паясничаю, играя, дразня, силюсь оттолкнуть его руки.
Но момент - и проник уже между бедер, вынуждая обнять, обвиняться ногами вокруг поясницы - подчиняюсь.
- Гриш, ну...
Косой, быстрый взгляд мне в лицо, на мгновение прерывая свои пылкие ласки. Ядовитая ухмылка:
- Допи****лась? Теперь терпи...
***
Мерзкий, настырный звонок...
Черт, что хоть за день? Что за время суток?
Взгляд за окно – сумерки: познавательно…
Нехотя дотянуться до тумбы, взять телефон. Неизвестный номер.
Косой взгляд на Еремова – и принять вызов:
- Слушаю.
- Здоров, Балашова. Это Боря. Ерёма рядом?
- На. Тебя, - лениво протянула Грише трубку.
***
Не прошло и полчаса, как уже «двое из ларца», но разные с лица прискакали к нам в гости.
Закрылись в кухне. Недолгий, но важный, и опять на грани постоянного мата, разговор.
Жуткие, волнительные минуты... и вдруг движение, шорох в коридоре - зашел Григорий в зал. Обрушиваю взгляд на него, растерянного. Хмурюсь:
- Что не так?
Шумно вздыхает, шаги ближе.
Выхватывает пульт из моих рук и живо выключает телевизор.
Глаза в глаза. Страшно сделать даже вдох.
- Уехать надо. Сейчас. Не знаю на сколько, - мотает головой. – И ребят я своих с собой заберу – понадобятся. Прости.
Киваю, давая понять, что ничего страшного.
Мигом встаю с дивана - на выход в поисках своей одежды (кофта, куртка и прочее...).
- Забросим тебя сейчас в отделение, - учтиво продолжил Еремов. - Пусть Фирсов присмотрит. А как только посвободнее станет, то сразу: или сам приеду, или пацанов пришлю, - кивнул головой в сторону молодых людей, - вон Борян с Блохой, если что, подскочат...
***
Высадили у родимого отделения.
Взглядом окинула я здание: только из коридора тусклый, медовый свет нарушает жуткую идиллию покоя. Темнота и дремота в окнах: воскресенье, поздний вечер берут свое.
Шумно, нервически вздыхает Еремов.
Смеюсь пристыжено:
- Гриш, не переживай. Если что - и Петрович присмотрит, тоже толковый мужик. Ничем не хуже твоего Фирсова...
- Моего Фирсова? – язвит, хитро щурясь, всматриваясь мне в глаза. Поддается невольно на настроение - улыбается.
Обнял за талию, притянул к себе.
- Ну, а чьего же? У вас сразу столько страсти… как только упомянуть имя одного пред другим.
Ухмыляется, качая в негодовании головой.
Но миг – и опять становиться серьезным:
- Береги себя. И жди меня. Я приеду за тобой.
- И ты береги себя… - едва слышно, тревожно шепчу я; робко тянулась к нему. Отвечает. Жадным, сладким, запойным поцелуем увлекает меня в дурман.
- Гриш! Еремов! Ерема! Ну, время же, ребята! - не выдерживает Кузнецов.
Отрывается вынужденно от меня мой герой. Облизался и печально поджал губы.
И снова нежная, добрая улыбка. Выпустил из хватки. Но вдруг движение – щелкнул мне по носу:
- Балашова, не балуйся. А то приеду – и выпорю. Жестко выпорю! Просто… дождись. Хорошо?
***
Следующие дни были сродни пыткам. Понедельник. Вторник. Среда.
Звонить я не решалась. Наверняка, уже и телефон новый купил, и симку туда старую вставил, однако… а что, если этот звонок будет не вовремя? Окажется роковым? Отвлеку в самый жуткий момент?
Нет. Черт, нет!
А потому и сижу, глупо медитирую на пустой экран.
***
Стук в дверь. Фирсов.
Пройтись без приглашения…
- Ты не хочешь поговорить?
- О чем? – невольно грублю то ли другу, то ли все еще «врагу».
- Ну, как? - решается. - О Евсееве, о брошюре, о мыслях, которые тебя посещают по этому поводу…
- И всё? – уверенное, смелое бросаю ему в глаза. – Только это? Евсеев? Не Еремов?
Ухмыльнулся, отвел взгляд на мгновение в сторону.
Еще шаги – присел в кресло, вальяжно развалившись. Забросил ногу на ногу.
- Ты всё равно ничего о нем не скажешь, - смеется едко.
- Не скажу, - язвлю в ответ. – Но все равно пришел за этим. Евсеев ни разу еще не заставлял тебя так резво примчаться ко мне, только если не новый труп. А нового трупа нет – иначе бы Грановский уже тарабанил в дверь. Да и Заболотный… пару приказов поспешно оформил бы.
- Ты что-то нарыла на него? – внезапно серьезным голосом проговорил Фирсов.
- На кого? – дерзко, отчасти удивленно.
- На Евсеева, - мигом вскочил на ноги. Шаги ближе, оперся руками на стол. – Ев-се-е-ва! – саркастически, мерно сплюнул мне в лицо, словно отраву. – Или ты забыла? Где и чем занимаешься...
- Не забыла, - рычу.
- Так что, нарыла? Есть что новое?
- Нету... - пристыжено, виновато опускаю очи.
Ухмыльнулся едко, кивая головой. Выровнялся. Шаги в сторону.
- Конечно, б****, какое расследование?! Какие дела?! - разъяренно замахал руками, - когда такой х** перед глазами маячит!
- Ты че, свихнулся? Что за наезды?!
- А что ты хотела? - обмер. Неистовый взгляд мне в глаза: - Благословения?
Презрительно захохотал.
- Нет, подожди, - перебиваю я. Живо подрываюсь с места. Из последних сил держусь, чтоб не кинуться с кулаками на него от обиды. - В чем я провинилась?! – бешено ору. – Конкретно, в чем моя вина?! А?!
- Да в том, - сплевывает мне желчь в лицо, - что я уже не знаю, КТО ТЫ, и можно ли тебе ДОВЕРЯТЬ!
Обомлела я, прозревшая.
Сухим, охриплым голосом:
- Даже так? Ну, и ладно…
- Что ладно? - яростно.
- Ничего... Зато он защитит меня.
- Опаньки... - обмер, словно после выстрела. - Ох***ть! А мы здесь, с**а, чем все эти дни занимались?! Х** пинали? Или что? Или ты, б**** паршивая, уже забыла, как тут ночевала, как каждый из наших норовил подольше остаться на работе, и плевать на семьи, лишь перестраховать, проследить за тобой, овца?! Или как до этого, во время суда, да и после, споли всё ходили тебе вытирали?! Ну? Что молчишь? Где твой х** был? Дела свои проворачивал, да телок е**л? А как на складе после них тебя голую, без сознания нашли! Тоже забыла?! Молчишь? Молчи, тварь неблагодарная!
Пристальный, пронзающий взгляд, впивающийся в самую душу. Страшно моргнуть.
Закивал головою:
- Вот так всегда! Бабы, вы бабы: один раз х**м помаячили, лапши навешали - и сразу помчали следом! С*ка ты, Балашова. И срать ты хотела на своих. Свои стали чужими. Вот только чужие примут тебя в свои? А? Ты у них-то поинтересовалась? ДА НЕ МОЛЧИ ТЫ, Б***Ь! – неистово, бешено завопил, разъяренно замахав руками, отчего враз меня передернуло на месте. Испуганно сжалась, словно беса страшась.
Трусливо опустила взгляд.
Тягучие, долгие мгновения тишины...
Неожиданно продолжил, но уже более сдержано:
- Я тебе последний шанс даю… Хоть что-то скажи в оправдание!
Болезненные, сумасбродные мысли, переворачивая все за и против в очередной, тысячный раз. И выпаливаю, осмеливаясь даже при этом взглянуть в глаза:
- Я его люблю, и я его не сдам.
Глава 18. Друзья
***
Благо четверг. Опять смена Петровича.
По-моему, он единственный, которому было глубоко все равно, с кем я связалась, и с кем теперь сплю.
- Вот почему так, Петрович? Почему? – не выдержала я уже, и с горя вызвала его на это безумное откровение.
Цыкнул зубом, дожевывая свой бутерброд.
- Почему? – рассмеялся. – А потому что… все мы одинаковы, как не назови. Различают только поступки: и то, что творит наш близкий, никак не значит, что мы такие же. Это – жизнь. Она многогранно жестока. В том числе, заставляет мириться с разными, порой даже мерзкими, недостатками дорогого сердцу человека. Вот у меня жена была. То ей было не так, то ей было не этак. Гуляла, бухала, что черт. А что я? Домосед, дурак. Из всего хобби – кроссворды да работа. Но я мирился. Мирился со всем, но и не значит, что я был таким же. Просто из всей череды... были такие дни, чаще всего это было воскресенье, когда мы собирались всей семьей на кухне... Она жарила котлеты, или еще что, а я читал газету. Дети бегали вокруг, доводили до бешенства. Но мы были счастливы. Безмерно счастливы, вопреки всем «но». Ведь не так важны вспышки чувств (а они бывают разные, и часто противоположные), как именно такие моменты определяли нашу жизнь. И это даже не я сам придумал. Нет - не помню, откуда взял. Но, кто бы сие не подметил, он был безмерно прав: ведь отними такие моменты – и я остался бы пустым. Возможно, тоже бы спился. Может, даже бомжом по миру пошел. У каждого свой крест – у меня вот такая жена. У тебя – сама знаешь… И потом, пути Господни неисповедимы. Может, не зря ты в его жизнь пришла, этого твоего… Гляди, одумается, свернет с гиблой дороги. Немногих, но все же любовь возвращала к жизни. А если за той чертовой личиной еще бьется сердце, как и твое, то почему бы не попытаться? Почему бы не спасти? Как тогда, когда тебя из морга живой обратно вернули. Чудо? Чудо. Вот и нечего на него нарекать. Какое оно есть, такое и есть. Даже если и губительное. Сделала выбор – дерзай. Тебе потом за него реветь и расплачиваться. Тебе, а не нам...
***
- Нарды, домино?
- Шахматы, - коварно ухмыляется старик. – Я как-то прослышал, что в свое время ты даже Фирсова обыграла!
Качаю головой, улыбаясь:
- И кто же вам такую байку-то сочинил?
- Грановский, - нахмурился.
Смеюсь тихо себе под нос:
- Ну, да ладно! – махаю рукой. – Расставляйте!
***
Не успела моя ладья отрезать короля, как вдруг скрипнула дверь. Кто-то вошел в здание.
Напрягся Петрович.
- Боря! – счастливая, вскочила я с места, признавая в темной фигуре знакомое, отчасти уже родное лицо. Но миг - и осознаю: Еремова вместе с ним нет.
- Привет, как ты? – подходит ближе к дежурке.
Испуганным, мертвым голосом шепчу:
- Где он?
Скривился:
- Всё хорошо. Будет скоро. А пока просил забрать тебя. Едешь?
Растерянный, взволнованный взгляд на коллегу.
Пожал плечами мужчина:
- Сама решай. Твой крест.
Закивала я головой, соглашаясь:
- Спасибо. И простите... потом доиграем!
Схватить куртку, сумку, прочие вещи - и помчать, мышей выскочить за Кузнецовым, как за своим спасителем.
***
- Ну, Блохина ты помнишь, - ткнул рукой на своего товарища: невысокого, русоволосого, худощавого молодого человека, на вид - лет тридцать, не больше.
Молча, киваю головой, подтверждая (еще бы... ведь этот гад - не просто тот, кто заявился тогда вечером в воскресенье к Грише домой вместе с Борей... Нет - это тот самый "оголодавший кобель" с июльской ночи, на складах, что так отчаянно тогда спорил с Кузнецовым, сражаясь за жертву, за право отыметь меня).
Забраться в машину на заднее сидение. Невольно сжаться от неловкости и потаенной тревоги...
- Куда едем? - бросаю Борису, когда тот сел за руль.
- Да к Ереме, на хату. Куда ж еще?
***
Приготовить ужин на троих и подать на стол.
И если Борис, схватив свою порцию, сразу пошагал, помчал в зал к телевизору, то Блоха завис рядом со мной. Присел на табурет напротив и, принявшись уплетать макароны с отбивными, то и дело, что метал пытливые взгляды на меня да задавал странные вопросы:
- А ты давно в милиции?
Удивленно вздернула я бровями, но все же решаю ответить:
- Сразу после академии – несколько лет. Потом перерыв был, лет семь. Ну, и снова вот… недавно.
- А с Еремовым?
- Что?
- Давно вместе?
Рассмеялась я от неловкости.
- Тебе не кажется, - иронично улыбаюсь, - что этот вопрос… как-то неуместен? Нет?
Скривился на миг, пожал плечами:
- Мне просто интересно… Необычная пара.
- Да неужто? – хохочу. – По-моему, очень даже… За что некоторые предвзято судят и недолюбливают женщин в милиции. Считая, что нашу дурную, сопливую голову проще будет задурманить, навешать лапши – и выехать из сложной ситуации. Или и того хуже – втянуть в преступный мир, и уже пользоваться сполна доверенной властью.
- А мужчин нельзя? – смеется.
- Не знаю, - улыбаюсь в ответ. – Я таких
С уважением
Александр