аквариум, хорошо корми, почаще меняй воду, люби её, и она будет выполнять все твои желания! Не всякий рыбак может поймать золотую рыбку, но всякий может её упустить, и раз уж она попалась тебе, так держись за неё изо всех сил…!
Помни невеста! Жизнь она как бурная река, а на быстрине ни одна рыбка икру не откладывает, для этого нужен уютный домашний пруд и сом, который эту икру будет охранять. А та рыбка, которая бросается на каждую блестяшку покрытую золотом, обычно попадается на блесну с очень острым крючком. И чем глубже она её заглотит, тем труднее будет потом сорваться и глубже будет рана! Не всякая рыбка может стать золотой, но всякая может стать маленькой акулой. А акул никто не любит, зато все боятся. Если хочешь, чтобы тебя все уважали и любили, не будь акулой, а будь золотой рыбкой, и тогда всю жизнь муж будет называть тебя ласково – рыбка моя…!
Так что горько!
Гости одобрительно зааплодировали, а он сев на скамейку, спросил меня, склонившись к самому моему уху, - ну, как? Ничего я так сказал? Всё было понятно…?
Я только восхищённо кивнул головой и подтвердил, - зер шон, Цицерон бы позавидовал….
Деревенские свадьбы, конечно, здорово отличаются от городских. Даже сидя за столом деревенские жители время от времени думают, что завтра рано с утра придётся в любом случае вставать, чтобы покормить скотину. Задать сена овцам и телятам, отнести ведро с варевом поросёнку, насыпать зерна курицам, подоить корову. В общем, дел с утра сельчанину хватает. Вот поэтому обычно часам к двум ночи и почти не остаётся никого за праздничными столами. Так было и в тот раз. Оттанцевались танцы, отыгрался баян, остыл проигрыватель пластинок, один за одним расходились гости, попрощавшись с притомлёнными женихом и невестой, и усталые помощницы хозяйки убирали посуду, чтобы завтра с утра заново начать накрывать столы. И только несколько неугомонных гостей разбившись и образовав маленькие островки компаний, всё ещё вели беседы, приютившись на уголках почти пустых столов. Из всего изобилия, выставленного на гулянку, на столе теперь в гордом одиночестве красовался только таймень, Правда, кое-где он уже был обрезан и имел изъяны во внешности, но его снова одели в молодую зелень, подложили свежих помидорчиков и он приобрёл довольно таки солидный вид.
В самом дальнем углу, самого дальнего стола, поставив перед собой двухлитровую стеклянную банку прозрачнейшей самогонки, и глубокую фаянсовую чашку с котлетами и помидорами, вели беседу мой отец и новоиспеченные родственники – дядя Коля и дядя Богдан. Беседа их была бурной, но для меня малопонятной. Дядя Богдан сыпал хитрыми и абсолютно непонятными словами – ректификация, дистилляция, сухопарник, тарельчатая колонна. Или уж совсем, запредельно заумными – органолептика и хроматограмма. А мой отец совместно с отцом жениха на это отрицательно мотали головами, и скептически и снисходительно улыбаясь. Отвечали ему словами попроще – солод, бражка, змеевик, корыто, первач…. Правда, невдалеке от них сидел ещё один член этой компании, но он участия в беседе почти не принимал, это был не то двоюродный, не то троюродный брат хозяина Ваня Вопиловский, которого все почему-то называли Ваня-сажа. Вся его функция в общей беседе заключалась в том, что иногда дядя Коля для подтверждения истинности своих высказываний обращался к нему, - « да, вот даже Ваня не даст соврать», - и Ваня согласно кивал склонённой набок головой. Правда пару раз его внезапно прорывало, он вдруг внезапно светлел лицом и хватал моего отца за руки:
- Андрюха, ты такой рыбак, ты лучший рыбак какого я знаю, я…, да мы с тобой! Я такие места на речке знаю… - и после этого мгновенного порыва, он снова надолго замолкал и только иногда снова кивал головой, чтобы подтвердить слова сказанные дядей Колей.
Мать невесты, не делавшая скидку на свои холёные ручки, работала вместе с другими женщинами и наконец, когда мытьё посуды закончилось, подошла к ним, и, обращаясь главным образом к своему мужу грозно заявила:
- Так, хлопці! Досить пити! Давайте закінчуйте, дозволяю вам випити ще по склянці і розбігайтеся по ліжках…! – тональность её певучего голоса настолько не подлежала оспариванию, что «хлопцi» покорно, но поспешно зазвенели банкой о края стаканов понимая, что спорить бесполезно. Женщины на свадьбе всегда почему-то главней мужчин. Возможно, мужчины в это время немного ассоциируют любую женщину с невестой по половой принадлежности и относятся соответственно с повышенным уважением и пиететом. Опрокинув стаканы, они торопливо полезли вилками к уже холодной закуске. И только Богдан, наклонив голову, печально вздохнул и с максимальной душевностью, на которую был способен, прогудел своим грудным басом:
- Не лайся на мене, моє ти сонечко! Я тебе так люблю, Софiйка моя кохана...! – в пьяном виде он был очень сентиментален. Помню, что я тогда очень удивлялся глядя на эту пару, как такая некрупная женщина могла захватить такую власть над таким крупногабаритным мужем. Он был намного массивнее её и если судить здраво, и посмотреть на его руки, то он мог бы прихлопнуть её как мелкую мышку. Но невозможно было даже представить такого, перед ней он был абсолютно безоружен как зайчонок перед львицей. Он смотрел на неё с таким обожанием, что возможно именно тогда я и стал догадываться об истинном значении слова – любовь.
На улице уже была настоящая ранняя осень. Ночи уже были прохладные. Но яблони в саду ещё радовали перезрелыми ранетками, розово сияющими среди желтых и бордовых листьев. Наверное, это самое подходящее время для свадеб. Время срывать спелые яблочки созревших чувств, и искать тепла в объятиях в преддверии наступающих зимних холодов...!
Свадьба продолжалась и на следующий день, а потом затянулась и на третий, а таймень всё не кончался и не кончался. Иссяк он, по-моему, только на четвёртый день, когда уставшие от отдыха гости стали разъезжаться по домам. По моим несовершенным подсчётам, весил таймень чуть больше ста килограмм. Гостей было около пятидесяти человек, значит, на каждого гостя пришлось около двух кило чистого мяса. Остатки раздали отъезжающим в дорогу. И только прислонённая к стене сарая доска-подставка напоминала отпечатавшимся на ней жирным контуром о размерах съеденного кулинарного шедевра.
Отец мой в течении двух суток после этой свадьбы отлёживался в кровати, из пищи потребляя только холодный рассол и горячий чай. Потом собрал рюкзак, побросав в него несколько банок консервов, патроны, сухари, конфеты и на неделю удалился в охотничью избушку, до которой мы так и не успели добраться в прошлый раз.
Нужно сказать, что я потом часто приезжал в деревню, даже после того, как не стало родителей. Там ещё жил мой старший брат, моя родная тётя, моя двоюродная сестра. И при каждом приезде, так или иначе, сталкивался с историей этого тайменя. Почти никто не помнил имени жениха и невесты, а саму свадьбу с тайменем всё ещё вспоминали. Этот таймень стал легендой у всех местных рыболовов на много лет. И каждый, кто был не равнодушен к рыбалке, выкладывал мне свою версию его поимки и доставки. Меня всегда подмывало рассказать, как это было на самом деле, но полёт фантазии рассказчиков так завораживал моё сознание, что я обычно предпочитал выслушать самую фантастическую версию, чем признаться, что я и есть непосредственный участник этого рыболовного шоу. Я познакомился как минимум с пятью людьми, помогавшими тащить этого тайменя из воды, и с не меньшим количеством тех, кто тащил его прямо к свадебному столу.
Размер тайменя рос вместе с годами, отдалявшими его от времени вылова. Сначала по деревенскому преданию он увеличился до четырёх метров, а потом и вовсе до пяти. На моё законное возражение, что рыбине такого размера практически нереально найти пропитание в нашей реке, человек, рассказавший это, клятвенно ударяя шапкой о землю и чуть ли не падая на колени, поведал мне, что в желудке у тайменя после его поимки был найден скелет двухметрового медведя. И что он сам лично видел голову этого медведя. Другой, не менее правдивый рассказчик как бы между делом признался, что в нижней губе свадебного тайменя после того, как его извлекли из воды, торчало двадцать пять блёсен, оборванных им у незадачливых рыболовов. Впрочем, после двух выпитых рюмок водки число трофейных блёсен возросло до сорока. А ещё после одной рюмки, из кладовки была вытащена старая и гнутая медная блесна, как доказательство чистейшей правдивости сказанного. Была поведана настоящая история о том, что именно на это блесну тайменя и поймали и она досталась ему как бы по "наследству", как переходящий кубок теперешнему лучшему рыбаку, от лучшего рыбака прошлых лет. И тут же этот раритет был предложен мне всего за бутылку водки как хорошему человеку и замечательному земляку. Я с большим трудом отбился от этого экспоната.
А вот фотографии свадебного стола, чтобы показать истинные размеры этой рыбины, я так и не добыл. Родители жениха покоятся на нашем небольшом деревенском кладбище. Жива ещё мать невесты, она всё такая же жизнелюбивая и бойкая старушка живущая сейчас со своими детьми и приглядывающая за внуками и правнуками. Сами молодожены тоже уже стали дедушкой и бабушкой и давненько живут не в нашем краю, не в нашей стране, и даже не на нашем континенте. Каким-то бурным ураганом их занесло в Канаду вместе с воспоминаниями, и оставшимися от юности чёрно-белыми фотографиями. Стоит ли их беспокоить из-за таких пустяков…? Теперь от их деревенского прошлого, наверное осталась только эта история о гигантском более чем двухметровом таймене, которые водились когда-то в нашей совсем обмелевшей реке.
Впрочем, как говорил мой отец – самые недостоверные сведения в мире, это прогноз погоды на месяц вперёд, женские клятвы в вечной любви и рыбацкие байки о величине пойманной рыбы.
