Александрия. Глава 2. Город христиан

Агапий Сабин был из тех людей, при встречи с которыми окружающие обычно  почтительно кланяются, думая: «Вот истинный баловень судьбы и  достойнейший из мужей». Прославленный магнат, член городского совета,  непревзойденный по щедрости покровитель наук и искусств…

Его дед был из вольноотпущенников. Вместе со свободой хозяин даровал  рабу неплохой земельный надел. За какие именно заслуги были дарованы  такие блага?.. Семейное предание об этом умалчивало. В доме Сабина ни о  самом пращуре, ни о его заслугах перед хозяином не принято было  вспоминать.

Отец Агапия втрое приумножил оставленное ему наследство, присовокупив к  своим наделам приданое жены, а к концу своей деятельной жизни превратил  земельное достояние рода в весьма обширную, приносящую солидный доход  латифундию; и, кроме того, согласно цензу, обзавелся званием куриала,  возглавив городской совет. Это звание, равно как и остальное имущество,  унаследовал и его сын, а удачная женитьба Агапия позволила ему открыть  мастерские в городе, ряд торговых лавок и построить богатый дом в самом  престижном городском районе, неподалеку от дворца префекта и набережных.  Почет, богатство, процветающий дом – чего ещё желать? Благодаря  стараниям его доброго гения-хранителя, а также собственной ловкости, с  какой он умел управиться с делами, Сабин достиг всего, чего только может  желать человек. Но смелым мечтам нет предела, и слишком низкий потолок  городского совета уже давил – он уже не мог удовлетворить притязаниям  безграничного честолюбия и беззаветной любви к золоту. Сабин с завистью  глядел на счастливцев из префектуры и совета управления провинции – вот  где можно разгуляться и вершить настоящие дела. Одно было плохо - его  там никто не ждал. Нужна была солидная протекция, чтобы оказаться своим  для этих патрициев нынешнего времени. Но и тут судьба явила  благосклонность, даровав ему двух красавиц-дочерей, и, наблюдая за их  взрослением, он с каждым днем все больше убеждался в предопределенности  своего успеха.

Дочери повзрослели, достигли определенного возраста и теперь пришло  время правильно распорядиться их красотой. И дабы их краса не осталась  не замеченной кем надо и не увяла в безвестности, отныне им позволено  было посещать городские мероприятия и увеселения - конечно же, в  сопровождении гордого родителя. Все остальное время они проводили дома,  под строгим надзором, за работой, как то и полагается благовоспитанным  девицам.

- Корнелия, где сейчас мои дочери? – как обычно, обратился Агапий к жене, прежде, чем направиться в городской совет.

- Они заняты работой в атриуме, - с готовностью отвечала ему добродетельная супруга.

- Вот и хорошо, пусть трудятся, от безделья все беды. Гляди в оба, за этими кобылицами теперь глаз да глаз!

- Не тревожься на сей счет, твои дочери самые благоразумные и самые  благовоспитанные девушки в Александрии, - заверила мужа Корнелия.

Проводив супруга, почтенная матрона, мимоходом наведавшись в атриум,  чтобы удостовериться в том, что дочери и впрямь прилежно трудятся,  поспешила вернуться к хозяйственным заботам по дому, занимавшим все её  дни.

Внутренний двор, где трудились дочери Агапия Сабина, был обширен и  прекрасен, под стать самому дому. Ухоженные розовые кусты, насаженные по  периметру атриума, своей живой красой, прелестью цветения и  благоуханием восславляли застывшую грацию мраморной богини, чья статуя,  украшенная свежими цветочными гирляндами, возвышалась в центре дворика, а  по обеим сторонам от неё с веселым плеском играла вода в фонтанах.

Обе девушки вместе с компаньонкой-ровесницей из рабынь, одетые в легкие  домашние платья, и с небрежно убранными в узел на затылке волосами,  работали в тени портика, сопровождая свою работу стройным и слаженным  тонким девичьим пением.

- Пантия, о чем ты мечтаешь?! – вдруг раздраженно воскликнула Сабина. Ей  и без глупых оплошностей помощницы было досадно проводить столько  времени за скучнейшим занятием, к которому её приговорил отец. – Смотри,  полоску запорола!

- Не знаю, как так вышло, - удрученно отозвалась Пантия с другой стороны станка.

- Ладно, все равно, - тут же остыв, махнула рукой Сабина.

- Ясно, о чем мечтает! Найди ты ей уже жениха, сестра, не то с тоски она  ещё не так напортачит, - проговорила Лидия, трудившаяся над вышивкой  неподалеку от них.

- Ты, Лидия, никак насмехаешься над моим несчастьем?

Страдания несчастной одинокой Пантии были в их маленьком кругу извечным предметом жалоб и обсуждений.

- Даже не думала, - отвечала Лидия, одновременно отсчитывая ровные  шелковые стежки, выбегавшие один за другим из-под её быстрой иголочки.

Замечание одной из девушек дало повод для дальнейшей оживленной беседы двух других.

- А и в самом деле, хотела бы, так давно нашла б себе приятеля! – заметила Сабина.

- Приятеля? Ну уж нет, - отвечала Пантия, - если я кого полюблю, то всерьез и на всю жизнь! Только где же найти достойного?

- Тебе ли жаловаться? Смотри, столько воздыхателей вокруг тебя вьется!  Вон, этот бедняга, сын садовника, с тебя просто глаз не сводит…

- Кривоногий коротышка!

- Ну или ещё этот, слуга из лавки, как его… сегодня всю дорогу до бани за тобой шел…

- Рябой урод!

- Ну а тот рослый молодчик, из соседской челяди?..

- Довольно тебе, Сабина, перечислять местных увальней, среди них все  равно нет ни одного достойного моего привета, - с досадой перебила  Пантия.

- А кого же тебе надо? – удивилась Сабина. – Может в невестки к самому префекту метишь?

- Никто не может знать, что уготовила Судьба, - смиренно отвечала  Пантия. – Но и кроме сына префекта много достойных юношей в городе.

- Ну так и быть, коли хочешь, забирай этого моего, колесничего, -  милостиво проговорила Сабина, с прозорливостью пифии всегда ясно  видевшая все самые тайные чаяния подруги.

И действительно, Пантия даже остановила работу и, не скрывая радости,  посмотрела на подругу сквозь разделявшую их нитяную перегородку:

- Да наградит тебя благая Исида! – быстро и серьезно проговорила она.

- Ах да, совсем забыла, - тут же добавила Сабина, стукнув себя пальцами  по лбу, - к несчастью, твой красавчик нынче отчалил на войну… - и  расхохоталась в лицо подруге.

Пантия, потемнев лицом, молча продолжила работу.

- Вот как? Колесничий? – рассмеялась Лидия. Она бросила на сестру  насмешливый взгляд, но тут же снова отвернулась к пяльцам. – Кто же  следующий? Матрос в порту? – поинтересовалась она, начиная новый  шелковый листок в орнаменте полотна.

- Какой ещё матрос? – удивилась Пантия.

- Если он красив и хорош в любви, то почему нет? – невозмутимо отвечала сестре Сабина. – А что, у тебя есть такой на примете?

- У меня? Нет.

- А кто есть?

- Да никого у меня нет! Любовные утехи меня не интересуют.

- А ты поинтересуйся, а то того и гляди отец повыдаёт нас за  каких-нибудь старых хрычей, так и не узнаешь никогда, каково это –  любить и быть любимой.

- Без любви этой вашей можно и обойтись, - отмахнулась Лидия, - меня  другое тревожит - как бы мне не запретили посещать занятия в школе…

Не успела она договорить, как её подруги залились безудержным смехом.

- Глупые гусыни, вам никогда меня не понять, - только и вымолвила она в ответ на их хохот.

- Сама ты гусыня, как есть! – смеясь проговорила Сабина, - ты из дома-то выходишь только под присмотром няньки!

- Я делаю то, что велит отец, - пожав плечами, отвечала благоразумная Лидия.

- Сейчас ты делаешь то, что велит отец, потом будешь делать то, что велит муж.

- Да! И что с того?

- Ну и зачем тебе в таком случае грамота с арифметикой, философия и  Вергилий, если ты всегда делаешь только то, что тебе прикажут?

- Мужа стихами ублажать, - хихикнула Пантия.

- Тебе не нужна школа, коли ты и дальше собираешься жить не своим умом и не своей жизнью!

- Я живу своим умом, Сабина, – уверенно парировала Лидия. - Я всегда  буду послушной дочерью и послушной женой, потому что сама так решила!

- Ничего ты не решаешь! – Сабина забыла про работу и подошла к сестре. -  Смотри, ещё совсем недавно ты с такой горячностью, какой, верно, и сам  Вулкан позавидовал бы, рассказывала нам с Пантией, что хочешь стать  христианкой, – заговорила она, делая вид, что разглядывает вышитый  сестрой узор. - И что? Дальше пылких речей дело не сдвинулось…

Лидия бросила иголку. Последние слова сестры действительно её задели.

- Потому что матушка не позволила мне этого, - отвечала она, стараясь не  поддаваться гневу и сохранять хладнокровие, и тут же покраснела с  досады, так как в то же мгновение поняла, что Сабина права.

Это замечание было встречено новым взрывом хохота.

- Но если я твердо решусь стать христианкой, то никто в целом свете мне не сможет помешать!

- Ну да, разумеется, ты ведь такая смелая и решительная, жаль, что  только лишь на словах! - продолжала насмехаться Сабина, окончательно  выводя сестру из себя.

- Знаешь что! Ты мне надоела! - преодолев желание вцепиться сестре в  волосы, что было не редкость во времена их былых детских распрей, Лидия,  быстрее дикой кошки, выбежала из атриума.

- Умница наша, - проговорила ей вслед Пантия.

Сабина довольно усмехнулась:

- Тихоня.

Оставив сестру и дальше злословить вместе с Пантией сколько им  вздумается, Лидия поспешила в женские покои, где, к счастью, в эту пору  никого не было, и, не призывая служанок, наскоро сама привела в порядок  волосы, переоделась, покрыла голову скромной полотняной накидкой,  позаимствованной из вещей нянюшки, и, стараясь остаться никем не  замеченной, выскользнула из дому.

«Значит я гусыня, которая всего боится и живет чужим умом? Я?! Одна из  лучших учениц самого Баргата?! – с обидой и гневом думалось ей. – Увы,  да - я жалкая гусыня, Сабина права. И останусь ею, если и дальше буду во  всем слушать матушку и по её приказу вечно отказываться от собственных  желаний» - с горечью размышляла девушка.

В одно мгновение преодолев мраморные ступени, ведущие на улицу, она  оказалась перед аркадой парка, в глубине садов которого размещалась  школа знаменитого философа Баргата, куда Лидия ежедневно наведывалась в  сопровождении няньки и слуги.

После курса грамматики начальной школы в Мусейоне Лидия упросила отца  позволить ей продолжить образование у философа, и к её радости, отец не  стал препятствовать, хотя и заметил ей, что девушке гораздо более  пристало посвящать свое время красоте и уходу за собой, во всем ставя  Лидии в пример её сестру - та, одолев грамоту с арифметикой, и с  радостью освободившись теперь от школьных занятий, по полдня проводила в  банях, сопровождаемая дюжиной служанок, которые по нескольку часов  кряду мыли её, массажировали и натирали благовониями; а после бани,  вернувшись домой, внимательнейшим образом изучала новые ткани и  драгоценности, ежедневно доставляемые захожими торговцами, для которых  дом Агапия Сабина с некоторых пор стал словно дар богов.

Обойдя стороной парк, Лидия вышла на одну из центральных улиц  Александрии и сразу оказалась в шумном водовороте городской жизни:  торговые лавки, занимавшие нижние этажи зданий, зазывали к себе  прохожих, которые толкались и галдели, торгуясь и выбирая