом лично мне доложишь. И ещё будет с тобой Старший Брат Делов Йердна. Это мужик верный, с ним во всём советуйся. Ясно?
- Ясно…
- Вижу, вижу по лицу, что не нравится тебе работа. Тебе бы всё с Анеле барахтаться! Ну, ничего – послужить с твоим брюхом тоже не помешает. А сделал дело – гуляй смело! Успехов!
 
26 января
 
ЙЕРДНА (явь)
 
- Здравствуй, Римовалс.
- Садись, Йердна.
- Ну что, листики разволновали?
- Напрасно шутишь. Думаю – пришёл наш час.
- Видишь, я был прав в прошлом году. Если б тогда выступили, эти листики нам бы сейчас – ох! – не с руки были!
- Ладно, мемуары потом. Я создал комиссию – на базе Дома Изучений. Сейчас говорил с этим бараном Авовом, назначил его руководителем. Подкинул ему идейку насчёт мятежа – он теперь таких дел наворочает! И Бабушка будет довольна – она дураков любит.
- А кто ещё?
- Я выбрал Муана и Агни. На Муана, этого умника, свалим всю вину за провал работы комиссии. Потом уберём его.
- И раскроем историю с геликоптером?
- Конечно. На Семейном Совете это будет лишний козырь против Бабушки. И вообще – уничтожим эту машину. Нечего мечтать о других мирах!
- Отсюда и всё умствование в народе…
- Теперь Агни. Баба – сволочь, но нам нужна. Сам понимаешь: поддержка Неугомонных Матерей – ещё один козырь.
- А если она заупрямится? Уберём. Таких противников нам не надо. Кстати, если Авов будет очень мешать – можешь и его тоже.
- Ну и работёнку ты мне подвалил!
- Ты что – не хочешь быть Первым Сыном Бабушки? Ради этого стоит потрудиться! Или моё место тебе не нравится? Извини – выше ничего не могу предложить… Кстати, а что ты сам-то думаешь насчёт листьев?! Что с ними случилось?
- Да уж, наверное, есть причины… Впрочем, не в этом дело.
- Ну они хоть распустятся, как считаешь?
- А куда им деться?
- Вечно ты темнишь… Ну, ладно, успехов!
«Успехов… Конечно, тебе нужны мои успехи. В Семье все мастера чужими руками жар загребать… Значит, так: начальный этап ясен. Я – Первый Сын. Правда, кое-что мне уже не нравится. Геликоптер? Ладно, сначала посмотрим Истинные Описания моих новых друзей. Кого мы там будем убирать? Муан…
«Муан – год и место рождения неизвестны. Примерный возраст – 50 лет. Рост – 6 локтей. Глаза голубые. Первый Сын Бати Изучения, Старший Брат Земель.
В 56-е лето Правления Бабушки обнаружен преданными Сынками Дома Дружбы Отдалённой Родни близ Побережья. Рядом были найдены обломки неизвестного предмета (Опись см.61 свиток Истинного Описания) Утверждал, что прилетел по воздуху с якобы имеющего место быть Иного Материка. Заподозрен в Дружбе в пользу Гнусного Врага и с 56-е по 60-е лето провёл в Рекреациях Центрального Дома Дружбы для выяснения обстоятельств. В 60-е лето выслан на Болото и привлечён к работе по охране пиявок и аистов. В 62-е лето задержан по обвинению в нарушении Неукоснительного Запрета Геликоптерного Умствования. С 62-го по 65-е лето вновь находился в Рекреациях Центрального Дома Дружбы. В 65-е лето по Личному Рескрипту Великой Бабушки (ЛРВБ) отправлен в Дом Изучений. В 67-е лето назначен Сыном Бати Изучений. В 70-е лето по ЛРВБ назначен Старшим Братом Земель Дома Изучений без повышения степени родства. За отказ занять эту должность с 70-го по 72-е лето провёл в Рекреациях Центрального Дома Дружбы. В 72-е лето означенную должность занял. С тех пор ни в каких занятиях не замечен.
Подозревается в Дружбе в пользу Гнусного