путешествие по свету, красавица-яхта, следующая за ним… Частенько Бунчукин перебирался туда, чтобы получить урок настоящего судовождения от капитана, подержаться за штурвал, подать команду: «Марсовые, по вантам!», поработать – если с ним ещё работают – с секстантом… И наконец – небольшой остров в тёплом море, который весь, с прибрежными водами, является его собственностью и резиденцией, и ни одна падла без его разрешения не приблизится к нему на пушечный выстрел (есть у него и пара орудий), а друзья, наоборот, живут там вместе с ним, и вместе с ним гуляют в лесу и купаются в лагуне.
С этих пор бессонница у Бунчукина бывала только тогда, когда он забывал плюнуть на всё и начать – представлять…
Вот такие, стало быть, фантазии, такой, прямо скажем, примитивный эскапизм. А ведь Бунчукина, строго говоря, можно назвать интеллектуалом. Отчего же были так бедны его мечты? Этот же вопрос задавал себе и мой любимый Сергей Довлатов. И, как и я, не нашёл на него ответа…
Да, а с отчётом, и с бабами, и с долгами Бунчукин в тот раз снова каким-то образом разобрался. Сейчас уже и не вспомнить – как, но разобрался.
ГЛУПОСТЬ КАК ЯВЛЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО ДУХА
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
Изначально понять эту ситуацию может человек далеко не всякой национальности. И ничего здесь обидного нет, уверяю вас. Это, как говорил герой, кстати, совершенно неясной национальности, – Остап Бендер, просто медицинский факт.
Однажды, когда Антон Бунчукин занялся бизнесом, у него случился удачный период. Разумеется, он стал тратить деньги ещё бездумней, чем в периоды неудачные. В частности, он полюбил выпивать с сотрудниками своей фирмы. Известное дело – каждому выпившему человеку приятно находиться в обществе людей, активно и наглядно его уважающих.
И вот как-то он сидел на квартире своей секретарши (или офис-менеджера, как она просила обозначить ее в штатном расписании). Не подумайте ничего дурного – они были не одни. Там была ещё её подруга, секретарша как бы младшая, взятая на работу исключительно по протекции старшей. И был там личный водитель Володя, которому Бунчукин приказал пить вместе со всеми, а машина пусть денёк постоит в кустах, ничего с ней не сделается!..
В процессе беседы, часа в два ночи, выяснилось, что Володя никогда не видел моря! Такие уж у него с детства были жизненные обстоятельства…
- Как это? – возмутился Бунчукин и повелел собираться в Крым. Идея понравилась всем, но пришлось дожидаться утра, чтобы взять из сейфа побольше деньжат: до девяти охрана учреждения, где они снимали офис, не пускала ни в какую.
Они продолжили беседу, а к рассвету младшая секретарша поняла, что всё это не шутки, и пошла на попятную. Антон Бунчукин немедленно уволил её, выдав зарплату, накопленные отпускные и выходное пособие за две недели. (Такие-то деньги у него были с собой без всякого сейфа). Таким образом, в путь они тронулись втроём…
Без чего-то десять они уже сидели в поезде, имея на руках четыре билета: два купе СВ, чтобы, значит, никто не мешал. Стоило поезду тронуться, Бунчукин сообразил, что у них проблемы с документами. У Ирки паспорта тогда вообще не было, Бунчукин его с собой не носил. Только Володя был в этом смысле упакован сверх меры: паспорт, права, разрешение на ношение газового пистолета (был и пистолет в кобуре)… А Крым-то к тому времени уже был зарубежьем! Предстоял, так сказать, переход границы...
- Ничего, ребята! – сказала проводница, принимая сто долларов. – Провезу…
Они успокоились и сели в одном из купе продолжать ночные бдения. (Во второе только заглянули, посмотрели на уже застеленные чистенькие постели и тихонько прикрыли дверь). Так продолжалось до вечера. В эксплуатируемом купе, разумеется, чище не стало…
- Кто тут без паспортов? – заглянула к ним проводница. – Идите посидите за вагоном, пока хохляцкая таможня не пройдёт…
Антон с Иркой вышли на насыпь, сели. Был тихий теплый вечер (конец апреля). Сквозь вагонные стенки было слышно всё, что происходит внутри… А внутри таможенники, привычные трясти баулы мелких торговцев, обалдело изучали обстановку. Володя, надо сказать, отвечал на глупые вопросы великолепно, хотя в трезвом виде был невероятно застенчивым молчуном.
- Зачем вам четыре билета, то есть два купе, на одного? – спрашивали, к примеру, его.
- Здесь я ужинаю, а туда отдыхать пойду.
- А почему багажа нет? (Багажа не было то есть вообще никакого, за исключением пистолета в кобуре. Володя повесил её, не слишком маскируя, под полотенце, но обалдевшие таможенники как раз на оружие-то внимания и не обратили).
- Привык, знаете, налегке, - лихо ответил развивавшийся на глазах водитель.
- А почему вы пересекаете границу Украинской республики в нетрезвом виде? – вступил самый, очевидно, наглый трясун. – Вот ссадим сейчас в Харькове…
- В каком хочу, в таком пересекаю, - легко парировал Володя. – Я не за рулём…
В общем, таможня удалилась, не солоно хлебавши. Антон с Иркой залезли обратно в вагон и все покатили дальше. Дальнейшие пять дней в Ялте – это, собственно, отдельная история. Многоэпизодная, так сказать. Здесь хотелось бы только об одном.
Как я уже говорил, это был конец апреля, то есть ещё не сезон. Везде было пусто. В частности, в казино, кроме них, оказался только один странноватый человек, деловито бегавший между «Блэк Джеком» и рулеткой.
Бунчукин был в казино первый раз в жизни и ощутил себя естествоиспытателем. Выдав каждому фишек на сто долларов и наскоро объяснив правила, известные ему по Достоевскому и Джеку Лондону, он приступил к экспериментам. Через полчаса перед ним была гора фишек. Ирка и Володя уже безнадёжно проиграли свои и теперь только наблюдали, скромно попивая джин-тоник – напиток, который тоже до сих пор был неизвестен Володе, но пришелся ему весьма по вкусу. Когда Бунчукин прикинул, что выигрывает долларов пятьсот, он почувствовал подлинный душевный перелом. «Надо, стало быть, уходить», - подумал он. – «Стало быть, я сюда пришел пятьсот долларов заработать!»… Это было так непроходимо глупо-бессмысленно для его славянской натуры, что судьба сжалилась над ним. Он немедленно начал проигрывать. Проиграв все фишки, Бунчукин почувствовал себя еще большим дураком. Что же, он пришел сюда проиграть сто (ну, триста, если считать на всех) долларов?.. По-хорошему надо было бы кинуться в настоящую игру, но тут-то и пришло настоящее просветление: рулетка – глупость, и беда не в том, что глупость, а в том, что – чужая, инородная, так сказать. Бунчукин ощутил некое несогласие и с «Игроком» Достоевского, и с самим Федором Михайловичем, хотя тот, как известно, был именно игрок и проигрывался, бывало, в рулетку буквально до семейных простыней. Но (думаю я, и подумал Бунчукин), там, конечно, дело обстояло посложнее, чем просто жажда выигрыша. Как, впрочем, везде и всегда у этого писателя… Ибо цель рулетки, если на поверхности, постыдно – для русского сознания – элементарна: выиграть деньги – у, так сказать, железки (деревяшки, какая разница!). Ну, во-первых, у железки-деревяшки – неинтересно; интересно объегорить партнера, переиграть его, так сказать, психологически. А во-вторых – когда это деньги бывали основной целью славянской души? (Примечание. Это написано давно. Современное повсеместное распространение уж вообще автоматизированных электронных рулеток и всяких там «одноруких бандитов» вызывает у меня какую-то брезгливую печаль. – А.В. Примечание 2. А вот и их уже убрали из Москвы. Идёт время!) Даже Плюшкин – это ведь вам не Гобсек с его желанием власти и прочими западно-европейскими заморочками: увлёкся просто человек; это так понятно!..
Баксы, взятые с собой, хотелось, конечно, просадить, но не так же безвкусно!.. И они ушли из казино и отправились тратить деньги более приятным образом: даря розы танцовщицам варьете, заказывая ресторанному оркестру «Боже, царя храни!» и всё остальное, что может придти в предрассветно-утомленные головы, покупая в ресторане «Ласточкино гнездо» старые мускаты по сотне долларов за бутылку, чтобы распить их из горла на бережку после купания в холодном апрельском море…
- Ты бы, папа, мне лучше машину купил! – сказала потом Бунчукину двадцатилетняя дочь, полукровочка от первого брака… Вот тогда-то Бунчкин и подумал, что глупость – явление более национальное, чем ум, который, конечно, по сути космополит…
Но водитель-то Володя искупался-таки в море на сороковом году жизни, научился ценить джин-тоник больше «бормотухи», да к тому же еще полюбил салат из улиток, что, конечно, попутно иллюстрирует восприимчивость и открытость русского национального самосознания; впрочем, это Бунчукин еще раньше вычитал у Бердяева.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
РЕПЛИКИ
I
Однажды Антон Бунчукин в дальнем северном леспромохозе сидел на скамейке с народом. Народ травил анекдоты. Бунчукин тоже что-то рассказал. Встречено это было одобрительно. Они почти познакомились.
- Виноват, вы какой нации будете? – вдруг спросил у него вежливым полушёпотом сосед по скамейке.
- Русский я, - честно ответил Бунчукин. Сосед, облегчённо кивнув головой, рассказал еврейский анекдот. Кстати, совсем не антисемитский. Как точно замечено, хорошие еврейские анекдоты придуманы самими евреями. Впрочем, это верно и для армянского радио, и для Василия Иваныча, и для поручика Ржевского… Вот про чукчей – неясно. И об остроумии их ничего не знаю, и немножко сомневаюсь вообще в реальности их современного бытия. Хочется ли им оставаться чукчами – вот вопрос! А когда перед народом встаёт такая проблема, тут уже, наверное, не до амбивалентного остроумия…
Бунчукин евреем действительно ни с какой стороны не был, но всё равно от такой деликатности растрогался. «Вот она, глушь-то!» – гордясь за Россию, подумал он.
Дело было еще до разрешения массового выезда в Израиль, а значит, до обострения еврейского вопроса. Но все равно Бунчукин любил вспоминать этот эпизод при всяком разговоре об антисемитизме или, напротив, международном сионизме… И анекдот-то был действительно хороший, смешной, только акцент у его приятелей-евреев получался в таких случаях лучше.
