Глава 32
РЕЛИГИЯ
ДРЕВНЕГО ЕГИПТА
Ученые до сих пор теряются в догадках: каким же он был на самом деле — Древний Египет?
Таинственная земля, рожденная водами священного Нила, подарила миру древнейшую цивилизацию с самобытной культурой, великой историей и самой сексуальной религией, когда-либо ведомой человечеству. Многое растворилось в тысячелетней пыли, исчезло, затерялось... Но неизменно на страже вечности стоят исполинские пирамиды. Они не подвластны разрушительной силе времени, ибо, исчезнув с поверхности земли, унесут с собой все, что напоминает нам о самой загадочной, самой удивительной, самой эротичной стране древности.
Историю Египта традиционно изучают по царствованию фараонов, мало уделяя внимания жизни простых египтян и влиянию религии на все сферы жизни. Войны, правление династий, экономическое развитие, колониальная экспансия — вот поле исследования. Но что это дает нам в плане изучения египетской жизни изнутри? Кто даст ответ: что двигало этими людьми в их устремлениях, чаяниях, желаниях?
Ответ мы будем искать у тех, кто «...не строили себе пирамид из меди и надгробий из бронзы. Не оставили после себя наследников, детей, сохранивших их имена. Но они оставили свое наследство в писаниях, поучениях, сделанных ими...»
Правители любой страны, конечно, достойны внимания. Фараоны Древнего Египта жили, как боги. Они и были живыми богами на Земле. Представление о мироздании в египтян можно сравнить с песочными часами: в верхней части находятся боги, в нижней части простые смертные, а фараоны служили каналом, соединявшим два мира. Фараон олицетворял также связь между этой жизнью и той, что будет после смерти. Через него смертные говорили с богами, и это возвышало его над ними. Через фараона же боги оглашали свою волю людям. Он был в какой-то степени посредником. И восход, и заход солнца, рост и убывание луны, ежегодный разлив Нила — все это зависело от богов и способности фараона доносить их волю.
В этой волшебной и чувственной стране секс был повсюду. Секс создал все, даже ее величество Вселенную. Веру в это всячески поддерживали жрецы: величайшая сила Вселенной, высшее существо Атум, возник из первобытной тьмы, после чего, благодаря усиленной мастурбации, он стал богом солнца Ра, из семени которого и родились первые божества — бог света и воздуха Шу и его сестра Тефнут, богиня воды, влагалище которой ежедневно орошает землю утренней росой. В свою очередь, их кровосмесительный союз дал жизнь богам неба и земли — Нуту и Гебу. От их семени произошли другие боги. После сотворения космоса началась и сама история Египта.
Боги постоянно продолжали совокупляться друг с другом, что отображено в древнеегипетских письменах.
Нил они называют истечением Осириса, землю принимают за тело Исиды, но не всю, а только ту, к которой поднимается Нил, «сочетающийся» с ней и «оплодотворяющий» ее. Через это соитие они порождают Гора, который хранит и питает все окружающее. Запредельные же окраины земли, которые граничат с морем, называют Нефтидой. Поэтому Нефтиду зовут концом и говорят, что она — жена Тифона. А когда вздувшийся и разлившийся Нил достигает окраинных пределов, то это называют соитием Осириса и Нефтиды, о котором свидетельствуют возникающие растения; и среди них есть лотос, о котором миф рассказывает, что он, выпавший из венка и оставшийся на месте, стал для Тифона свидетельством оскорбления его брака. Вот почему Исида родила Гора благородно, а Нефтида Анубиса — незаконно. Причем в каталоге царей пишут, что Нефтида, сделавшись женой Тифона, была сначала бесплодной. Если так говорят не о женщине, а о богине, то подразумевают землю, неродящую и бесплодную из-за отсутствия влаги.
Вот такая вот бесконечная камасутра.
Уникальная древнеегипетская религия, объявив фараона живым богом, вознесла проявление его сексуальности в религиозный долг. Фараоны и царицы Древнего Египта, как и должно богам, вступали в кровосмесительные связи и прилюдно демонстрировали свою сексуальность. Но так поступали не только фараоны. Секс играл важнейшую роль в египетском обществе, будучи частью царской религии, повседневной жизни, бытовой магии, домашнего хозяйства — буквально всех сфер.
Величайшим из египетских фараонов, жизнь которого служила примером насыщенной сексуальной жизни, продиктованной требованиями религии, был Рамсес II.
Рамсес был рожден, чтобы стать великим. В детстве его всегда представляли укротителем быка. Для народа он был великим царем, через которого боги благословят Египет.
Как сказано в одном из древних документов, когда Рамсесу исполнилось пятнадцать лет, отец подарил ему жену, дюжину наложниц и ключи от всех гаремов в стране. В одночасье юного фараона окружила целая толпа самых прекрасных женщин.
Рамсес женился на принцессах из экзотической Нубии, Ливии и Вавилона. Самой важной женщиной Египта была первая любовь Рамсеса — великая царица Нефертари. Она умерла на двадцать четвертом году его правления, ее похоронили в роскошной гробнице, где она почиталась как богиня красоты и любви Хатхор. Надпись в храме гласит: «Рамсес, он воздвиг храм, высеченный в горе навечно, ради Великой супруги царской Нефертари, Возлюбленной Мут, в Нубии, в вечности и бесконечности... для Нефертари, удовлетворившей богов, той, ради которой светит солнце».
«Воистину кто перейдет в загробное царство,
Будет в числе мудрецов, без помехи Говорящих с божественным Ра».
Тем не мене, после ее смерти Рамсес без тени сомнения взял в жены собственную сестру, а потом и троих своих дочерей, от которых также имел потомство. Такого не сделаешь в здравом уме и без каких-либо веских причин.
Причины этому все же были. Обычай сожительства и даже брака отцов с дочерями, сестер с родными братьями, дядей с племянницами, был широко распространен среди древнеегипетской знати. Понятно, что частично при этом соблюдались имущественные интересы, но, главным образом, вельможи брали пример с царского семейства. А в царских семьях инцест активно поощрялся жрецами, которые целенаправленно лелеяли в умах владык идею о чистоте крови, намеренно при этом закрывая глаза на тот факт, что неоднократное кровосмешение ведет к душевным болезням потомков и многим другим недугам. Но так как слабоумным и больным человеком управлять гораздо легче, чего жрецы, собственно и добивались, то даже такой умный, красивый и замечательный во всех отношениях фараон Эхнатон, муж легендарной Нефертити, был еще при жизни царицы женат на их второй дочери.
Так в чем же причина такой половой необузданности?
Одна из причин крылась в том, что климат страны был весьма суров. Для большинства смертных жизнь была борьбой за выживание. На протяжении семи тысяч лет вся жизнь Египта была сосредоточена вдоль берегов Нила на участках плодородной почвы. За их пределами лежала раскаленная африканская пустыня.
Засухи здесь не являлись редкостью, и дети умирали зачастую еще в младенческом возрасте. А потому больше всего в жизни египтян волновала плодовитость земли и женщин, и они не могли себе позволить накладывать табу на секс. Стоит ли удивляться тому, что главной задачей фараона было убедить богов благословить изобилием землю и Нил, с каковой целью на специальной ритуальной церемонии владыка древнего Египта прилюдно мастурбировал в воды реки. В народе плодородие напрямую связывалось с плодовитостью фараона, живого Бога, а потому его интимная жизнь находилась под пристальнейшим вниманием граждан, безоговорочно веривших, что именно секс сотворил весь мир.
За исключением храмов и гробниц, дома строились из сырцового кирпича. За последние две тысячи лет ежегодные разливы Нила уничтожили практически все следы древней жизни. Но из того, что осталось, можно представить жизнь простых египтян, которые не только тяжело трудились, но были буквально помешаны на сексе. Как показали письменные источники, народ жил столь же чувственной и полной жизнью, как и фараон, во всем подражая ему. Зажиточные египтяне большую часть доходов тратили на уход за своей внешностью и гардеробом. И мужчины, и женщины носили большое количество украшений, и те, и другие пользовались косметикой, особенно для глаз, а также духами. Стремление к чувственным наслаждениям отображено выразительными рисунками, украшавшими стены домов, пещер и гробниц.
«Я раскрою тебе свою красоту, сокрытую под тончайшей вуалью, благоухающей корицей».
«О ночь, ты моя навеки, ведь моя возлюбленная пришла ко мне.
Я поцеловал ее, и ее губы раскрылись, я опьянен, хоть я и не пил вина».
Эти отрывки любовной поэзии и эротические рисунки, дошедшие до наших времен, дают возможность предполагать, что интимные отношения не были тайной. Вполне возможно, их не скрывали даже от детей. На некоторых рисунках изображены пары занимающиеся сексом в их присутствии. Вероятно, мысль о том, что детей надо от этого ограждать, появилась намного позже и представляет собой европейскую традицию. Но здесь надо принять тот факт, что секс считался домашним ритуалом, имевшим довольно большое значение. Для египтян этот ритуал играл едва ли не главную роль в жизни.
Само понятие брака было достаточно неформальным. На древнеегипетском слово «брак» означало «найти общий дом». Официальных брачных церемоний не существовало, люди просто решали жить вместе. В то время не было юридических кодексов и не было брачных контрактов. Если хозяйка не могла забеременеть, в дом вводили служанок и рабынь, то есть муж мог зачать ребенка с другой, этот ребенок становился членом семьи и впоследствии мог вступить в брак со знатным человеком. Положение служанки или рабыни, родившей ребенка, также улучшалось, ее принимали в семью и относились как к равной. Семьи были традиционно большие, многодетные, в одном доме жило несколько поколений. В доме жили и домашние животные. Так что в египтян были довольно гибкие традиции, которые мы назвали бы совершенно неприемлемыми, однако для египтян все это было в порядке вещей. В древних текстах не поднимались вопросы незаконнорожденных детей или же вопросы отцовства. Основной упор делался на плодовитость, на рождение, а значит — продолжение рода.
Развод также был обычным делом, и повторные браки не были редкостью. Мужчины женились по нескольку раз, женщины тоже неоднократно могли выходить замуж. Очень часто заводили также любовников и любовниц. В вопросах девственности древние египтяне не были щепетильны. Лишь в более поздних обществах невинность стала считаться основным требованием к девушке, вступающей в брак. В Древнем же Египте не существовало даже такого понятия, ибо над семьей довлел один лишь страх: что кто-то из партнеров окажется бесплодным.
Такое внимание к плодовитости неминуемо приводило к раскованности, допускавшей все виды сексуального поведения. Жрецы, некоторые посвященные, в том числе и фараон, считали, что даже боги вступали в сексуальные связи, в том числе гомосексуальные, в процессе сотворения мира. Папирусы, литературные тексты, сообщавшие о сексуальности творцов мироздания, скрывались от посторонних глаз. Одна из первых фраз в истории литературы, имеющая гомосексуальный смысл,
32. Еще раз говорю, что я против того, чтобы в тип Спасителя вносить фанатизм: слово imperieux, которое употребил Ренан, одно уничтожает тип. «Благовестие» и есть именно благая весть о том, что уже не существует более противоречий; Царство Небесное принадлежит детям; вера, которая здесь заявляет о себе, не приобретается завоеванием; она тут, она означает возвращение к детству в области психического. Подобные случаи замедленной зрелости и недоразвитого организма, как следствия дегенерации, известны по крайней мере физиологам. — Такая вера не гневается, не порицает, не обороняет себя: она не приносит «меч», она не предчувствует, насколько она может сделаться началом разъединяющим. Она не нуждается в доказательствах ни чудом, ни наградой и обещанием, ни «даже писанием»: она сама всякое мгновение есть свое чудо, своя награда, свое доказательство, свое «Царство Божье». Эта вера даже не формулирует себя — она живет, она отвращается от формул. Конечно, случайность среды, языка, образования определяет круг понятий: первое христианство владеет только иудейско-семитическими понятиями (сюда относится еда и питье при причастии, которыми так злоупотребляет церковь, как всем еврейским). Но пусть остерегаются видеть здесь что-нибудь более чем язык знаков, семиотику, повод для притчи. Ни одно слово этого анти-реалиста не должно приниматься буквально, — вот предварительное условие для того, чтобы он вообще мог говорить. Между индусами он пользовался бы понятиями Санкхьи, среди китайцев — понятиями Лао-цзы, и при этом не чувствовал бы никакой разницы. — Можно было бы с некоторой терпимостью к выражению назвать Иисуса «свободным духом» — для него не существует ничего устойчивого: слово убивает; все, что устойчиво, то убивает. Понятие «жизни», опыт «жизни», какой ему единственно доступен, противится у него всякого рода слову, формуле, закону, вере, догме. Он говорит только о самом внутреннем: «жизнь», или «истина», или «свет» — это его слово для выражения самого внутреннего; все остальное, вся реальность, вся природа, даже язык, имеет для него только ценность знака, притчи. — Здесь нельзя ошибаться насчет того, как велик соблазн, который лежит в христианском, точнее сказать, в церковном предрассудке: такой символист par excellence стоит вне всякой религии, всех понятий культа, всякой истории, естествознания, мирового опыта, познания, политики, психологии, вне всяких книг, вне искусства, — его «знание» есть чистое безумие, не ведающее, что есть что-нибудь подобное. О культуре он не знает даже и понаслышке, ему нет нужды бороться против нее, он ее не отрицает... То же самое по отношению к государству, ко всему гражданскому порядку и обществу, к труду, к войне, — он никогда не имел основания отрицать «мир»; он никогда не предчувствовал церковного понятия «мир»... Отрицание для него есть нечто совершенно невозможное. — Подобным же образом нет и диалектики, нет представления о том, что веру, «истину» можно доказать доводами (его доказательства — это внутренний «свет», внутреннее чувство удовольствия и самоутверждения, только «доказательства от силы»). Такое учение также не может противоречить, оно не постигает, что существуют, что могут существовать другие учения, оно не умеет представить себе противоположное рассуждение... Где бы оно ни встретилось с ним, оно будет печалиться с самым глубоким сочувствием о «слепоте» — ибо оно само видит «свет» — но не сделает никакого возражения.
Фридрих Ницше. «Антихристианин. Проклятие христианству»