Обреченные хранить

привезший продукты в магазин, ушел оформлять бумаги, припарковав свою «Газель» поперек площадки на самом ее краю, «заперев» стоявший в углу шикарный «Мерседес». Хозяин легковушки, стоя у распахнутой дверцы, жал на сигнал и поносил во весь голос хозяина грузовичка. Видя, что шум не помогает, он двинулся к «Газели», начал стучать по капоту, а потом в сердцах со всей силы пнул переднее колесо.
Водитель, торопясь, забыл поставить грузовик на «ручник», а накатанный снег сравнял покрытие площадки с бордюром, отгораживающим ее от склона холма. Машина качнулась и начала медленно скатываться вниз, постепенно набирая скорость. Не надо было обладать никакими особыми качествами, чтобы сразу определить, что траектория движения была направлена на игравшего внизу ребенка.
Моника заметалась, пыталась звучать в девочке, но та не реагировала, продолжая ковыряться, сидя спиной к несущейся на нее машине.
С холма раздался душераздирающий крик – это мама, выйдя из-за дома, мгновенно оценила ситуацию, бросилась вниз, вслед за машиной, упала, скользя и сдирая в кровь о наледь выставленные вперед ладони.
Сергей замер с приоткрытым ртом, держа перед ним горлышко бутылки.
Секунды сочились, как мне казалось в замедленном темпе, и тут я уловил у своего подопечного почти неуловимый, неимоверно слабый импульс в самом глубоком уголке души. Не мгновения не сомневаясь, я многократно усилил импульс, довел до крика внутренний голос: «Давай! Успеешь! Ну же!»
Проскользнув ногой по снегу, выронив бутылку, Сергей внял мне и кинулся вперед, падая на колени, выпихнул девочку в сторону, в туже секунду сдвоенное заднее колесо накатилось на его спину, треснули ребра, протыкая легкие и вонзаясь в сердце. Машина качнувшись перекатилась через уже бездыханное тело, проехала еще несколько метров, в полной тишине звонко ударилась о детскую горку и замерла.
Люся окровавленными руками подхватила дочку, прижимая к груди.
 
Хранитель-наставник был суров и печален одновременно:
- Вадим, ты сам понимаешь – ты преступил основной закон. Тебе никто не давал права даже оставить подопечного, а ты сам толкнул его на риск и смерть. Мне, несмотря ни на что, жаль с тобой расставаться. Ты был мне симпатичен. Я думаю, если бы мы были людьми, то тебя многие б поняли и поддержали. Но… Но мы не люди, мы Хранители, мы служители, не нам решать судьбы, мы всего лишь исполнители. С этого момента ты уходишь в резерв, и боюсь, что твои шансы вернуться, практически, равны нулю. Ты совершил самое страшное преступление, которое можно представить у нас. Ты взял на себя решение судьбы. Это страшно, это может привести к хаосу, это может повлечь за собой крах людского мира. Ты хоть это понимаешь?
- Нет, -  я действительно не понимал, во мне еще живы были какие-то совсем другие, людские представления, я еще не так давно, как Наставник, был здесь.
- Я могу, хотя и не обязан это делать, сообщить тебе планируемую историю твоего подопечного. Через десять лет он должен был попасть в суровые долги, которые грозили ему смертью. Чтобы отдать их, он вынужден был сдаться за большие деньги в исследовательский центр, где разрабатывали вакцину против очень страшной болезни, которая грозила человечеству. В силу своей жизни он обладал почти всеми болезнями присущими группе риска этой болезни. Именно исследования на нем позволили бы исправить вакцину и спасти тысячи жизней. Но этого не произойдет. Ты помешал этому. Прощай. Каждый земной год ты будешь здесь появляться, когда производится отбор стажеров. Но у меня очень большие сомнения, что тебя отберут опять. Прощай.
 
Прошло много лет.
Я уже в полной мере оценил суровость наказания. Нет, меня волновало не то, что я преступник, что я нарушил закон, меня угнетала невозможность увидеть свой город, увидеть людей, услышать их, почувствовать себя среди них. Пустота – это самое страшное наказание. Только теперь я понял, чего я себя лишил, и лишил, похоже, навечно.
 
Каждый год я появлялся в Гостиной, но безрезультатно. Меня не отбирали, оставляли в резерве.
В этот раз столкнулся там с Моникой:
- Привет.
- Привет.
- Как ты? Как твоя подопечная?
- Серафима?
- Да, - я вспомнил ту маленькую девочку в красном комбинезоне, ковырявшую снег у ног Сергея.
- Пока храню. Но все труднее это удается.
- Почему?
- Ты не знаешь?
- Нет.
- Несколько лет назад она организовала банду. Похищают детей, получают выкуп, а детей убивают, чтобы не было свидетелей. На них идет охота. Двоих из ее банды уже убили. Но ее мне удается пока хранить. Трудно, но справляюсь.
 
23 января 2017 года