Неоконченная поэма для двух одиночеств.
"Вместе они любили сидеть на склоне холма"
И. Бродский
Они жили в большом городе. Оказываясь на улице, они окунались в безбрежное людское море. Лица менялись как картинки в быстровращающемся калейдоскопе. В транспорте их сжимала задыхающаяся от своих испарений толпа. Рабочие часы проходили под неусыпным оком сослуживцев. Человеческие потоки обтекали ли, бивали с ног на улицах и в магазинах. И только дома они оказывались одни. Правда, еще был телевизор – это не давало забыть об окружающем мире. Но один щелчок кнопки и мир исчезал из "волшебного" окна.
* * * *
Они знали друг друга не первый год. Их встречи были редки. Но зато во время них они рассказывали друг другу все и обо всем, что происходило с ними. Эту откровенность можно сравнить с рассказами случайных попутчиков, которым заведомо известно о том, что они никогда больше не встретятся. У них не было общих знакомых. И некому было передавать сокровенную информацию.
У каждого их них была семья, дети, родственники, люди считавшиеся их друзьями… Это не мешало их общению. Не мешало и не помогало. Оно – общение – существовало в двух взаимно непересекающихся мирах с обыкновенной жизнью. Просто и он и она знали, что всегда найдут помощь и понимание. Может
быть в силу этого, а может быть из природной деликатности, они не злоупотребляли этим общением.
* * *
Однажды он уехал из города. На полгода. На Дальний Восток.
Глядя на унылую архитектуру позднего сталинизма, он с тоской вспоминал о Петербурге. Через какое-то врем ему стал снится один и тот же сон. Про то, что он снова каким то образом опять оказался Питере, встречаются с ней и никак, никак не может объяснить – как он снова попал домой? ведь он же уехал.
Потом он вернулся. Все пошло по-прежнему. Каждый жил своей жизнью, зная что сверх этого существует многое не передаваемое словами.
* * *
Когда она растила детей, ходила на службу, стояла в очередях, спала с мужем, выполняла другую рутинную домашнюю работу, в ее подсознании вместе с другими была мысль – в случае необходимости она всегда может обратится к нему.
Несмотря на материальную обеспеченность, ей постоянно чего-то не хватало. Она пыталась найти недостающее на дне бутылки. Безуспешно. На самом деле ей не хватало самореализации Юношеские планы и мечты пошли прахом. Не поступив в аспирантуру, она вышла замуж за человека безусловно заслуживающего уважения. Но была одна беда. Она его не любила. С этим единственным мужем она прожила долгие годы.
Его жизнь была полной противоположностью.
Постоянные перемены работы, несколько жен, трое детей и при этом хроническое отсутствие денег.
Точнее – деньги были. И неплохие. Но только они быстро заканчивались, растворяясь, иногда и в спиртном. Деньги заканчивались, и он снова включался в работу, которая часто отнимала 36 часов в сутки, оставляя после себя только горечь и изредка моральное удовлетворение. И все равно он работал, там, где нужен был весь человек, без остатка. Впрочем, такие периоды сменялись месяцами подавленности. В это время он лежал на кровати, тупо уставившись в потолок. Отсутствие каких-либо желаний волей-неволей рождало мысль о смерти. Но он всегда умел справится с собой, доживая до очередного насыщенного, полнокровного этапа. В это время иногда он мог проспать целые сутки. Казалось что организм наверстывает упущенное раньше.
* * *
А она жила размеренной жизнью. Просыпаясь раньше всех она иногда не знала куда себя деть. Работа – дом. Редкие встречи с другими мужчинами. Летом – отпуск. Обычно на юге. Или в деревне.
Он не звонил слишком часто. (Зачем лишний повод для мужниной ревности?). Оповещал он ее в основном о своих переездах, сообщая новые координаты. За 16 лет он сменил с десяток квартир. Заодно одни обменивались новостями из своей жизни. В отчет на его шутки она заливисто и заразительно хохотала.
Ее смех напоминал плес воды на речном перекате и шум грибного дождя, когда косые струи га бегают одна на другую, стараясь перебить друг друга, а сквозь них светят ласковые солнечные лучики. Он очень любил, когда она смеялась. И если было уже совсем никак, он вспоминал ее смех. Он знал, что любит ее. Только
держал себя в руках, не позволяя себе распускаться. Испортить жизнь еще и ей? Зачем? И так уже глупостей сделано слишком много…
* * *
Последние годы они совсем не виделись. Он пил. Каждый день понемногу. Раз или два в месяц он напивался как следует, стараясь обрести беспамятство. Но это редко удавалось.
Неудача следовала за неудачей и винить в этом, кроме себя было некого. Ожидая худшего, он ждал – куда его вынесет течение. Жизненный поток поступил с ним достаточно милосердно. Измолоченный и измочаленный он очутился на мели. Без денег. Без работы. Без жилья. Без семьи. Почти без себя.
* * *
Уходили годы. Лучшие годы. Ему было все равно. Ей – обидно. Раньше или позже это должно было произойти. Так или иначе, но должно.
Сто лет назад литератор сказал бы, что неведомая сила бросила их друг к другу… стечение случайностей, осознанное или не осознанное желание… Сколько еще определений можно нагородить вокруг магического? Только зачем?..
Постельничего не отобрала у их отношений. Только добавила. В первую очередь – нежности. Ведь именно этого так не хватало им обоим в последнее время.
Это произошло вовремя. Если бы это случилось раньше, то, скорее бы всего все отношения достаточно быстро закончилось. Теперь можно было наедятся на иное. Несколько раз она говорила ему: "У нас еще все впереди". Он согласно кивал.
Для нее тоже многое изменилось. С ним было хорошо и спокойно. Это было странно, ведь она отлично знала
печальные обстоятельства его жизни. Может быть она понимала, что ради нее он мог пренебречь многим. Тем временем он бросил пить. Отрезало сразу. Просто больше не хотелось. Он уже не нуждался в средствах изменяющих сознание. Когда он уходил у нее появлялось ощущение одиночества.
* * *
Жизнь складывалась так, что им по-прежнему не удавалось проводить много времени вместе. У обоих были семейные обязанности. И хоть он мог на них наплевать, для нее понятие "семья" было святым.
Они виделись по два-три раза в месяц, и каждый раз ждали встречи, как самого большого праздника. В отличии от других мужчин постель не была для него самым главным, определяющим. Он был вполне счастлив просто поговорив, с нею или побродив по вечерним улицам.
Каждая встреча была для них откровением. Иногда, если свободного времени было больше, чем обычно, они отправлялись за город. В лес. Или на берег моря – слушать неторопливый шепот волн, и растворятся друг в друге.
Они не задумывались о будущем. Им хватало счастья. Иногда ему казалось, что если бы он жил вместе с нею, как это было с другими женами, то счастье достаточно быстро бы кончилось. С другой стороны, им было так хорошо друг с другом, что даже думать о возможных размолвках не хотелось Иногда он целыми часами молчал, и она, понимая его состояние, рассказывала что-то необязательное, а он слушал ее подперев щеку ладонью.
Оставаясь наедине с собой он никогда не мог понять, зачем ей понадобился такой неудачник. И так и этак он подходил к этой проблеме, но правильного ответа
не было. Точнее говоря, не было ответа, который мог бы удовлетворить других. Ведь не даром сказано: любят не благодаря, а вопреки. И это приходилось воспринимать, как аксиому.
Обычно он очень быстро ходил по городу. Не ходил, а просто летал, стремясь поспеть в сотню мест за один день. Но во время своих нечастных отлучек они шли медленно, вдумчиво, погруженные в себя и друг в друга.
Сколько бы не длилась встреча, как не глубоки бы были разговоры или простое молчание, но им приходилось прощаться, возвращаясь к обыкновенной жизни, где они были матерью, отцом, женой, мужем… К ежедневным делам, заботам, болезням детей, не частым радостям. Иногда на нее находили внезапные приступы ворчливости. Он понимал это и старался подыгрывать ей, ожидая появления милой, ставшей в последнее время такой родной улыбки.
* * *
Очень странно, но окружающие их люди, те что были с ними рядом каждый день, ничего не замечали. Может быть им так хорошо удавалось перевоплощение? А может быть окружающие не были через чур внимательны…
Они никогда не говорили о своей любви. Им было все и так понятно. Без слов. Когда двое любят друг друга, то им не нужно много говорить, сотрясая воздух. Ведь на самом деле очень многое можно объяснить простым жестом. Прикосновением, Пожатием руки…
У них не было общих знакомых. И не потому что кто-либо из них боялся ввести другого в свой круг, а просто им было жаль терять время на необязательную трепотню
* * *
А иногда, совсем редко и ему и ей удавалось вырваться на несколько дней. Однажды это произошло осенью, в конце сентября. Они поехали на дачу, в недалекий пригород. Днем они, шурша опавшими листьями, бродили по старому безлюдному парку, обходя вековые деревья. Вечером он разводил огонь в печке. Они сидели на кухне. Не зажигая света они смотрели на отблески пламени. Ничто не нарушало оглушающей тишины. Только иногда за печкой начинала возится мышь, да пел свою песню старый электросчетчик.
Можно было забыть об окружающем мире. Они в нем не нуждались. Их окутывала тишина. Утром, выходя на улицу, они вдыхали чистый морозный воздух. Ломкая трава шуршала под их ногами, а льдинки с хрустом лопались.
Они уходили гулять на целый день. Шли пешком. Обедали в каком-нибудь придорожном кафе. Возвращались домой.
В городе их ждала красота совсем другого рода. Такого там было не увидеть и не почувствовать. Вдыхая чистый, хрупкий, осенний воздух можно было забыть даже о себе. Они уходили гулять на целый день. Шли пешком. Обедали в каком-нибудь придорожном кафе. Возвращались домой. Он снова разводил огонь, и они снова принадлежали друг другу.
Но наступал понедельник. Ин надо было возвращаться. В электричке они смотрели друг на друга так, как будто видятся в последний раз. Но этот раз не был последним.
* * *
Наступила зима, потом, весна, лето и снова осень.
Смена времен года не влияла на их отношения. В остальном мире они стали лишь артистами хорошо или плохо справлявшимися с ролями. Настоящими они были только наедине.
* * *
Если бы это писалось на сто лет раньше, то следовало бы закончить словами: "Они жили долго и умерли в один день".
Теперь так не пишут.
Жили они действительно долго. А о смерти я писать не буду. Сама придет.
Июль-август 1998г.
