Шёлковое Сердце и Хрустальная Душа

- Шёлковое Сердце, как мне нравится повторять твоё имя, - произнесла она, - сердце… сердце…
- Как ты думаешь, хрусталь и шёлк сочетаются? – спросило Сердце.
Оно думало, что за триста лет одиночества наконец-то нашлась душа, которая поняла бы его тряпочный организм.
Душа чуть усмехнулась… Сердце заметило, что, несмотря на то, что она всегда весела и обаятельна, внутри души сидит какой-то жучок, который ворочается по каналам и шлюзам её аморфного тела и бурит дорожки.
- Душа и сердце хорошо сочетаются, - голос души дрожал.
В её мыслях была надежда, что для неё нашёлся островок, на который можно будет приплывать, когда жучок разовьёт уж слишком активную деятельность.
Разговор шёл на столе. Сердце и Душа разговаривали уже много месяцев, а все потому, что сумасшедший художник решил уйти в мир иной, и перед смертью из жерла его груди выскочило Шёлковое Сердце, а после – пушинкой вылетела Хрустальная Душа.

- А мне до безумия нравится повторять твоё имя, - молвило сердце, - Хрустальная Душа… Душа Из Хрусталя… Хрусталь Души…, - на разный лад молвили шелковые «уста».
- Ты чувствуешь меня… Услышать своё имя из чужих уст равносильно сну. Когда его кто-то произносит, мне хочется лететь в неведомую страну. В волшебный мир, где возможно существование только нас двоих и никого больше…
Душа замолчала, поглядела на абажур антикварной лампы и добавила:
- Ты понимаешь Хрустальные Души…
- Хрустальная душа только одна на свете. И она - это ты и никто больше. Остальные души состоят из других материалов.
Окно внезапно распахнулось. В комнату ворвался ветер и разметал по полу незаконченные рисунки художника. Рояль осыпало красными клёновыми листьями.
- Где ты, Душа? – встревожилось Сердце, - я не могу тебя увидеть, ведь я – шёлк, а ты - дымка, наполненная жизнью.
- Я здесь, Сердце, - раздался голос из-под листка бумаги, - осенний ветер может снова унести меня от тебя, и мне придётся покинуть эту комнату ровно на столько, сколько длится вечность, - слова Души звучали с трепетной нежностью.
И она робко позвала:
- Сердце…

Хрустальные пылинки души рисовали в воздухе символ бесконечности.

- Мы всегда были рядом, Сердце, но только сейчас познакомились.
- Ты права, Душа… права… теперь мы можем разговаривать.
- Только бы не поднялся ветер, - взволнованно произнесла хрустальная.
- Да-а-а... Теперь мне стоит его опасаться. Когда я было в груди этого художника, то занималось только тем, что качало кровь и иногда наполнялось чувствами, когда, ты, Душа, начинала трепетать и радоваться.
- Как это всё прекрасно… - произнесла она, разглядывая карандашный набросок, запечатлённый на холсте.
- Что ты разглядываешь? Это же танцовщица… Художник умер, не дорисовав танцовщицу?
- Верно, Сердце Моё… - печально прошептала Хрустальная Душа, - танцовщицу.
- Я знаю, - Сердце также перешло на шёпот.
- Что знаешь?
- Ты всегда хотела быть танцовщицей! Пламенная Хрустальная Душа! Ты всегда трепетала и горела, когда я качало кровь. Я слышало бурю.
- В этом мире никто не знает меня так хорошо, как знаешь ты, моё прекрасное Шёлковое Сердце.

В комнате пахло влажной землёй, масляными красками и сентябрьской ночью. Ветер утих, лишь шорох шёлка и нежный звон хрусталя нарушали тишину.

- Сердце, - с нежностью произнесла Душа, - ведь и ты не хотело, чтобы чувства, рождённые тобой, воплощались в картины… к тому же здесь нет почти ни одного законченного произведения…
- Да-а… ты тонко чувствуешь моё Шёлковое Сердце, пылинки твоей хрустальной души навеки останутся в волокнах моего тела… Я не думало, что буду колотиться в груди художника. Живопись? Нет!..
- Что?
- Ничего…
- Что ничего? Говори! Если есть души, которые алчут танцев, то есть и сердца, которые бьются для прекрасных светлых идей…
- Я хотело лишь добра и любви…
- Сердце моё…
- Шёлк моего тела пропитан хрусталём. Как ты думаешь…
- Что? Что, Сердце? Не бойся смутить меня! Ведь мы жили в одном человеке. Что может быть роднее и ближе?
- Шёлк моего тела наполнен хрусталём, который ты подарила мне, Душа. Быть может, твоя оболочка будет шёлковой. Быть может, хрустальная душа скоро будет состоять из шёлка, а шёлковое сердце - из хрусталя.
Если бы Душа была человеком, она бы изумлённо открыла рот и замерла. Слова Сердца повергли её в шок. Ни одного звука не вырвалось из «уст» Хрустальной Души. И лишь через несколько минут она произнесла:
- Что может быть роднее…
В дом мёртвого художника нагрянули люди: милиция, врачи и криминалисты. Они вынесли тело, обшарили весь особняк, не тронув лишь то, что лежало на столе.

Потом особняк выставили на аукцион. Дом достался молодому графу.
Он вошёл в комнату, в которой испустил дух художник. Следом вошла горничная.
- Приберитесь в кабинете. Здесь бардак, - приказал новый хозяин.
Женщина стала собирать полотна в кучу, плотно утрамбовывая их в мусорной коробке.
- Стойте! Остановитесь! – вскрикнул юноша.
Он отобрал у служанки полотна и в исступлении рухнул на стул.
- Наведите порядок, но не троньте эти рисунки.
Женщина исполнила приказ хозяина и вышла вон, как и подобает прислуге.
- Как много нарисовал этот безумец! - прошептал граф, - Хм… странно… нет ни одной законченной работы.
Молодой дворянин целый день провёл в комнате художника, не разрешая кому-либо заходить.
- Ведь я тоже держал кисть, - произнёс он, разглядывая полотна. – Меня учили живописи, и я с детства мечтал рисовать картины!
Юноша снова глянул на один из набросков. Из уст его вырвался крик восторга:
- Гениально!
Граф решил закончить картины. Закончить, во что бы то ни стало!
Он наносил масло на карандашные линии. Мазок. Мазок. Ещё мазок. Палитра меняет цвет. Смелая рука берёт толстую кисть, и её сухой волос окунается в густую краску.

Граф дал себе клятву, что завершит каждое произведение.
- Я доделаю то, что не успел доделать ты, мой друг, - обращался он к истинному владельцу этих картин, и каждое его слово лучом света отзывалось в шёлковом сердце, неподвижно лежавшем на столе.
Прошёл год. Год бурной работы кистью. Год бессонных ночей и ошеломительных озарений.

Но произошло то, что повергло в ужас «немых» обитателей комнаты.

Граф погиб.

Умер за полотном. Он упал с кистью в руке, опрокинув мольберт, на котором висела недорисованная «Танцовщица». Неизвестно, в чём была причина смерти. Может быть, особняк был проклят, а может, граф болел какой-то неизлечимой болезнью, которую не могли обнаружить «элитные» врачи его семейства.
Сердце и Душа, свидетели минувших страстей, пребывали в глубокой печали. Ведь они ждали и надеялись, что все картины будут завершены. Они желали, чтобы рука графа подарила цвет и яркость белым мёртвым наброскам. Но граф закончил лишь половину картин…
Тогда Сердце спрыгнуло со стола и, еле шурша шёлком по деревянному полу, подобралось к мёртвому графу.
- Полетели со мной, Душа!
- Куда ты, Сердце?
- Я стану сердцем этого художника! Я буду биться в его груди! Я!
С этими словами оно пролезло меж рубиновых пуговиц графского платья и забралось ему в грудь. Юноша слегка шевельнулся, но не поднялся с пола.
- Скорее, Душа! – донеслось из груди.
Но Душа не двинулась с места. Она, как и много ночей подряд, порхала около старой настольной лампы, глядя в открытое окно. Душе было грустно, она сомневалась в своём выборе.
- Я знаю, моя милая Душа, ты всегда хотела быть танцовщицей. Знаю, что живопись – не твоя страсть. Но посмотри, как прекрасна танцовщица, которая рдеет на полотне, - Сердце очень тихо засмеялось и ещё тише улыбнулось. - Воплотись в этого доброго юношу. Это стоит того.
Душа колебалась. Она посмотрела на нарисованную девушку, которая застыла на полотне в виртуозном па. Обвела взглядом красные, как пламя, кружева её платья, взглянула на чёрные растрёпанные волосы, беснующиеся на её округлых плечах.
И вдруг...Хрустальная Душа стремительно метнулась к художнику и уже через мгновенье трепетала в его груди. Сердце услышало последние мысли Души: «Как никак на твоём шёлке остался хрусталь, а моё естество было взлелеяно твоим шёлком».

Сердце улыбнулось.

Теперь Душа и Сердце были рядом. Они не бунтовали друг с другом и не пытались идти разными путями.

Почему умер сумасшедший художник?
Быть может именно потому, что он хотел того, чего не хотело его Сердце, тогда как Душа жила совершенно иной жизнью…

Молодой граф дорисовал все картины и украсил ими свой особняк. Работ оказалось так много, что не хватило и пятидесяти комнат.
К нему в гости пришли друзья, и, на его удивление, нашли творения гениальными. Был пущен слух, что молодой граф пишет ШЕДЕВРЫ.
В дом к юному аристократу нагрянули городские живописцы. Новоявленным гением заинтересовался весь город, а потом о графе-художнике узнала и вся страна. Тогда он решил сделать из своего дома музей и впускал в него всех, кто хотел посмотреть на его работы.
- От ваших картин просто веет добротой! – восхищались люди. - Да у вас просто шёлковое сердце!
- Как тонко и изящно! Бог мой! Юноша, да вы обладаете воистину необыкновенной душой. Неповторимый стиль, - поражались маститые живописцы.
На что граф отвечал:
- Иногда, друзья мои, мне кажется, что моя душа состоит из хрусталя…

Дорисовав картины, юноша понял, что изобразительное искусство – совсем не то, чем он хотел заниматься всю свою жизнь. Да, он захотел завершить полотна безумного художника, но более не желал идти его дорогой.

Как-то раз, вечером, сидя у моста и любуясь закатом, граф признался своему другу:
- Знаешь, у меня всегда была тяга к танцу. Последнее время я испытываю непреодолимое желание научиться этому виду искусства. О да! Танец! Это моя страсть! Картины нарисованы! И теперь я отдам свою душу танцу!
- Странно, друг мой, вы только заслужили славу и почёт живописца, а теперь так резко говорите, что будете танцевать.
- Но ведь не важно, каким видом искусства занимаешься. Главное, чтобы плоды твоей души дарили людям добро и любовь. По крайней мере, так подсказывает мне моё сердце.
Графский сын порывисто схватился за левую часть груди. Шёлковое Сердце трепетало, как колибри перед цветком, полным нектара.
- Да-а, - одобрительно протянул он, - оно мне не лжёт… и душа согласна с моим выбором…