Без сюжета про Сашку.

Без сюжета
                                                 
Лето. В полуденный зной наступила полнейшая тишина, как будто вся природа легла отдыхать. Слышно было только, как фыркали и жевали коровы, сбившиеся в кучки в тени под одинокими деревьями на заливных лугах, да похрапывали спящие пастухи, растянувшись на припеке животами вверх.
Сашка, задыхаясь от зноя, который особенно чувствовался теперь после еды, побежал к осоке, обрамляющей в узкой низинке текущие струи ручейка.
Отсюда он оглядел всю местность. Увидел он то же самое, что видел и до полудня: за широкой равниной луга синюю ленту речки с изгибами, а за ней, за таким же лугом-полем кромку лиственного леса, через который они прогоняли колхозных коров, чтобы, перейдя вброд речку по песчаному перекату, остановиться у кромки леса перед холмом. Из подножия лесного холма вытекала родниковая водичка, ручейком устремляясь к речке Малёвке.
Пастухи часто останавливались здесь, у Васильева родника на обед и «тихий час». Сашка не любил «тихий час» с самого детского садика, когда спать совсем не хотелось, но Няни в детсаду заставляли ложиться в кроватку.
И коровы колхозного стада тоже знали это место как место отдыха и сна, поэтому кучковались и дремали, пережевывая скулами ранее съеденную траву. Коровы же жвачные животные и жевали всегда, даже когда не ели ничего, - и это удивляло Сашку, не понимающего, «что они жуют?», когда в этом углу заливных лугов с одинокими деревьями, под ногами был один речной песок наносной с редкими зелеными пятнами редкой травы.
Пастухи заваливаясь предупредили:
- Поглядывай, чтоб не разбредались коровы-то! – сказал Дениска, молодой пастушок, высокий и статный, со спортивного вида мускулами юноша.
А старший, Михалыч, пожилой и седоватый, заметил:
- Что за ними смотреть, вроде бы, они тоже отдыхают, но все-таки ты поглядывай за молоденькими буренками, те мало спят, - и тоже закрыл глаза и тотчас же заснул.
Сашка обернулся к холму: там, среди небольших тоненьких деревьев, которыми порос весь холм, виднелась куча белых и серых камней, из-под которых и выбивался родник.
Слева от холма на возвышенности тянулась и уходила вглубь березовая роща. Сплошной березняк вырос на месте деревни, которая стояла тут у родника, из которого жители брали воду. Сашка слышал рассказы пастухов, что деревеньку сожгли в пылу жарких событий гражданской войны, когда тут укрылись кулаки-вредители аж около ста лет назад. Васильев был барин такой, оттого и родник Васильевский зовется. Его сожгли со всей семьей в собственном двухэтажном доме, а от большого пожара вся деревенька сгорела.
Сейчас, говорил Дениска-пастух, в том березняке груздей много, до двух ведер зараз собирали они с Михалычем по осени.
__________________
От нечего делать Сашка поймал в траве кузнечика цветного интересного с красным брюшком. Он зажал его в кулаке и тот стал трещать на своей скрипке; он поднес кулак к уху и долго слушал, как скрипач играет на своей скрипке. Когда надоела музыка, он погнался за стайкой желтых бабочек улетающих к самому началу родника, к камням. Там он остановился наблюдать за фонтанчиком широкой полоской спадающим по камням в маленькое круглое озерцо с прозрачной зеркальной водой, на дне которого виднелись белые ракушки. От фонтанчика веяло прохладой. Машинально Сашка подставил рот под струйку воды. Во рту его стало холодно и запахло болотной травой. Пил он сначала с охотой, отрываясь от обжигающего холода раз за разом, потом пил через силу, пока острый холод изо рта не перешел по всему телу, и пока вода не полилась с подбородка по рубашке.
Утолив жажду и «промерзнув» изнутри, он снова вернулся к стоянке с потухшим кострищем, по краям которого торчали рогатины. Они пили горячий чай в обед, пастухи, теперь вальяжно развалившиеся, спавшие на солнце. Тень от дерева в стороне от кострища переместилась, и оба пастуха оказались на солнцепёке.
Коровы почти все прилегли на песок около деревьев, единицы из них стояли и обгладывали травку, где она еще была. На основной травяной луг, ближе к лесу, никто не трогался. Отдых их и сон должен был продолжаться часа два-три, пока солнце, перевалив свой пик на небосклоне, не покатится к закату….
Как же убить это длинное время и куда деваться от жары, от которой не спасала даже тень от дерева.
Сашка посмотрел на спящих. Лицо Михалыча, как всегда, по-прежнему даже во сне выражало деловую сухость. Он никогда не улыбался и всегда говорил с иронией обо всем, с недоверием и неверием. А Дениска, человек был легкомысленный и смешливый, он старше Сашки был лет на 10, во всем он видел хорошее и мечтал о хорошем. Дениске скоро в армию идти, и мечтал он в десантные войска попасть, с парашютом прыгать….
Жара. Это пекло располагало ко сну – «спать хочется, а сна нет», и Сашка был в полудреме. Он с завистью смотрел на спящих: слышно было, как похрапывает пожилой Михалыч и тихо дышит молодой Дениска. Время от времени, почему-то, юный Дениска жалобно всхлипывал. Может быть, плохой сон видит? Хотя вообще, он спал всегда хорошо, просто здОрово спал. Каждый день во время «тихого часа» засыпал сразу, несмотря на свою подвижность во время прогона скота и через лесок, отделяющий деревеньку от пастбищ – лугов вдоль речки. Набегается за утро и вперед стада и вокруг него, а днем, после обеда – спит. Даже завидно Сашке. Он же мучается всякий раз, с тех пор как бабушка определила его в «подпаски», договорилась с начальством на колхозной ферме (и под присмотром всегда малец и при деле, вроде).
Это мать отвезла Сашку в деревню на первые каникулы после первого года в школе в первом классе. Сашка и в детском садике круглосуточном был через-чур подвижным и в школе уже имел нарекания за поведение, часто драки устраивал: стекло разбил на стенде в фойе школы, где висели фото лучших учеников. Ему лучшим, наверное, не быть.
Мама говорит, что это нервы. Она говорит, что даже детские нервы не выдерживают суеты городской жизни, а жили они в самом центре города; она никогда и слова хорошего не находит для города. Это потому, что мать Сашки выросла в глухой деревне, на ферме, среди коров и тишины лесной. Они жила в доме, который стоит с краю и чуть в стороне от деревенской улицы: за огородом сразу начинается лес. Если пойти в лес за ягодами или за грибами, там было тихо-тихо (не слышно звуков беспрерывно проезжающих машин…). И воздух там был чистый – ни пыли, ни копоти, ни грязи.
Ну конечно, маме поэтому не нравилась городская жизнь. Она считала, будто на свете нет хуже места чем города, которые придумал человек, где всю землю забили камнями и закатали в асфальт. После города в час пик, со столпотворением народа и копотью машин, стоящих в пробке и чадящих дымом, - даже «Ад» может показаться пляжем у речки в летний день… - говорила она.
Но ад – это однако ад. Сашка об аде имел представление.
Странная смешная мама! – в полудреме своей продолжали роиться мысли в голове Сашки. В прошлом году, когда он последний год ходил в садике в подготовительную группу (перед школой), к ним приходила пожилая тетенька в строгих одеждах, в платке и в очках, говорили что это церковные волонтеры. В других группах были другие тетеньки. Когда ребята собрались, она начала рассказывать о чертях, о грешниках в аду, о печах, в которых день и ночь горит адское пламя, а потом сказала, чтобы все вместе с ней спели псалом. Но и тогда Сашка испортил дело. Он с утра на прогулке перелез через забор, взобравшись на огромные кучи снега, которые у ворот с обеих сторон накидал дворник. Было холодно, и Сашка замерз, пока бродил по заснеженным улицам города и катался около супермаркета по застывшей на углу длинной ледяной полосе. Вода стекала на оттепелях с крыши на землю и под уклон образовала ледяную горку поверх асфальта, уже накатанную взрослыми прохожими. Там его и нашли, когда детей повели с прогулки, ближе к обеду. Сашка сильно замерз и долго не мог согреться. Вот он и спросил:
«Скажите, тетенька, а в аду жарко?»
«Как в пекле – сказала тетя-волонтер. – собственно ад и есть пекло».
«Хорошо бы туда! – погреться», - сказал Сашка.
Тут все ребята рассмеялись. Кто-то из умных мальчишек сказал тете-волонтерше, чтобы она дала Бронзе адрес, как проехать в ад.
«Какой бронзе?» - не поняла очкастая тетенька в платочке.
Тут все снова рассмеялись и стали тыкать в Сашку пальцами и говорить: «Вот она, Броза!». А Сашка рассердился и выругался на ребят, за что его вывели и закрыли в пустой спальной комнате, в виде наказания. Он носил фамилию БронзОвич, ударением на вторую «о», но почему-то путали все воспитательницы и няни, называя его БрОнзович, а промеж себя это они прозвали Сашку Бронзой, ребята услышали и стали повторять.
___________________
Когда Сашке не спится, Сашка часто так делает: думает о том о сём, пока не остановится и не начинает всё разматывать в обратном порядке. Это интересно. Вот, например, он думал о ребятах из детского сада и у него там был друг – Виталька, который первый его дразнить начал «Бронзой». Почему он вспомнил о нем? Потому что вспомнил о своем прозвище. А от этого вспомнил очкастую тетю проповедницу-волонтершу, приходившую в садик. Потому что она говорила про ад. А мама считала, что после городского шума машин и копоти, даже ад может показаться пляжем возле речки в летний день. И всё потому, что этим летом стояла ужасная жара и ему сейчас очень жарко.
Сашка приподнял было голову, и посоловевшими глазами поглядел вперед себя: лиловая почему-то даль, в дымке испарины от земли и от недалекой реки, бывшая до сих пор неподвижною закачалась и вместе с небом понеслась куда-то еще дальше….
Он лежал на теплом песке, и эта дымка испарины земли потянула за собой и крону дерева, и Сашка понесся с необычайной быстротой за убегающей далью в светло-синее небо. Какая-то сила бесшумно влекла его куда-то, а за ним вдогонку неслись и зной, и жар летнего, прогретого солнцем дня. Сашка склонил голову чуть набок, уронив её на песок, и закрыл глаза. Сон сморил и его.
Конец.