(миниатюра в диалоге)
Эпиграф:
- Гаррий! Скажите, сколько вам лет? Тридцать?
- А-ха-ха!
- Сорок?
- О-хо-хо!
- Восемьдесят?
- У-ху-ху! Тридцать восемь (из интервью)
- Гарчибальд, ты почему не был вчера на заседании кружка юных литературоведов? Тебя так ждали! Был даже сонетист Пропердищенко, как всегда пьяный. А создатель новых форм Подъябайский опять привёл бабу, и опять новую. Где он их только берёт, этих бабов! Сказал, что она – поэтесса. Знаем мы этих подъябайских поэтессов! Сначала просто знакомая, потом – близкая подруга, а потом – поэма «Милый, я должна тебе сказать: я на пятом месяце…». Откуда он их только берёт этих поэтессов? Специально, что ли, находит для размножения, и всегда - полового?
- Жабский был?
- Спрашиваешь! Куда же мировая литература без Жабского! Читал свой новый мистический роман «Видал я этого Шекспира…». Плодовитый, чёрт! Уже пятый роман кропает! И все – про Шекспира! И чего он к ВильЯму нашему привязался? Надо на него натравить миролюбивую общественность!
- На Вильяма?
- На Жабского! При чём тут ВильЯм! ВильЯм давно уже двинул! В каком-то там веке.
- А Жабский?
- Что Жабский? Жабский тот ещё буланчик! Его ни одна холера не берёт! Глазки свои поросячии в землю воткнёт и бубнит, и бубнит про упадки в литературе. А себя, конечно, единственным гением считает, сучёныш. Нет, меня от возмущения прямо буквально всего трясёт и колотит! Гений, сволочь! Король сонетов и эпитафий!
