Произведение «Как я нарушал государственную границу, или «наши люди» всюду» автора Муратов Петр - Литературный сайт Fabulae (страница 3 из 4)

оборвал:
– А ты что, хочешь, чтоб мы тебя ещё с ложечки кормили?! Жри и не возбухай, понял?!
Обиженный до глубины души «нарушитель границы» к обеду не притронулся. Холодный «хавчик» и у меня с трудом пролезал в глотку.
– Ешь, ешь, – говорю, – Ринат, не выпендривайся! До ужина ещё долго ждать.
– Да пошли они!
– Они-то пойдут, а вот сосать в животе будет у тебя!
Всё бесполезно. Нет, думаю, так дело не пойдёт. Поев и дождавшись, когда унесут посуду, я вежливо попросил часовых приносить еду вовремя. Те пообещали. А Ринату говорю:
– Ну, хочешь, я тебе сказочку расскажу? «99 зайцев» называется.
Раскисший собрат по несчастью едва заметно пожал плечами.
Я начал: «Расскажу вам, ребятки, сказку про плутишку Эспена, про сына моего. Сыновей-то у меня трое: Пер, Поль и Эспен – ха! Один другого ленивей! Захотелось им лёгкой работой заняться, а король наш как раз и объявил, что нужен ему заячий пастух. Да-да-да! Зайцев пасти! Ну вот, сынки мои и загорелись…»
И так далее. Ровно через сорок минут (время проигрывания пластинки с этой сказкой, которую с детства помню наизусть) я закончил. Ринат чуть заметно заулыбался.
– Клёвая сказка! – донеслось с той стороны: постовые тоже изнывали от скуки. – Давай, исполни ещё чё-нить!
– Песни пойдут? – спрашиваю.
– Валяй!
– В «тему»?
– Годится!
И пошло-поехало. Никогда в жизни я не пел столько песен про пограничников. Тут вам и Высоцкий: «Наши пограничники – храбрые ребята, трое вызвались идти, а с ними капитан, только разве ж знать могли про то, что азиаты порешили в ту же ночь вдарить по цветам, ведь на нейтральной полосе цветы…» И торжественная «Ночь темна, и кругом тишина, спит советская наша страна». И бодрая «Стой, кто идёт! Стой, кто идет! Никто не проникнет, никто не пройдёт!» И чуть переиначенная мной, весёлая песня «Три танкиста»: «У высоких горных перевалов часовые Родины стоят!» И опять Высоцкий: «Ринат Халилов, мой сосед по камере – там Мао делать нечего вообще!» И многое другое. Не каждый день так «зеки» поют. Интересно, офицерам об этом доложили? Ну, думаю, теперь-то точно горячий ужин принесут! Не могут, чёрт возьми, не принести!
Послеобеденный «концертный» досуг разнообразился неспешными поочерёдными вояжами до «толчка». Каждый раз, проходя мимо столовой, я замедлял шаг, выискивая взглядом рядового Приходько: мне всё хотелось пожелать ему хорошей, без «залётов», службы или просто послать воздушный поцелуй. Но он на глаза, к сожалению, больше не попадался. Наверное, до посинения картошку чистил или макароны продувал.
Потихонечку, полегонечку, день склонился к закату. Ринат неподвижно лежал на своей шхонке, глядя в потолок. А ужин – обжигал! Часовые Родины, временно исполнявшие обязанности вертухаев, на сей раз не подкачали. Правда, просьбу принести нам «по медведю» («медведями» на зонах называют одеяла) не выполнили – видимо, не полагалось. Отбой!
Следующее утречко опять отметилось «за решёткой, в темнице сырой» заглянувшим солнышком. Для поднятия настроения, я решил начать день с шутки, в чём мне вновь помог усопший всего год назад, но, всё равно, бессмертный Володя Высоцкий. Я запел «Милицейский протокол»: «Разбудят утром – не петух прокукарекал, сержант поднимет – то есть, как человека!» Но Ринат никак не отреагировал.
Зато после завтрака (горячего!) нас ждал приятный сюрприз. Дверь открылась, и очередной постовой в звании сержанта, известил:
– Можете выйти полежать на травке: командир сегодня добрый.
Похоже, подполковник, тот самый, «безнен кеше» (с татарского, «наш человек»), оправдывая свой высокий статус земляка, сжалился над нами.
Что ж, дважды приглашать не надо. Сощурившись на солнышке, мы выползли из КПЗ и, зевнув, с удовольствием потянулись.
– Но дальше этого места, – погранец прочертил сапогом линию на земле, – выходить нельзя! Ясно?
Мы растянулись на мягкой травке в теньке, оголившись по пояс. Земля дышала упоительным теплом. Внутрь камеры, дверь в которую осталась приоткрытой, даже не хотелось заглядывать.
– Ну, что, пацаны, вы кто такие и откуда?
Постовые, видимо, решили нарушить «обет молчания».
– Мы-то? Из Казани, учимся в университете, приехали сюда по турпутёвке, – начали мы свой рассказ.
И так почти два часа: за Казань, за Татарстан, за университет, за физику-биологию и прочее. Пограничники с интересом, как нам казалось, слушали, задавая вопросы и вставляя в наш рассказ фразу-другую.
Вскоре прошла смена караула. И опять по новой: за Казань, за Татарстан, за университет… Не жалко, пусть слушают, скучно тут у них, однообразно, да и Ринат хоть немного отвлечётся от своей хандры. И так – по кругу, через каждые два часа, с каждой новой сменой, с перерывом на обед и неспешным «дефиле» до «толчка».
Однако и тут Ринат не изменил своей привычной подозрительности и недоверию. Он украдкой шепнул мне на ухо:
– Ты думаешь, они просто так расспрашивают нас, от безделья? Не будь наивным! Им наверняка дали задание подловить нас на россказнях.
Но мне было всё равно:
– По заданию ли, от безделья – какая разница? Тебе где лучше: на травке, на солнышке или в камере?
Так мы и не выяснили цель расспросов. Но и от постовых кое-что смогли узнать. Оказалось, все служащие – призывники с Украины. Я сразу обратил внимание: все мягко произносили «г». И служилось им здесь, похоже, непросто: один пожаловался на строгость службы в войсках госбезопасности, другой горько сетовал на почти полное отсутствие увольнительных.
Мы поинтересовались, кто нацарапал арабскую вязь на стенах КПЗ.
– Да сидели тут недели за две до вас трое иранцев. У них в последнее время мода пошла: как заболит что-то – сразу границу нарушать. Со своей-то медициной, похоже, «труба». Пока суть да дело - их, разумеется, наши посмотрят, подлечат. Один даже отвечать на вопросы отказался. Сразу нашему подполковнику руку под нос - не видишь, мол, болит, лечи сперва! Понятное дело, наш медик лечил. Потом их возвращают назад. Хорошо устроились!
Мы судорожно сглотнули, вспомнив чёрные матрасы на нарах. У меня потом непонятная красная сыпь на теле появилась, но через некоторое время, уже в Ашхабаде, прошла.
Однако нас беспокоил главный вопрос: что собираются с нами делать, сколько здесь ещё промурыжат?
– Да не беспокойтесь, пацаны! На допросы вас больше не тягают? Значит, им с вами всё ясно. Теперь надо дождаться, когда придёт ответ на запрос с вашего места жительства: кто вы, что вы, нет ли чего на вас – сами понимаете, здесь – граница. Короче, не вы – первые, не вы – последние.
– И как быстро придёт ответ на этот запрос?
– Ну, пацаны, не знаем, по-разному бывает. Они имеют право удерживать вас неделю, только потом извещают прокурора.
– Неделю?! И что прокурор?
– А ничего! Он зафиксирует факт задержания, и вы будете дальше находиться под арестом столько, сколько им потребуется. Но не бойтесь, вы им не нужны, таких балбесов, как вы, хватает.
– Да уж, хорошенькие дела! Успокоили… А! Кстати! Слышь, ребят! А ваш подполковник – не татарин случайно? – отважились мы ещё на один волновавший вопрос и невинно улыбнулись.
– Пацаны, не зна-ем! – членораздельно ответили «ребята», наглядно продемонстрировав предел разумных расспросов.
Ближе к ужину, когда солнышко коснулось вершин деревьев, пришёл пограничник и что-то шепнул нашим очередным охранникам. Те поднялись.
– Так, ребятишки, давайте-ка быстренько «домой»: начальство приехало.
Снова противно лязгнул засов закрываемой за нами двери вонючей камеры. Мы, тяжело вздохнув, уселись на свои «персидские» матрасы. А как было хорошо на воздухе! Мы даже успели немного загореть. Второй день отсидки не сравнить с первым. Потрепавшись перед сном после ужина, мы отошли ко сну. Ринату стало заметно легче.
Спокойной ночи!

4

Третье утро началось с уже ставшего привычным визита солнечного прямоугольника на противоположную от окна стенку. Доброе утро, «мой сосед по камере» Ринат! Алла берсе (Бог даст), оно станет для нас добрым. Как обычно, последовал утренний «моцион» и такой же привычный армейский завтрак.
И, о небо! Аллах услышал наши молитвы! Через час после завтрака дверь КПЗ отворилась, и мы услышали слова постовых, показавшихся мне началом первой части «Сороковой симфонии» Моцарта:
– Эй, пацаны! На выход «с вещами»! Командиры зовут!
По тембру голосов пограничников я шкурой почуял, что в камеру мы больше не вернёмся.
Мы снова оказались в той комнате, где я заполнял анкету нарушителя. Перед нами за столом сидели «подпол» с майором.
– Ну, что, ребятки! Благодарите свой родной казанский КГБ: ответ на запрос пришёл очень быстро. Ничего на вас нет, сейчас отвезём вас в гостиницу.
О-о! Какой вдруг стала комната светлой, торжественной и просторной! Не погостить ли ещё денёк на территории ставшей почти родной заставы, только не в КПЗ! Пообщаться со славными пограничниками, несущими непростую службу по охране государственных рубежей нашей великой Родины, в том числе, и от нас, безмозглых студентов. А мне «дотереть базар» с рядовым Приходько. Но Ринат неожиданно выдал:
– Ипташ подполковник, сез татарма (товарищ подполковник, вы татарин)? Татар, татар! Мин билям бу (я знаю это)!
– Да я, Ринат, понял, что ты догадался, – ответил он по-русски. – Когда жена позвонила: сын дома с велосипеда навернулся, нос разбил.
Тут в разговор, широко улыбнувшись, вмешался майор:
– А я ведь тоже – татарин! Мы с товарищем подполковником оба когда-то учились в Казанском артиллерийском училище!
Комната стала ещё просторней и светлей от озаривших её четырех вспыхнувших разом улыбок земляков. Однако противный Ринат, первым свернувший с лица улыбку, вновь в упор уставился на офицеров.