Совещание на квартире Веры Фигнер 28 февраля 1881 года накануне убийства Александра II

– Софья Львовна! Соня! Это я, подожди! – кричал запыхавшийся молодой мужчина лет тридцати, с густой чёрной бородой. Он перебегал Вознесенский проспект, чтобы догнать  хрупкую девушку, свернувшую к Екатерининскому каналу.
Она оглянулась и подождала его. Подбежав к ней, молодой человек радостно выпалил:
– Я кричу, кричу, а ты не слышишь! Ты откуда, из дома?
– Ты ещё всем скажи, где я живу, – ответила девушка, не отвечая на его улыбку.
– Возле Измайловского проспекта, на Второй роте. Или ты сменила квартиру? – удивился молодой человек.
– Ну вот, ты всем и рассказал, – заметила она и, понизив голос, прибавила: – Николай, нельзя забывать о конспирации, нас ищут.
– Прости, Соня, плохой из меня конспиратор! – сконфузился он. – Вечно я забываю.
– Пошли, на нас смотрят, – она взяла его под руку. – А ты откуда идёшь?
Николай закашлялся, расправил бороду, искоса глянул на Соню, и смущённо признался:
– Я был в Исаакиевском соборе.
– Зачем? Ты ведь не верующий.
– Нет, конечно, с верой я покончил ещё в гимназии. Тут другое… – замялся он. Соня молча ждала его ответа.
– Я там наверх лазил, на Петербург смотрел, – признался Николай. – Надо было найти подходящее место.
– Для чего подходящее? – Соня дёрнула его за рукав, чтобы они не столкнулись с лотошником, которого Николай не заметил.
– Где лучше построить завод для производства летательных аппаратов, – сказал Николай.
Соня удивилась по-настоящему:
– Николай! – только и смогла она произнести.
– Ты понимаешь, Соня, – заторопился он, – ночью я закончил, наконец, проект своего летательного аппарата, осталось лишь сделать чертежи. Он у меня будет совсем не такой, как у Анри Жиффара, – его дирижабль едва летит над землёй, а мой аппарат сможет подняться неизмеримо выше, даже в космическое пространство. На нём люди полетят на Луну, Марс, другие планеты. Начнётся новая эра в истории человечества; мы заселим космос.
– И ты уже ищешь место, где построить завод?
– Да, и он будет построен, вот увидишь! – радостно сказал Николай. – Это совершенно очевидно.
Соня посмотрела ему в глаза и покачала головой; вдруг она выпустила его руку и отвернулась.
– Что такое? – встревожился он. – Что-то случилось?
– Андрея арестовали, – ответила она, пряча лицо.
– Не может быть! Когда?! – воскликнул Николай.
– Вчера, в меблированных комнатах госпожи Мессюро. Выследили… – глухо проговорила она.
– Соня, как же это?.. Вот горе-то! – растерялся Николай, не зная, как её утешить, но она уже совладала с собой и, повернувшись к нему, сказала:
– Но дело всё равно должно быть закончено; я иду к Вере Фигнер, там собрались наши. За тобой тоже посылали, но кому могло прийти в голову искать тебя в Исаакиевском соборе?..
– Я бы сам пришёл, – виновато ответил Николай. – Я так и думал зайти к Вере, узнать, что к чему. Она здесь живёт? – он кивнул на большой доходный дом у канала.
– Да, пришли…
***
– Проходите, всё в порядке; мы проверяли – слежки нет, – говорила Вера Фигнер, небольшого роста темная шатенка, молодая, но уже с проседью, принимая у них верхнюю одежду. – Однако на всякий случай делаем вид, что отмечаем именины, – слышите, Исаев играет на гитаре?
– А ещё кто там? – спросил Николай.
– Кроме Исаева, – Суханов, Грачевский, Фроленко, Лебедева, Анна Корба, Тихомиров, Ланган, – почти весь Исполнительный комитет, – отвечала Вера. – Желябова, конечно, не хватает… Милая Соня, я тебе так сочувствую, – она обняла её. – Ужасная потеря.
– Арест Желябова – потеря не только для меня, но для всех нас, – возразила Соня. – Но теперь мы тем более должны довести дело до конца. Пойдём к нашим…
– Перовская, Перовская пришла! – раздались голоса, когда Соня вошла в комнату. – Здравствуйте, Софья Львовна! Здравствуй, Сонечка!
– А со мной никто поздороваться не хочет? – спросил вошедший вслед за ней Николай.
– А, Кибальчич! Бороду-то отрастил, чисто поп! Здравствуй, Николай! – приветствовали и его.
– Товарищи, что вы! Зачем так кричать, – укоризненно сказала Вера, плотно притворяя двери. – И уж совсем не обязательно называть друг друга по имени – есть же партийные клички.
– Например, «Топни ножкой», – раздался чей-то голос; все посмотрели на Веру и засмеялись.
– Хотя бы, – ничуть не смутилась она. – Женщины любят топать ножкой.
– Товарищи, я рада, что у вас такой бодрый настрой, что аресты и преследования не сломили ваш дух, – сказала Соня, – но сейчас мало времени для шуток. Вы знаете, вчера арестован Желябов…
В комнате воцарилась тишина.
– Естественно, они от него ничего не добьются, ни единого слова, – продолжала Соня, – но начнут проверять его связи, – с кем он встречался, кто у него бывал… Исполнительный комитет в большой опасности, и у нас есть лишь два выхода: немедленно скрыться, уехать из Петербурга, – или закончить подготовленное Желябовым дело, то есть убить царя. Что мы решим?
– Закончить дело! – разом закричали все. – Здесь и обсуждать нечего!
– Тише, товарищи! – вновь призвала  к порядку Вера. – Исаев, играй, что остановился?
Исаев заиграл «Барыню», а Соня продолжила:
– Итак, решено, завтра всё пойдёт по намеченному плану. Ошибок быть не должно – это будет уже седьмое покушение на царя, и для нас, судя по всему, последняя возможность совершить этот акт. Руководство я беру на себя; не считайте это местью за Андрея – вам известно, что нет никого, кто был бы в курсе всей подготовки, до мельчайших деталей, как я.
Такие необычайные твёрдость и суровость были во взгляде и голосе этой напоминающей ребёнка милой девушки, с русой косой, светло-серыми глазами и по-детски округленными щеками, что члены Исполнительного комитета притихли и съёжились, когда она говорила.
– Завтра первое воскресенье великого поста, значит, по обыкновению, царь будет присутствовать в манеже Инженерного замка на торжественном разводе караулов, – продолжала Соня. – У нас готов подкоп под Малой Садовой улицей, и мы взорвём царя, если он поедет по этому маршруту. Бомбу приведёт в действие Михаил Фроленко, – она посмотрела на него.
– Сделаю, – коротко ответил тот.
– Там понадобится мощная бомба, Миша, – заметил Кибальчич. – Взрыв получится очень сильным, а ты будешь находиться рядом…
– Я понимаю, Коля, – сказал Фроленко. – Я готов.
Вера Фигнер нахмурилась, а Соня продолжала:
– Если по какой-нибудь причине царь не поедет по Малой Садовой, мы должны держать наготове метальщиков-бомбистов, чтобы они быстро перешли на новый маршрут его движения. Нужно не менее четырёх человек и, соответственно, четыре бомбы. Николай? – она посмотрела на Кибальчича.
– У меня материала только на три, – сообщил он. – И нужны будут помощники, чтобы успеть до утра.
– Мы тебе поможем, – сказала Вера. – Принеси всё сюда.
– Но начинка и корпуса хранятся на квартире Геси Гельфман и Саблина, на Тележной улице, – может быть, лучше там снарядить? – удивился Николай.
– Не надо трогать Гесю, – возразила Вера. – Здесь снарядим, а после отнесём на Тележную – туда за бомбами придут метальщики.
– Носить по городу туда-сюда… – сказал Кибальчич.
– Тем не менее, снарядим здесь, – отрезала Вера.
Кибальчич пожал плечами и кивнул в знак согласия.
– А кто будет метальщиками? – спросили Соню.
– Рысаков, Гриневицкий, Тимофей Михайлов и Емельянов. Все согласны, ждут сигнала, – ответила Соня.
– Но бомбы будет лишь три, – напомнил Кибальчич.
– Один человек останется в резерве, – сказала она. – Руководство метальщиками я тоже беру на себя. Нет возражений?..
– У тебя всё, Соня? – спросила Вера. – Теперь надо составить воззвание. Я набросала черновик; я прочту, а потом внесём правки. Мы распечатаем его и в случае удачи покушения расклеим по городу:
«Александр II казнён по приговору «Народной воли». Тяжелый кошмар, на наших глазах давивший в течение десяти лет молодую Россию, прерван; ужасы тюрьмы и ссылки, насилия и жестокости над сотнями и тысячами наших единомышленников, кровь наших мучеников – всё искупила эта минута, эта пролитая нами царская кровь.
Но революционное движение не такое дело, которое зависит от отдельных личностей. Это процесс народного организма, и виселицы, воздвигаемые для наиболее энергичных выразителей этого процесса, так же бессильны спасти отживающий порядок, как крестная смерть Спасителя не спасла развратившийся античный мир от торжества христианства. Общее количество недовольных в стране увеличивается; доверие к правительству в народе всё более падает, мысль о революции, о её возможности и неизбежности – всё прочнее развивается в России.
Действия правительства не имеют ничего общего с народной пользой и стремлениями; в настоящее время оно открыто создает самый вредный класс спекулянтов и барышников. Все реформы его приводят лишь к тому, что народ впадает в большее рабство, всё более эксплуатируется. Оно довело Россию до того, что народные массы находятся в состоянии полной нищеты и разорения, не свободны от самого обидного надзора даже у своего домашнего очага, не властны даже в своих мирских общественных делах.
Условия, которые необходимы для того, чтобы революционное движение заменилось мирной работой, созданы не нами, а историей. Мы не ставим, а только напоминаем их. Этих условий — по нашему мнению, два:
1). Общая амнистия по всем политическим преступлениям, так как это были не преступления, но исполнение гражданского долга.
2). Созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни и переделки их сообразно с народными желаниями.
Считаем необходимым напомнить, однако, что легализация верховной власти народным представительством может быть достигнута лишь тогда, если выборы будут произведены совершенно свободно, а потому правительство должно допустить: а) полную свободу печати, б) полную свободу слова, в) полную свободу сходок, г) полную свободу избирательных программ.
Это единственное средство к возвращению России на путь правильного и мирного развития. Заявляем торжественно, перед лицом родной страны и всего мира, что наша партия со своей стороны безусловно подчинится решению Народного собрания».
Вот приблизительный текст воззвания, товарищи. Есть дополнения, поправки?
– Я бы внесла некоторые пункты из нашей программы, – сказал Соня. – «Русский народ находится в состоянии полного рабства, экономического и политического. Его облегают слои эксплуататоров, создаваемых и защищаемых государством. Государство составляет крупнейшую в стране капиталистическую силу; оно же составляет единственного политического притеснителя народа.
Русский народ по своим симпатиям и идеалам является вполне социалистическим; в нём ещё живы его старые, традиционные принципы – право народа на землю, общинное и местное самоуправление, зачатки федеративного устройства, свобода совести и слова. Эти принципы получили бы широкое развитие и дали бы совершенно новое направление, в народном духе, всей нашей истории, если бы только народ получил возможность жить и устраиваться так, как хочет, сообразно со своими собственными наклонностями».
Далее  следует показать наши основные экономические требования – принадлежность земли народу и