внезапно. Думал, может, я Вас чем-то обидел?
- Да нет, что Вы? Просто мне действительно нужно было…
- Какая красивая церковь!
- Да, красивая!
- А вон там, - Андрей показал на дорогу, которой Лиза вчера шла с Леной до супермаркета, - тоже есть какая-то. Вчера ходил в ту сторону. Наверное, сегодня туда поедем.
Он не ошибся. Первой остановкой автобуса была площадь у сквера имени Маркса. Напротив сквера располагалось здание администрации, а по соседству с ним – женская гимназия и ликёро-водочный завод.
- Теперь понятно, как они законы пишут! – рассмеялся Андрей, указывая взглядом на производителя алкоголя.
- Тише, ты чего? – Лиза в испуге прижала палец ко рту. – Вдруг посадят?
- За это? Не думаю. Хотя у нас в стране всё может быть.
«А ещё и меня загребут. Так, на всякий случай…».
А впрочем, пусть сажают! Родных и друзей нет – горевать о ней всё равно никто не будет. А что потеряет она сама? Свободу бегать от Михаила? Так всё равно ж никуда не убежит. Нельзя даже сказать, что он её везде найдёт. Ему и искать не надо – он и так с ней всюду.
Перейдя через дорогу, группа оказалась у здания с колоннами – драматического театра имени Алексея Толстого. Потом – налево, и вот уже перед глазами супермаркет. Экскурсовод сказала, там можно купить сувениры. Магниты, брелки… Вместо этого Лиза предпочла нечто более практичное – пару коробок конфет местной фабрики.
- Я тоже вон конфет взяла! – Надежда Викторовна, судя по всему, была того же мнения. – А ещё наливку с клубникой и шоколадом.
- А я купила вот эти серьги! – хвасталась Лена, на ходу вставляя в уши берестяные шарики с бирюзой.
- Красивые! Я, пожалуй, тоже пойду куплю. Как думаешь, они мне подойдут?
- Вполне, - ответила Лиза. – К голубым глазам – самое то.
Когда все туристы, наконец, отоварились, экскурсовод повела их на главную площадь, которую сторожили соломенные снеговик и сова. К этой площади по широкой пешеходной улице когда-то шёл Юрий Гагарин. Он и сейчас по ней шагал, но уже сделанный из бронзы, большой и высокий. Шнурок на его ботинке теперь был развязан навечно.
- Лиза, ты не сфоткаешь меня с Юрием Алексеевичем? – попросил Андрей. – Ничего, что я на ты?
- Давай вставай. Скажи только, на что нажимать?
После, по её просьбе, Андрей сфотографировал с Гагариным и Лизу. И как раз вовремя, потому что как только он нажал на кнопку, подъехала снегоуборочная машина.
Потом они фотографировались возле деревянных скульптур у входа в парк имени Алексея Толстого, после – у заснеженного памятника учёным всех времён и народов, которые каким-либо образом были связаны с космонавтикой. Спохватились лишь тогда, когда спина последнего туриста грозила вот-вот скрыться из виду. Пришлось перейти на бег, чтобы догнать группу.
Путь до Дятьково обещал быть долгим. Татьяна Павловна продолжала вчерашний рассказ про Рюриковичей, феодальную раздробленность, татаро-монгольское иго. Надежда Викторовна, о чём-то задумавшись, смотрела в окно. По всему видно, не об истории государства Российского были её думы.
И вот опять прозвучало это кошмарное имя! Борясь за великое княжение Владимирское, московский князь Юрий Данилович оговорил своего дядю – тверского князя Михаила Ярославовича. Опасаясь, что татары разорят его княжество и поубивают невинных людей, тот поехал в ханскую ставку на верную смерть… Дальше экскурсовод рассказывала совсем уж фантастические вещи. Будто бы, чтобы избежать мучительной погибели, Михаил договорился со своим поваром Романцем, что тот вырежет его сердце и принесёт хану.
«Что за фигня? Романец вообще был слугой Юрия. И сердце вырезал уже потом!».
Да и смерть Михаила, судя по всему, не была такой уж лёгкой. Прежде чем зарезать, тверского князя долго избивали. И ещё похлеще, чем его тёзку – Орлова на Болотной площади…
Да, если бы не Орлов, битой была бы Маша. Именно на неё омоновец замахнулся дубинкой. Но молодой человек увидел, схватил его за руку. И за своё неравнодушие сам получил по полной. Ладно бы только избили – так ещё и дело завели по факту нападения на стража порядка. Лизу вызвали в суд как свидетеля. Мама была в ужасе:
«Умоляю, скажи как написано: и напал, и ногами избивал! А то, не дай Бог, посадят вместе с ним!».
Поначалу Лиза пыталась противиться:
«Мам, ты что, советуешь оговорить невинного человека? Но это же непорядочно!».
«Правильно – лучше сесть в тюрьму! Со мной ты поступаешь порядочно? Ты обо мне подумала? Как я переживу? А у меня, между прочим, сердце слабое!».
Кирилл, тогда ещё жених, был на стороне будущей тёщи:
«Если посадят – ждать не буду. Я не жена декабриста».
«Не упрямься, Лизок! – уговаривали они девушку. – Орлова этого ты всё равно не спасёшь – только себе жизнь испортишь. Не будь неблагодарной – подумай о близких людях!.. Если что спросят, говори, что поменяла свои взгляды и больше никогда не пойдёшь на оппозиционные митинги. Теперь ты за нашего президента – за Россию».
Но о политических убеждениях её в суде не спрашивали. Попросили только рассказать о том, что происходило на Болотной. Лиза краснела, запиналась, говорила несвязно. Половина из заученного благополучно вылетела из головы. Однако судью, по всему видать, это не смутило.
«Итак, гражданка Бочкарёва, Вы подтверждаете, что гражданин Орлов Михаил Иванович напал сзади на сотрудника полиции, майора Латухова, повалил на землю и течение пяти минут избивал ногами?».
Больше всего на свете Лизе хотелось в тот момент крикнуть: «Нет! Этого не было!». Но сидевшие в зале мама и Кирилл ободряюще кивнули: смелее, Лизок, мы с тобой!
«Да», - проговорила она чуть слышно и, дождавшись, когда прозвучало долгожданное: «Вы свободны», выскочила из зала. Она буквально спиной чувствовала взгляд Михаила, полный презрения.
«Умница, доченька! – мама утешала, гладила плачущую Лизу по головке. – Слава Богу, теперь всё плохое позади!».
Кирилл предложил зайти в ресторан отметить счастливое окончание заморочек. Мать поддержала эту идею всей душой:
«И то правда! Слава Тебе, Господи, отмучились!»
«Мы-то отмучились, – невесело пролепетала Лиза. – А Михаила теперь посадят».
«Его по-любому посадят, - ответил Кирилл. – Сам виноват – не фиг было хватать ментов за руки!».
«Но он защищал Машу».
«Тем более дурак! Ради незнакомой девушки испортить себе жизнь! Забей, Лизок! За всех думать – с ума сойдёшь!».
«Лучше подумай о том, - поддержала его мать, - что скоро свадьба. Уже надо что-то с платьем решать».
И не только с платьем, но ещё и с местом, с количеством гостей, с блюдами и тому подобное. Все эти хлопоты вскорости не оставили места для грустных мыслей.
После свадьбы был медовый месяц, большую часть которого чета Виноградовых провела на Канарских островах. Жаркое солнце, солёный океан, горячий песок, парки с разноцветными попугаями и водными горками, от крутизны которых захватывает дух. Ананасы, креветки, обжигающе-ледяной мохито. Объятия, страстные танцы, миллион поцелуев… Казалось, впереди – вечное счастье. Именно что казалось…
- Лиза, ты спишь? – голос соседки вернул к реальности. – Мы уже приехали.
- Да, кажется, задремала.
Дятьково – небольшой городок, славный музеем хрусталя, а также единственным в России храмом с хрустальным интерьером. Сначала туристы направились в музей.
Сколько Лиза себя помнила, хрусталь всегда был её слабостью. Бокалы, вазы, конфетницы – весь сервант был заставлен этими хрупкими прозрачными изделиями. Но могла ли какая-то домашняя коллекция сравниться с тем разнообразием, что она увидела в музее? Сколько всего, оказывается, можно придумать из этого драгоценного стекла! Посуда, которой владели князья, графы, императоры, из рубина с золотом, из уранового стекла, тянутые вазы начала века, сосуды в форме греческих амфор, популярные советские конфетницы красные с белыми узорами… Но больше всего Лизу впечатлили авторские работы. Чего только среди них не было! Туманно-дымчатые вазочки с неровными краями, набор узких ваз – синих с белыми узорами, называемый «Уроки жизни», розоватые стаканы «Северное сияние» с частой огранкой, зелёные многоярусные сосуды, «кружевные» бокалы «Вологда», ваза с «брызгами» салюта и надписью «Победа» на красном фоне, хрустальный собор Василия Блаженного, ларцы «Антимиры» с коническими крышками, тарелки «Лунный свет» с волнами. В углу стоял стол с разнообразной посудой, стилизованный под пасхальное пиршество. С потолка спускалась хрустальная люстра с ниспадающими сосульками и колокольчиками. Не мог также не запомниться красно-белый набор «Новоселье», многоярусная «Префектура» из бокалов, ваз и подносов, сосуды с синими птицами, бокалы и вазы на зелёных ножках, расцвеченные красками осени. Хотелось созерцать эту красоту, не отрываясь.
Однако время, отведённое на экскурсию, диктовало свои законы. После музея туристам дали немного времени зайти в магазин, чтобы прикупить хрустальной посуды. Ну и как, скажите на милость, из всего этого великолепия выбрать что-то одно? Может, посоветоваться с человеком разумным?
- Ну что, - недолго думая, молодая женщина спросила Андрея. – Что-нибудь себе присмотрел?
- Себе – нет, а вот брату двоюродному. У них с женой в феврале годовщина свадьбы, надо бы что-нибудь в подарок. Хотел, кстати, с тобой посоветоваться.
- Я бы, наверное, взяла вот эти рюмки в сеточку. Или те, что рядом – в мелкую сеточку и с ягодками. Вот как раз и название – «Новоселье».
- Нет, эти не хочу! В сеточку, думаю, ему не понравятся.
- Тогда, может, вон те, со звёздочками?
- Пожалуй.
Сама Лиза долго колебалась, какие из «Новоселья» ей взять, пока, в конце концов, не остановилась на том наборе, что с ягодками.
Хотя до храма «Неопалимая купина» было рукой подать, из-за морозной погоды туристов туда повезли на автобусе.
Оказавшись внутри храма, молодая женщина почувствовала, что не зря сюда приехала – определённо не зря. Однако, залюбовавшись хрустальным иконостасом, она не забыла поставить свечку за здравие того, кто, по её милости, на долгие три с половиной года был лишён радости путешествий и тёплого домашнего очага.
После был обед в местном кафе. Андрей, как обычно, занял для неё место. После трапезы туристы снова сели в автобус и почти до самого Овстуга слушали рассказ Татьяны Павловны о дамах-императрицах династии Романовых – начиная от Екатерины Первой и заканчивая дщерью Петровой – Лизиной тёзкой. Однако симпатии к ней Лиза не питала. Очень уж легкомысленной и расточительной казалась ей российская императрица. Да и то, как поступила она с маленьким Иоанном Антоновичем, едва ли можно назвать благим делом. «Хотя сама-то я многим лучше? Тоже ведь, по сути, засадила невиновного – пусть не ребёнка, а взрослого человека, но всё же… Я боялась, что посадят, она – что свергнут и отправят в монастырь. Тоже, считай, из страха. Вот так и погибает душа!».
В Овстуг приехали засветло. Вышли из автобуса, прошли в ворота покрытого снегом парка. А вот и дом с колоннами – жёлтый, одноэтажный. Дом-музей Фёдора Тютчева.
Входя в этот дом, Лиза ничего не знала о жизни великого поэта. А жизнь у него выдалась насыщенная. Его первая любовь – красавица Амалия – отвечала ему взаимностью. Но в то время девушки редко решали свою судьбу. Родители Амалии сочли Тютчева
