Сергею: автобусы не ходят, метро нет, такси дорого, да и Надя боялась за него: ночью ходить небезопасно сейчас...
Отвыкла от ласки Надя совсем;
— Ты ведь хороший, Сережа, — шептала она, — за что тебе так плохо в жизни? Ты не можешь быть плохим, — и доверчиво к нему прижалась.
Целовал ее податливые губы Сергей:
— Спасибо, хоть ты поверила, моя Надежда, одна-един- ственная!
...Весело потрескивал костер, в солдатском котелке кипел чай с лимонником, чуть в сторонке, в горке золы, пеклась картошка. Счастливая на бревне сидела Надя и смотрела на Быстрова: крепкий мужик, с таким не пропадешь. Именно таких не хватает женам. Потому они и сходят с ума. Сами не живут, и другим нет покоя. Была бы моя воля, никому бы не отдала Сергея, но и держать нельзя: грех большой, дети ведь остались, как они без отца будут. А мать и не думает о них...
Подошел Быстров с охапкой дров, поправил костер, достал печеную картошку: «Угощайся, Надюша», — и весело поцеловал ее.
— Была бы возможность — везде бы тебя водил за собою. Не хочу я тебя оставлять одну. К прежней жизни возврата уже нет, надо хоть немного и самому пожить. Еще столько дел несделанных у меня, если бы ты знала! Хотя бы маленькая поддержка была — я бы горы перевернул. Но кто поймет мою душу?
— Целый год ты не терял свою Надежду. А нашел меня и раскис, — смеялась Надя. — Вглядись, бродяга: тут твое счастье, тут твоя Надежда! — и поцеловала Сергея. — Никогда я тебя одного не оставлю, так и знай! Так и запомни!
