что граф умён, это уж было ясно!..
Стали, значит, кидать. Граф подвёртывал стаканчик умело, так что кости на столе ложились как вкопанные. «Да, брат, ты такой же граф, как я князь! – подумал Данилыч при первом же броске – он-то в зернь игрывал с малолетства, тоже рука набита была. – А вернее, и того похлеще! У меня-то титул потом и кровью завоёванный, а твой, небось, насквозь фальшивый»…
Впрочем, никакого жульничества не обнаруживалось. Граф, проигрывая, лаял – действительно, умело, брехливо. Князь в случае афронта честно лез на стол, кукарекал так, что стёкла звенели. Дворовые подглядывали из всех щелей, но боялись даже прыснуть в рукав… Впрочем, в такие, игровые, озорные минуты Данилыч бывал не суров. Просыпался в нем мальчишка с Яузских прудов – а кто ж не ценит свои отроческие воспоминания? Вот вроде и до старости ещё далеко, а разве так кровь по жилам ходит, как тогда? Эх…
- Ладушки! – князь отёр со лба выступивший пот, хлебнул квасу. – В кости ты достойно играть могёшь, согласен, я уж уморился кукарекать, а вот хочешь – одну игру покажу? Ни в жисть у меня не выиграешь!
- У меня дипломус! – гордо выпрямился граф Чивита-Веккиа. – Я есть магистр всяческих игр! Такой нет игры, какую бы я не знал!
«Гордыня ты макаронная! – ласково подумал Данилыч. – Да когда ж вы поймёте, что у нас вы своей гордыней только подтереться сможете! Уж лет двадцать вам вдалбливаем, вдалбливаем, учим, а всё без толку. Одно слово – Европа!..» Тут князь добавил некое словцо, эпитет такой, довольно распространённый в русском языке что о ту, что о сю пору. Я бы его и привёл ради правды жизни, но всё одно – мне ж не сравниться в этом лексическом слое с иными современными писателями, нечего и пытаться. Думаю, впрочем, даже и читающие дамы догадались здесь (хотя бы приблизительно), что, собственно говоря, подумал князь Меншиков о гордой Европе… Да и что это я так о наших дамах, ей-Богу? Они-то в первую голову, конечно, и догадались. И мужикам своим, небось, подсказали – открытым текстом, как теперь в интеллигентных кругах принято… Однако мы заболтались.
- Глянь-ка! – лишних слов не тратя, Данилыч достал из табуретного потайного ящичка три стаканчика, обшитых кожей, и что-то вроде орешка, только слоновой кости. – Видел такое?
Граф с искренним любопытством всё тщательно осмотрел, только что не обнюхал, пожал плечами.
- То-то! – победно повел длинным носом Данилыч. – А то «магистр», «магистр»!.. Да у нас такие магистры в каждой подворотне сидят. Гляди!
Он расставил стаканчики на столике донышками вверх, между ними бросил белый шарик, замелькал над ним стаканчиками. Перстни на холёных пальцах аж искрились в полете.
- Вот он здесь, вот его нет! Вот он здесь, вот его нет! – приговаривал Меншиков. – Кручу, верчу, обмануть хочу!.. Где? – внезапно зыркнул он на графа, прижав стаканчики к столу. Граф неуверенно показал на средний. Конечно, шарика там не оказалось…
- У нас это называется «орешки», - снисходительно бросил Данилыч. – Играть будешь?
- А каков теперь заклад? – спросил граф. Что-то он начинал терять свою первоначальную явную самоуверенность.
- Ну предложи что-нибудь новенькое!
- Я могу… - граф вдруг покраснел, как девушка, -…я могу, когда лаю, еще пускать ветры…в такт менуэта.
- Здорово! – Меншиков восхитился искренно. Он вообще обожал людей талантливых. Сам был из таких. Выкатил шарик, замелькал стаканчиками… Граф, вестимо, опять, фигурально говоря, обделался. И совсем не фигурально залаял с обещанным звуковым сопровождением… Давно так Меншиков не смеялся. Тут уж и дворня не сдержалась – за каждой портьерой хохотали, как перед концом света в последний день. Знали – сейчас князь ни в какую не осердится!..
- Ну тебя к бесу! – отсмеявшись, махнул рукой князь. – Вот потешил так потешил!.. Ну, говори, что там у тебя. Я ведь, знаешь, всё могу…
Однако, услышав просьбу, посуровел – уже теперь не в шутку. «Граф» этот, оказывается, вознамерился открыть в Санкт-Петербурге увеселительное заведение – с азартными играми и девками. И главное – под государственным покровительством и с его, Меншикова, участием в доле прибыли. Данилыч, конечно, не отказался бы от нового лакомого куска, но хорошо ещё помнилась вчерашняя царская милость… И всё за то же – чтоб не путал государственное, казённое со своим.
- Ты вот что, паря! – сказал он внушительно, но всё ж таки как немножко своему. – Ты эти дела брось! Ещё не хватало – государство российское в бардачные дела втравлять! У нас майданы при кабаках и так ещё с Алексея Михайловича гудят. Так это дело частное: плати 60 рублёв в год в казну – и заводи зернь на здоровье! Ну, ещё в гусёк можно. А карты вообще – прелесть дьявольская, их и Пётр Алексеевич презирает, преференс шашкам отдает... А при кабаках-то и девки, вестимо, имеются. Но чтобы государственный разврат учреждать – этому, брат, не бывать, уж не обессудь!.. Выдать ему пашпорт, - оборотился он к Педриле, - и проводить до Ревеля. А то ему Пётр Андреич Толстой враз холку как шпиону цезарскому обломает…
Напоследок Данилыч всё же, в благодарность, что от похмельной тоски его этот макаронник избавил, шепнул ему парочку приёмов, как орешек гонять, чтобы никогда в проигрыше не остаться. И ведь простые, в сущности, приёмы, да глуп народец… А за науку перстенёк с бриллиантом, правда невеликим, таки отобрал. Не мог Александр Данилыч совсем уж без гешефта оставаться. Не такой натуры был человек!..
Окончательно повеселев, Меншиков велел собираться. Генерал-губернатора Санкт-Петербурга, как всегда, ждали важные дела. Да и перед нелицеприятным другом юности надо было оправдаться суметь.
«Граф», конечно, тотчас уехал вон. Он был действительно умён, хотя, конечно, вот именно только что подлинным графом и не бывал на своем веку. Зато был настоящим, фактическим отцом другого, уже поистине великого авантюриста – Джакомо Джироламо Казановы. «Графские» гены, видно, там и сработали, да ещё с развитием... Известно, что Казанова был, помимо всего прочего, писателем (номер пять!), но о своих родителях сообщал смутно: вроде бы мать убежала с актёром, который, с другой стороны, был «внуком полковника», а род свой вёл аж с 1428 года. Беспристрастный биограф отмечал, что на самом деле родословная великого любовника и авантюриста «является в значительной степени плодом фантазии автора», то есть наиболее известного из Казанов. Так что вполне мог быть и «граф»…
А «графа» между тем понесло в Париж. Там он от большого безденежья продал секреты игры в орешки некоему заезжему англичанину, весьма, кстати, титулованному и богатому. Тот же, вернувшись домой, выболтал всё своему младшему брату, который был позором семьи и уже намыливался улепетнуть в североамериканские колонии… Так и пошло. Всего-то лет через сто семьдесят после этого один симпатичный жулик ободрал кичливого и якобы продвинутого фермера на восемьсот с лишним долларов – на весь его наличный капитал. И эту историю блестяще изложил тоже весьма непростой пацан, но при этом великолепный писатель – О.Генри (номер шесть!)…
Мне самому уже не довелось вживую увидеть игру «в напёрстки» – так вроде бы она называлась в России в последнее время. Разве что в кино… Теперь в моде разнообразные лохотроны. Правила как бы другие, но существо то же – предложить денег на халяву. Наверное, современные лохотронщики очень удивились бы, узнав, в какой, волей коловращения жизни, они оказались компании. А может, и нет. Они вообще-то, как правило, люди небезграмотные.
Я же, грешный, соединивший разрозненные эпизоды этой единой истории (номер семь!), просто искренно счастлив от нечаянного соседства с шестью великими предшественниками. Вот и весь сказ.
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Моя признательность и радость от встречи с Вами на Фабуле.