воображению, и каждый читатель представляет героев по-своему, сопереживает с ними всю их жизнь.
– Да. Это правильно. Сейчас у моего сына появился комп, и он почти перестал читать. Смотрит фильмы, играет в разные игры.
– К нам приходят дети, их стало много, к сожалению, которые не приучены к самостоятельной работе, просто не хотят учиться. На компьютере играют в игрушки, а родители считают, что они умные. Знаете, Елена Фёдоровна, я могу порекомендовать вас в несколько семей, где маленькие дети плохо подготовлены к школе. Мне кажется, что вы именно тот человек, который сумеет достучаться до детского сердца. А к осени надеюсь устроить вас в школу. Расскажите, пожалуйста, где вы учились…
…После школьного бала, уехав «куда глаза глядят», в первый городок, до которого хватило денег на билет, не имея никакой материальной поддержки, Лена могла рассчитывать только на свои силы. А что она умела делать? Жизнь обернулась так, что ей, гордой и независимой по натуре, пришлось забыть о всех своих планах на будущее. Разрыв с отцом и скоропалительный отъезд тяжёлым камнем лежали на сердце. О Юре она вспоминала как о далёкой звезде, до которой надо лететь много световых лет. И всё равно не долетишь! Мерцает на ночном небе, но не достижима. Лучше не думать совсем.
Лена устроилась тогда на кирпичный завод по первому попавшемуся объявлению, лишь бы с общежитием. После беседы с заведующим кадрами и предъявления аттестата ей предложили должность «оператора обжиговых печей». Попросту, должность примитивной лаборантки. Требовалось умение писать цифры, да внимательность в работе. Сейчас это всё делает автомат, а в то время было дешевле, да и надёжнее, поручить эту работу человеку. Лена день обучалась нехитрой премудрости следить за температурой нагрева и режимом охлаждения кирпичных заготовок, заносить данные в журнал и проверять качество готовой продукции, ударяя по кирпичу из каждой партии в тысячу штук специальным рычагом. Всей остальной стороне производства, связанной с количеством «брака», который уходил куда-то на сторону, пришлось обучаться по ходу дела.
Немного освоившись с городком и его возможностями, Лена сразу же подала документы на заочное отделение педучилища. Поскольку она только что окончила среднюю школу с хорошим аттестатом, то её зачислили без экзаменов сразу на третий курс. Занятия начинались в октябре, и тогда же ей пришлют вызов и учебные программы.
Самое главное, что у неё было где жить… Кирпичный завод работал круглосуточно, печи останавливались только раз в год на капитальный ремонт, и тогда весь рабочий персонал уходил в отпуск. Девушки-операторы отрабатывали по очереди дневную, вечернюю и ночную смену, четвёртый день – выходной. Это было удобно, да ещё, как правило, часто подменяли друг друга, работая по две смены подряд, чтобы получился лишний выходной. Лена быстро и легко сошлась с небольшим коллективом обжигового цеха, и уже через пару месяцев начальник предложил ей повышение – должность старшего оператора, под началом которого работало четыре девушки-лаборантки. Теперь Лене не надо было самой стоять у горячих печей. Она составляла ежедневные сводки о работе оборудования и контроле готовой продукции. Изредка приходилось и самой стоять на смене, если кто из девушек болел или была непредвиденная отлучка. В одну из таких смен Лена почувствовала себя очень плохо, болела голова, тошнило. Врачиха из здравпункта, куда она обратилась после смены, поглядела, пощупала, хмыкнула и сказала:
– Тебе, девуленька, надо к гинекологу. Беременная ты. Неужто раньше не замечала?
– Нет…Не думала об этом, – покраснев и сразу поникнув, тихо ответила Лена.
– А надо было бы подумать… Как я понимаю, ты не замужем?
– Нет…
– Что так? Парень твой бросил?
Лена отрицательно замотала головой, и по щекам медленно покатились слёзы.
– Да не реви, не реви, с кем не бывает? Помиритесь ещё, а нет, так и сама ребёночка вырастишь!
– Нет, нет, – опять уже громко, со всхлипами, заплакала Лена. – Не нужен мне этот ребёнок! – Она так долго носила в сердце своё горе, не имея возможности поделиться с близким человеком, что сейчас слёзы были неподвластны ей.
– Ну, как так не нужен? Теперь уж обязательно родишь, и полюбишь! Тебе ведь уже аборт никто делать не будет, четвёртый месяц доходит! Младенец-то скоро шевелиться начнёт. Я выпишу тебе направление в женскую консультацию, и тебе дадут освобождение от работы в горячем цехе.
– Не надо. Ничего не надо. И направления не надо. Лена вытерла рукавом слёзы и крепко сжала челюсти.
– Как же так? Я должна написать, и отметку в журнале посещений сделать. Так положено. Случись что потом, а мне отвечать!
– Не надо никаких отметок.– в голосе Лены появилась твёрдость, говорившая о принятом решении. – Я подам сейчас заявление об увольнении, и поеду в деревню, к родителям.
– Вот и правильно, вот и хорошо ты придумала, – с облегчением вздохнула докторица. – Дома и стены родные помогают. Желаю тебе здоровья, и твоему ребёночку!
Лена тихо шла к общежитию, глубоко уйдя в свои невесёлые мысли. То, что она уйдёт с завода, она решила ещё раньше, до посещения здравпункта. Делать официальный аборт она не хотела, хотя и догадывалась о своём состоянии. Надо было бы указывать причину аборта, медицинские показания… И всё это официально будет отражено в её медицинской карте. Карту можно и уничтожить, не бог весть какой документ, но ведь тогда при первом же медосмотре врач всё равно узнает правду. А для работы с детьми, как она собиралась, медицинская справка о здоровье необходима. Но теперь уж всё равно время упущено. Уехать, уехать надо скорее!
В комнате общежития была только Маша. И это было очень хорошо, потому что она работала вместе с Еленой. И то сказать: девушки-операторы совсем недолго работали на кирпичном: жарко, платят мало. Почти все они были из близлежащих деревень и рвались «в городскую жизнь», стараясь выбраться из неухоженного, тяжёлого деревенского быта. Как и у Лены, у каждой из них были свои причины «перекантоваться» на временной работе в надежде на счастливый случай. Может, встретится парень, который её полюбит, может подвернётся другая работа, полегче. Одним словом, в городке, даже небольшом, возможностей гораздо больше. А так что? Обязательная семилетка за плечами, да и то не у всех, и никаких перспектив. Это только в фильмах о сельской жизни в деревнях были и клуб, и танцы в клубе, и кино, и телевизоры. В больших, может, так и есть. А вот о небольших деревушках, 15-20 дворов, где крестьяне жили почти что своим натуральным хозяйством, почему-то не говорили и картин не снимали. Жили старики да те, у кого не сложилась жизнь. Те, кого бурные волны изрядно потрепали, да и выкинули на родной берег. Малые дети само собой. Плоды неудавшейся жизни. А, да что говорить, если до многих деревенек, или хуторков, в распутицу можно было добраться лишь на телеге, или на тракторе. И ничего, жили, пили, внуков растили.
Лена почти ни с кем не делилась своей прошлой жизнью, которая занесла её на кирпичный завод, но сейчас ей просто необходимо было выговориться, чтобы хоть чья-то живая душа дала маленькую толику сочувствия и понимания.
Маша взглянула на вошедшую Лену и ахнула:
– Да что это с тобой? Прямо лица нет! Что случилось? Обидел кто? Так мы сейчас бумагу в профком накатаем, и влепят ему по самое «не могу»!
– Нет, нет, Машенька, мне нужно срочно уволиться с завода.
– Почему-у-у? – Удивлённо и обескуражено протянула Маша.– Ты что, с парнем своим поссорилась?
– Да, да – взволнованно ответила Лена. Она обрадовалась подкинутой версии причины увольнения без долгого копания в душе. – Мне надо на некоторое время уехать, чтобы никто не знал. Ты ведь из местных, не подскажешь ли какую-нибудь деревню, где я смогла бы пожить несколько месяцев? Я могла бы всё делать по хозяйству, и с детьми тоже…
– Ну, Лен, все едут в город, а тебя несёт чёрт знает куда! Ты и в городе можешь найти другую работу. Да и на этом кирпичном заводе тебе уже дали повышение, а ты такая аккуратная, всё схватываешь на лету, ты и мастером смены можешь стать…
– Нет, Машенька, нет, уехать мне надо. Не могу я тебе сейчас всего рассказать. Так судьба сложилась, ещё раньше, до приезда сюда. Я знаю, что всё потом наладится, но сейчас мне очень нужен совет и помощь… Уехать в глухомань, чтобы никто не нашёл.
– Это ты своего парня хочешь проучить? Да? Чтобы свою вину понял? А потом к тебе сам приедет?.
– Точно! Как ты сразу угадала! – подхватила Лена. – Так всё и будет! Только ты не думай, что я буду там прохлаждаться, мне работать надо. И чем тяжелей работа, тем лучше. Я быстро всему научусь, если чего не умею сразу. Можешь что-нибудь посоветовать?
– Да я сама родом из такой деревни! Еле вырвалась оттуда. Мать жалко только. Отец в прошлом году по пьянке с трактором в речку свалился. И сам изувечился, и трактор изуродовал. Штраф большой на него наложили, да только он вскорости помер. Наверное, что-то повредилось в нём. У нас ведь нет никакой больницы, никакого врача. Если кто сильно болеет, того везут в райцентр. Там больничка есть. А уж оттуда, если что, то сюда, в город.
Маша замолчала, вспоминая про эту жизнь – без тепла, водопровода, удобства во дворе. Хоть летом, хоть зимой.
– Ладно ещё, что электричество провели всего лишь двенадцать лет назад,–продолжила она, а то жили зимой с керосиновой лампой. Говорили, что очень дорого вести линию из-за десятка человек. Движок поставили, да только он часто выходил из строя, может, по пьяни электрика. Только и свету, когда в школьном интернате училась. Младших школьников уже в мае отпускали по своим деревням. А там корова, куры, огород. Да ещё матери трудодни отрабатывать на свиноферме… – она раздумчиво покачала головой, словно сама не жила такой жизнью.
–У матери трое детей, – продолжила Маша. – Я, брат, ему сейчас четырнадцать лет, да ещё малышка, три годика всего. В деревнях ведь чаще рожают, детей много бывает. Только и умирает много. У матери тоже два ребёночка умерло, и один выкидыш был. Работа тяжёлая, да и медицинской помощи, считай, нет. Мать писала, что Петька ей сейчас помогает в хозяйстве, всё равно в школе одни двойки. А ты могла бы в остальном помочь, – если действительно захочешь поехать на какое-то время. Конечно, на свиноферме можно немного заработать, но помощь матери будет нужнее. Она ещё не старая, ей недавно только сорок два стукнуло. Я, когда смотрю по телику про разные салоны красоты, аэробику, кремы и лосьоны, то меня такой смех разбирает, что прямо выть хочется. Для кого, для каких барынек эти рекламы? Почему одни только за собой и ухаживают, а другим минутки нет свободной?
– Не знаю, Машуня. Люди разные, не могут все жить одинаково. Одни красивые, другие – нет. У одних полная семья, а другие – одиночки. Вот и у тебя отца нет. Так судьба сложилась.
– Нет, не только судьба. На словах все у нас живут счастливо, а на деле… Власть такая. Ничего делать для страны не умеют, только для своего богатства живут. В войнушку играют, лезут во все страны помогать. А для своих граждан – фиг с маслом. Оборона, оборона, деньги туда надо, враги кругом. А враги-то все местные – воры и
