Небольшой пейзаж, - за изгибом голубой речушки – песчаный берег, над ним поле со стайками ромашек, среди них тропа, бегущая туда, к окраине деревни, по ней идёт мальчик, а рядом бежит большой черный пёс, - был подарен мне художником, о котором и хочу рассказать.
Мы встретились с ним случайно на Киевском вокзале Москвы: «Женщина…» - услышала за спиной и почему-то сразу приняв окрик в свой адрес, обернулась и увидела его, мужчину с большой черной собакой на поводке. «Ой, кажется это… Артур!» – воскликнула про себя и услышала: «Вы? – взмахнул свободной рукой. – Ну и встреча…» И дальше - обычное: «А Вы почти не изменились!» «Ой, да и Вы, только…», «Как Вы?..», «А Вы как?», ну и прочие банальные вопросы-ответы. Но потом выяснилось: он скоро пойдет на посадку к поезду и к тому же, что и я. «А какой у Вас вагон?» - спросил. «Двенадцатый.» «А у меня одиннадцатый. Значит соседями будем, как и раньше.» - и рассмеялся, будто эта встреча была для него желанной. И тут объявили посадку на наш поезд, мы заторопились и было уже не до расспросов.
Но посадочная суматоха улеглась. Со мной «поселилась» молодая пара, но наспех посовав рюкзаки под сиденья, попросили меня присмотреть за ними, а сами отправились в другой вагон «На минктку… друзей навестить». Ну, что ж, значит, побуду одна. И это хорошо. Есть время пролистать то, что «осталась» в Москве и дочитать книгу, которую посоветовал друг и которая не нравится, но надо «добить», а то он обидится.
За окном уже медленно пятились серые дома, изгороди, строения и под еще мягкий аккомпанемент колёс поезда, набирающего скорость, подумалось: и всё же как теперь Артур?.. что и где живёт? Он, муж моей бывшей соседки, уехавшей в другой город и о которой больше ничего не слышала. Но интересно ли я ему? Ведь когда жили почти рядом, «семьями не дружили», хотя, казалось бы, и могли, ведь он, как и мой муж, был журналистом и, да и пробовал писать картины, но особого интереса мы к нему не проявляли. И знала я о нём только из реплик, а, вернее, сетований на него жены Раисы, потом начавших все чаще переходить в слёзные жалобы-обиды, из которых и услышала, что, когда они познакомились, ей как раз понравилось в её будущем муже то, что он всем говорил только правду, но теперь... Ах, если б знать, ЧТО именно с годами начнёт перерождаться в причину разъединения близких душ! Вот и я… И под уже уверенный однотонный стук колёс стала копаться в своих чувствах к мужу, отыскивая то, что прежде в нём нравилось, а потом… Но тут услышала:
- И о чем так грустно задумались? – Артур стоял в проходе моего плацкартного вагона, смотрел на меня с улыбкой и, не ожидая ответа, пропел: - «Не надо печалиться, вся жизнь впереди…»
- Да нет, не впереди, - улыбнулась ответно, гася и впрямь налетевшую грусть: - Думаю, что большая часть моей уже позади.
- Увы… - Присел напротив, опёрся руками на колени, помолчал, взглянул на мельтешение за окном, потом на меня: - Да… Летит жизнь… всё мелькает, уносится… - И опустив голову, тихо добавил: - И безвозвратно.
- Ну что Вы так обреченно… в жизни одно уносится, другое… - И мягко улыбнулась: - А другое ею же приносится, подсовывается, предлагается, так что и впрямь печалиться не надо, ибо…
Но тут в проходе появились мои молодые попутчицы, ему пришлось пересесть на мою полку, а они вытащили рюкзак и стали доставать из него пакетики с едой, собираясь перекусить.
- Слушайте, - почти прошептал мне Артур, - я еду в двуместном купе... ну, с собакой, выхожу часа через два, так что берите свою сумку и-и ко мне. Выпьем пивка, поговорим о том, о сём, а?
А почему бы и нет? Впереди – почти четыре часа дороги, соседи мои, наверное, не станут собеседниками, так что… И я согласилась.
При нашем появлении пёс тихо сказал «Гав» и слегка вильнул хвостом.
- Однако… - на всякий случай приостановилась у двери, - не обидит меня Ваш…
И замолчала, не зная имени собаки.
- Урман - потрепал он пса по голове, - Урманом его зову, так что познакомьтесь.
И я неожиданно для себя тоже протянула руку и погладила пса по загривку, на что тот лишь опустил голову, словно поощряя меня.
- Удивительно, - усмехнулся Артур. – Обычно на незнакомых смотрит настороженно и даже ворчит… если они, как Вы сейчас… Урман, а вообще-то ты молодец, что встретил мою гостью вот так…
И пёс вроде как понял хозяина, ответив ему взглядом и снова вильнул хвостом.
Там, за окном, начиналась морось. Окна посерели, подернулись тонкой вуалью, отчего проносящиеся за окном деревья и кусты слились в ползущее серо-зеленое пятно, но в купе от появившейся замкнутости и спокойно лежащего рядом пса с большими человеческими глазами, стало как-то уютнее, да еще на столе появились яркие баночки с пивом, сухарики, пакетик с луковыми кольцами.
- Будем кутить, – пошутил Артур и, взглянув уже без улыбки, заговорил: - Вы, наверное, думаете, что сразу стану расспрашивать о Раисе… что да как она, вспоминает ли обо мне, кается ли, что выгнала, да? – И, почему-то разливая пиво по разовым стаканчикам… хотя можно было и без них… не ожидая моего ответа, продолжил: - А я не стану спрашивать. – Отпил глоток. – И потому не стану, что мне уже без-раз-лично как она там, что она там… - И махнул рукой. – Всё унеслось… всё прошло, всё подернулось дымкой, - и взглянул в окно: - Как вот это окно моросью, в которое уже не хочется смотреть.
Несколько глотков отпила и я. Кажется, мой случайный собеседник не искренен… но не буду и я – о Раисе. А, впрочем, если придётся к слову, то расскажу то немногое, что знаю, а пока хотелось узнать: как жилось ему все эти годы с его прямотой, помогла ли он ему в жизни или также обернулась к нему спиной, как и жена, которую он «ну прямо до припадка достал своей правдой и только правдой», как говорила не раз. И, как и всегда при встрече с кем-либо «включая» своё любопытство, а заодно помогая Артуру выплыть из обобщений и грустных мыслей о жизни, спросила:
- Расскажите-ка Вы мне, мой бывший сосед и страж правды, как живёте и чем?
Он усмехнулся, бросил на меня короткий взгляд:
- Страж правды… - И хрустнул сухариком: - Да какой я страж? Просто… - Помолчал, подлил пива в стаканчики: - Просто к правде меня с самого детства приучил дед, вот и вросла в мою суть напрочь.
Снова замолчал… Будет ли говорить про деда, ведь интересно, как тот его приучал? И, чтобы подтолкнуть к рассказу, подбросила вспомнившуюся пословицу:
- «Кто за правду горой, тот и герой». Удалось ли Вам убедиться в этом?
Он отпил пива, бросил в рот колечко лука, прожевал:
- Может, и герой… - Помолчал, сделал еще глоток: - Да кому это геройство нужно? Всю жизнь я искал… - И чуть иронично усмехнулся: - «потребителей» на правду. Но, похоже, их нет. Помню… - И опять глоток пива: - Все стены в нашей хате были увешаны пословицами-поговорками вроде той, что Вы только что… «В ком правды нет, в том и толку мало», «Доброе дело — правду говорить смело», «Сила не в силе, а в правде», «Правда ино груба, а без правды беда»... Беда. – Интонацией подчеркнул последнее слово и взглянул вопросительно: - А скажите, кому беда? Тому, кто слышит, или тому, кто говорит эту самую правду?
Я молча взяла из пакетика колечко лука, поднесла к глазу и через него взглянула на Артура, вкрадчиво улыбнулась:
- Да понимаете… - Но почти рассмеялась: - Ну что Вы спрашиваете? Ведь у меня никогда не было потребности «в правде и только в правде», я всегда разбавляла её неправдой, чтобы она стала более щадящей…
- Вот-вот, - подхватил он, - щадящей… Вначале ею, разбавленной, щадили кого-то, а потом, наверное, привыкали к такой… да и тех, кто принимал её… А я не смог, как Вы… - И встал, сделал шаг к двери, обернулся, отчего вроде бы дремавший пёс вскинул голову и чуть слышно заворчал. – А я не смог, вот и набивал себе шишки, а, значит, правда била по мне, а не по тому, к кому, казалось бы, должна была относиться. Вот уж точно, «Правду говорить - себе досадить.»
- И в чём была Ваша досада? Например? – опять подстегнула.
- А вот в чём… вот пример… примеры. Когда после техникума на заводе работал, то довольно скоро мастер стал меня прижимать за мою правду-матку, о которой говорил на собраниях, да так, что пришлось уволиться. – Помолчал, наверное, что-то вспоминая из той, заводской жизни, но продолжил: - А когда в газету взяли, то все свои информации тоже стал писать о правде… правде колхозов, в которых был падёж скота от бескормицы, правде заводов, когда самых работящих сдерживали от перевыполнения плана, а позже – о правде начинающих кооператоров, которых всячески зажимали… А-а, что и говорить! Сами что ли не знаете?
И снова подхватился, сделал шаг к двери, обратно, на что Урман опять вскинул морду и настороженно уставился на своего хозяина.
- Отзывчивый у Вас пёс, - улыбнулась я собаке и протянула ей луковый кружочек, который он деликатно принял и медленно, нехотя сжевал.
- Урман не пёс, - Артур сел рядом с ним, положил на него руку: - Он – мой единственный друг и родная душа, без которой… Без которого я бы пропал и… Знаете, у нас ним судьба похожая. Меня выгнали из дома, и его… Помню, остался на улице, приехал на вокзал, сижу и думаю: и что теперь?.. куда идти?.. А тут объявили посадку на Москву, ну я и поехал… в ту сторону, денег на билет хватило только до Вязьмы. Приехал. Поплёлся по улицам, вышел на окраину. А дальше куда?.. да и зачем? Отчаяние такое охватило, что хоть топись! – Замолчал. Отпил пива. Уставился в заплаканное окно, но вдруг тепло улыбнулся, обернулся к Урману, погладил: - Ну, иду по тропинке к дачным поселкам, смотрю, мужик стоит, улыбается, а в руках ма-аленького щенка держит, но уже зрячего и… с кирпичом на шее: «Может себе возьмёшь?.. - кивает на него. - А то жалко топить-то, ведь у меня их еще четыре». «Да куда мне щенка… - сходу отвечаю, - я же бездомный. Вот если б…» А мужик окинул меня оценивающим взглядом и вроде как обрадовался: «Да я тебе помогу в этом деле. Живи в моей дачке, я редко там бываю, не до неё теперь, вот и будете вместе с ним», - протянул мне это… сокровище. – И, глядя на Урмана, снова улыбнулся так искренне и тепло, что я даже позавидовала. – Вот и остался я там, под Вязьмой. Потом нашел в ближайшей деревеньке пустой дом… их теперь хватает по России, подремонтировал и живу уже столько лет!.. пишу картины, отвожу их в Москву, продаю… На жизнь нам хватает. – И, погрустнев, усмехнулся: - А самое главное, что правды говорить не надо, да и некому…
- А если и захочется сказать правду, - подхватила, - то Урман примет её сразу и безоговорочно, да?
Но мой собеседник, распалённый воспоминаниями, ничего не ответил. Посидел, опустив голову, словно что-то вспоминая, но вдруг резко встал:
- Пойду я… - кивнул на дверь, - Пойду покурю в тамбур. Посидите в одиночестве… а, лучше поговорите с Урманом, он у меня всё понимает, я скоро…
Пёс встрепенулся, спрыгнул с полки и, глядя на своего друга, всем своим видом сказал: «Ага,
