историю слышал, никогда такой версии о названии перекрёстка никто не высказывал, - засмеявшись, хлопнул широкой ладонью по столу Торри. – Умничаешь Старый?
Не дождавшись окончания беседы товарищей, эльф раздражённо дёрнул плечами и продолжил повествование:
- Отряд бергхаймцев привлечённый детскими голосами окружил беглецов и только Горыня вооружённый двуручным мечом встал на их пути.
- Так вроде у гвардейцев императора в экипировке не было двуручных клинков? Щит и простой меч были их стандартным оружием, – в который уже раз прервал рассказчика седовласый.
Летран скривил губы в недовольной гримасе, а Длиннорукий Густав поддерживаемый возгласами из зала набросился на наемника, сидевшего напротив:
- Слушай Старый ты конечно воин опытный, авторитетный, но перестань влезать в рассказ. Пусть Стриж закончит историю, а потом ты можешь поведать нам свою версию!
Примирительно подняв руки раскрытыми ладонями вперёд, воин дал понять окружающим, что перебивать никого больше не намерен.
Выпустив сквозь стиснутые зубы табачный дым, эльф привстал с лавки и с издёвкой поклонился Старому, вызвав этим взрыв дружного смеха сидевших в зале и неодобрительный взгляд хозяина таверны.
- Два десятка хорошо вооружённых противников бросились на группу детей, пожилую женщину и раненого гвардейца. Горыня, воспользовавшись узостью тропы, полосовал бергхаймцев своим мечом, нанизывал их на гигантское лезвие, и, изредка, отбрасывал назад ударами рукояти. Никто под небом нашего мира никогда не видел такой ожесточённой и отчаянной схватки. Только воинское искусство нашего героя и его стальная воля отделяли бедных детей от страшной, мучительной смерти. Тропа была залита кровью, и чтобы добраться до Горыни, солдаты противника вынуждены были оскальзываясь карабкаться вверх, находя смерть под беспощадным лезвием гвардейца.
В зале снова завздыхали и заохали впечатлённые словами рассказчика.
Силы храброго воителя были на пределе. Страдая от ран и дабы передохнуть, он опустился на колено упираясь на меч, воткнутый в землю. Перед ним замерло ещё пятеро противников – усталых, залитых кровью своих товарищей, взывавших к отмщению. Испуганные дети кучкой сбились вокруг матери Гертруды, дрожа от страха. Огромный северянин ринулся вперёд и вознёс свой клинок над головой беззащитного Горыни. Тут бы и наступил нашему герою конец, если бы не один из воспитанников приюта. Мальчишка подхватил с земли щит одного из убитых воинов и заслонил им своего спасителя в последний момент. Страшный удар расколол дерево и металл надвое, и располосовал грудь подростка рухнувшего к ногам Горыни.
Захваченная рассказом эльфа девушка-разносчица, громко всхлипнула и закрыла руками лицо. Но надо заметить, что не только у служанки глаза были «на мокром месте». Многие ветераны, замершие за своими столами и не решавшиеся нарушить тишину, вот-вот готовы были обронить скупую мужскую слезу. И хотя историю эту они слышали много раз, в исполнение Летрана, она заиграла новыми красками, и ком подкатывал к горлу от волнения.
Довольный произведённым эффектом эльф тем временем, тщательно подбирая слова, приступил к финалу истории. Голос его торжественно разносился под сводами зала.
- Поступок мальчика и его жертва вернули Горыне силы. Вырвав меч из земли, он словно ураган закрутился среди врагов, неся им праведную смерть. Спустя несколько мгновений всё было окончено. Подняв умирающего подростка на руки, гвардеец двинулся вперёд, а за ним, всё ещё не веря чудесному спасению, поспешила мать Гертруда с воспитанниками.
Сделав последнюю затяжку, Летран положил потухшую трубку на стол и закончил:
- Наш герой довёл детей и монашку до границы, но сам с ними не пошёл. Не слушая слов благодарности, он, жутко страдая от ран и кровопотери, с мёртвым мальчиком на руках скрылся в вечерних сумерках. Никто и никогда его больше не видел. Вряд ли, нам стоит сомневаться, что Горыня скончался от нанесённых ему во время боя повреждений, ведь если бы такой человек выжил, ему бы не удалось избегнуть ни славы, ни заслуженного признания. Спустя годы Иоанн, вернув себе трон и власть, увековечил на главной площади вновь отстроенного Квинстада подвиг гвардейца. Статуя этого воина, ставшего спасителем империи, гордо стоит там и поныне, и, наверняка, многие из вас видели её собственными глазами.
Обведя взглядом замерших вокруг него людей и наслаждаясь всеобщим вниманием, эльф встретился глазами с седовласым воином и с иронией произнёс:
- Может быть, я опять рассказал что-нибудь не так? Возможно, тебе известно больше?
Проведя пальцем по шраму на лице, Старый, не спеша ответил Летрану:
- Слышал я, что мальчонка то выжил.
Всплеснув руками, Стриж раздражённо повысил голос:
- Да тебе-то это откуда может быть известно? Мне историю поведал человек, который …
Раздражённая речь эльфа была прервана Зденеком. Девять жизней снова вскарабкался на скамейку и расплёскивая эль из кружки во все стороны, завопил:
- Так выпьем же, братья, за Горыню!
- За Горыню! - восторженный рёв всех присутствующих в зале взорвал тишину.
* * *
Спустя несколько часов, когда последний из завсегдатаев покинул таверну, и даже изрядно опьяневший Зденек поддерживаемый гномом, поднялся в свою комнату, в зале у весело потрескивающего камина остались только двое. Хозяин таверны Беар и седовласый пожилой воин вытянули ноги к огню и блаженно наслаждались теплом и кувшинчиком красного вина, стоявшего рядом на столике.
- Я так рад, что ты ко мне заглянул. Тебя давно не было и я начал волноваться, - произнёс Беар, подливая вино в стакан гостя. – Ты уж извини, что так вышло, Горыня, они парни не плохие просто не знали, с кем разговаривают. А Стриж просто обожает купаться во внимании. Правда сказитель из него хоть куда.
Широко улыбнувшись, воин успокоил собеседника.
- Ничего страшного. Меня даже развеселил этот рассказ. Всегда интересно, что о тебе говорят люди.
Улыбнувшись в ответ, хозяин таверны внимательно взглянул на гостя.
- История в большей своей части правдива, а выдуманные детали только делают её красочнее. Так многие считают. Хотя я, как очевидец тех событий, мог бы с этим поспорить.
- Почему?
- Ты знаешь, я повидал всякое. Но никогда не видел такой великолепной схватки.
Посмотрев на свои руки Горыня сказал:
- Да, в молодости я был чертовски быстр и отчаян. Не то что сейчас. К девятнадцати годам я уже считался ветераном, всё-таки десять лет войн за плечами. Они просто недооценили меня.
- Ты и правда был гвардейцем? Что-то не помню, чтобы на тебе были одеты блестящие доспехи?
Немного пригубив из стакана, воин посмотрел сквозь стекло на красную жидкость внутри и только тогда ответил:
- Если бы. Меня не приняли. Родословной не вышел. Когда на город напали, как раз собирался его покинуть.
- Я так благодарен тебе за спасение. Ты выходил меня, пристроил к знающим людям. Если бы не ты, я так бы и истёк кровью на том перекрёстке, - горячо произнёс Беар.
- Ты спас меня, а я тебя, - положив руку на плечо собеседнику, сказал Горыня.
- Но сначала ты спас нас всех. Эти подонки просто перерезали бы нас, не моргнув и глазом …
Поставив стакан на столик между креслами, воин перебил хозяина таверны:
- Это всё дела давно минувших дней, мой друг. Да и я, вовсе, не уверен, что оказал тебе услугу, пристроив к военному ремеслу. Ты мог бы стать фермером и настрогать кучу детишек с какой-нибудь пригожей хохотушкой. Ну, или священником, тоже не плохо. Небось, ругал старика? Признайся?
Отмахнувшись от слов Горыни, Беар некоторое время смотрел на пляшущие язычки пламени в камине, а затем, повернувшись к гостю сказал:
- Я никогда не жалел о произошедшем. И гордился тем, что смог заслонить собой «героя Лекарского перекрёстка». А вот о чём я жалел, так о том, что никому не мог рассказать об этом. Ты взял с меня слово, - Беар в волнении соскочил на ноги. - Почему ты не воспользовался своей славой?! Император озолотил бы тебя за своё спасение! Тебе поставили памятник, к которому стекаются все молодые воины нашего государства, чтобы почтить твою память! Да, что там памятник! Не бывает дня, чтобы в тавернах не произносили тост в честь тебя! Почему? У тебя могло бы быть всё!
- Усмехнувшись в бородку, Горыня жестом попросил Гракха вернуться на своё место. Некоторое время он молча раздумывал о словах своего товарища.
- У меня и так есть всё. Всё что мне необходимо. Слава, признание – это не главное. Знаешь, у них тоже есть своя оборотная сторона и я не уверен, что хотел бы с ней познакомиться. В конце концов титул "Спасителя империи" мне точно не принадлежит, ведь я спасал не будущего правителя, а пять десятков детишек и пожилую женщину.
С мальчишеским азартом он повернулся к Беару и словно стремясь похвастаться сказал:
- Представляешь, несмотря на мой образ жизни, я сумел не только выжить, но и продолжить род. У меня дочь – умница, красавица. Недавно родила мне двоих внуков. Иногда я даже думаю, что не достоин её.
- Скажешь тоже! – возмутился хозяин таверны. – Она наверное тобой гордится.
- Наверное. Всё пилит меня, чтобы я бросал воевать и переезжал к ней. Насовсем.
- А ты?
- Уже.
Хлопнув себя ладонями по коленям, Беар радостно закричал:
- Неужели всё?! Пенсия?
Горыня замахал руками на расшумевшегося товарища:
- Тихо ты! Тихо! Разбудишь всех!
- Да их пушкой сейчас не разбудишь после выпитого. Иди сюда, дай я тебя обниму.
* * *
На улице рассвело и к большому удивлению проговоривших до утра друзей, выпал снег. Ещё раз крепко обнявшись на прощание и условившись через несколько месяцев непременно встретиться, они расстались.
Беар смотрел вслед уходящему человеку и думал о том, что в свои преклонные годы его всё ещё нельзя назвать стариком. Он всё тот же, что и много лет назад - девятнадцатилетний парень с окровавленной повязкой на голове, несущий его по лесной тропе. Слёзы наворачивались на глазах матёрого ветерана и он ничего не мог с этим поделать.
Горыня уже пересёк половину двора, пятная снег цепочкой следов, когда его остановил оклик:
- И всё-таки эльф много наврал.
Поплотнее запахнув меховую куртку и тряхнув седыми волосами, старик оглянулся через плечо.
- А что ещё?
- Их было не двадцать.
- Ну, может быть, восемнадцать или девятнадцать, - развёл руки в стороны Горыня. - Я не считал, не до того было.
- Присев на верхнюю ступеньку крыльца, Беар потер руки и подышал на ладони, пытаясь их согреть.
- А мы считали.
- И сколько?
- Двадцать два.
