Каркас.
- Не знаю. Он пошел на второй. Кажется, направо.
Каркас свернул в подворотню. Глаза привычно обшарили углы: никого. Вечерело. Серые грязные стены нависали над головой. Двор-колодец казался ямой, на дне которой копошились муравьи. Какое дело тому, кто наверху, до этих муравьев, до этой ямы? И муравьям нет дела до него. Сами свои дела решат... Каркас сунул руку в карман куртки и вошел в дверь.
Старая, вросшая в землю, парадная. Асфальт во дворе накатали, и вход превратился в ступеньку, с которой надо прыгать вниз. Запах, который чувствуешь только в старом фонде. Запах прошлого. Запах детства. В таких парадных оно и прошло, во дворах, где учились жизни. Учились поступать правильно. Так, как он поступит сейчас.
Каркас поднялся на второй. "Так, Валера сказал: вроде как здесь. Интересно, он еще жив?" Сердце стучало. Каркас пожалел, что не хлебнул на дорожку, это бы успокоило. Он боялся, но умел контролировать страх. И хорошо знал врага. А это почти победа. Он постучал, игнорируя кнопку звонка.
Дверь открылась.
Это был он.
Кирилл стоял на пороге, постаревший, даже слишком для своих лет. В черных, скрывающих глаза, очках.
- Вы к кому? - спросил он.
Ствол пистолета уткнулся ему в лоб.
- Есть кто в квартире? - спросил Каркас.
- Никого.
- Это хорошо, - уголовник втолкнул хозяина внутрь. - Рук не поднимай, даже не дергайся - башку снесу!
Он рывком развернул Кирилла, упер пистолет в затылок.
- Пошел.
- Это твой кореш приходил? – шагая по темному коридору, спокойно спросил Кирилл.
- Мой, - ответил Каркас. Они зашли в комнату. Такой убогой обстановки вор еще не видел. Даже в камерах живут богаче. Стол и кровать, телевизора нет. Книги стопочкой в углу, к старым засаленным обоям булавками пришпилены фотографии.
- К стене, - скомандовал Каркас. - И не поворачиваться! Убью сразу. Я знаю, что ты за тварь.
- Да ну? - Кирилл усмехнулся. - И что же ты знаешь?
- Много чего. Я учился с тобой в одном классе.
Кирилл кивнул:
- Вот оно что. Одноклассник, значит. Давно меня одноклассники не навещали. Имя скажешь?
- Обойдешься.
Повисла тишина.
- Пришел убить - так убей, - проговорил в стену Кирилл. - Чего тянешь? Я отговаривать не буду. Так даже лучше.
- Не боишься?
- Думаю, ты боишься больше.
- Ты прав, - согласился Каркас. - Но я человек, мне положено бояться. А вот что ты за тварь?
Кирилл хихикнул:
- Слушай, можно я повернусь? Очень хочу тебя вспомнить, - Кирилл вновь усмехнулся. - Ко мне давно никто не приходит - а тут одноклассник с пистолетом. Интересно.
Каркас молчал.
- Ладно, - наконец, сказал он. - Повернись. Но руки по швам!
- Разумеется, - медленно поворачиваясь, проговорил Кирилл. - Так намного лучше беседовать. Глаза в глаза, верно?
- С чего ты взял, что я беседовать с тобой буду?
- Так убил бы давно. Я присяду?
- Нет. Придется постоять.
- Ладно, мне все равно. Ты узнать хочешь, как это началось? Кто я такой?
- Да, - глядя в черные очки, сказал Каркас.
- Что ж. Мне давно хотелось кому-нибудь все рассказать.
- Тебя ударили. В левый глаз. Во дворе. Тогда это и началось.
- Теперь я знаю, кто ты, - сказал Кирилл. – Это ты убежал тогда.
- Теперь не убегу. Рассказывай.
- В школе меня часто били, - заговорил, откинувшись на стену, Кирилл, - ни за что, просто потому, что я не такой, как вы. Хорошо учился, много читал. Я хотел быть с вами, хотел с кем-то дружить, но... Я всегда был один. Я не застучал никого, но и тогда вы меня не приняли. Никто мне не помогал, даже мать. Когда я приходил с синяками, она презирала меня, говорила, что я слабак, что должен уметь за себя постоять. Но я был слишком слаб, ты знаешь. Я даже не мог никого ударить.
- Зато я любил книги. Я много читал, очень много. Это, - он кивнул на кучу книг, - жалкая часть того, что я прочел... Я ходил на книжные рынки, хотел найти что-то интересное. И однажды нашел книгу, старую, в черной обложке. "Практический оккультизм", так, кажется, она называлась. Издание еще до революции.
Я ее купил и... Стал заниматься. Тайные символы, каббала, призыв демонов... К двенадцати годам я безошибочно рисовал семь священных пентаграмм и знал наизусть заклятья, дающие власть над слабыми духами.
Я стал хуже учиться, но мать ничего не могла мне сделать. Я научился управлять ей. Это просто, если знать, как. Рисуешь пентаграмму, прячешь после обряда под кровать, а ночью... Ночью призываешь тех, кто делает маму послушней.
Кирилл улыбнулся, но улыбка вышла жуткой, словно червь изогнулся под темными стеклами очков.
- Однажды, когда меня здорово избили, я захотел отомстить. Я просил у демонов помощи, говорил, что отдам все, что они захотят.
- Свою душу?
- Нет. Зачем им одна душа, когда можно забрать и десять, и сто? Я не стану рассказывать подробности, но после той ночи я проснулся и понял, что стал другим. Что-то вошло в меня извне, пока я спал. Я видел страшные сны, и знал, что это реальность. Если бы ты знал, что происходит здесь сейчас, каждую минуту, какие сущности рыщут вокруг нас, толкают, нашептывают, и дергают твою душу... Думаешь, ты сам принимаешь решения? Думаешь, сам решил прийти сюда?
Кирилл захохотал. Каркас сжал рукоять пистолета.
- Ты никто. Ты даже не пешка. Ты пустой звук, который прозвучит и исчезнет, не оставив ничего. Убьешь меня, - презрительно зашептал Кирилл, - исчезнешь в пустоте. Не убьешь - все равно исчезнешь. Достанешься Им на корм. Потому что мы - лишь развлечение для Них, игрушки. Жизнь бессмысленна, дружок! Ты ничего не меняешь, ничего не можешь изменить. Разве ты никогда не чувствовал, будто что-то внутри влияет на тебя, на твои решения? Тебе кажется: это твой характер, воля. Нет! Нет характера, нет воли, есть Их воля и желание, и мы делаем то, что Они нам скажут...
Каркас слушал безумный бред и думал. Не над тем, что ему говорили, а о том, чем закончится этот цирк. Ясно, что из этой комнаты выйдет только один.
- Сколько народу ты убил?
- Много, - кивнул Кирилл, - очень много. В тюрьме убивал, на гражданке, в армии. И ведь не всех хотел... Так получалось. Они... Они хотят убивать, а не я. Эманации умирающих, их страх и боль – все это они жрут. Душа бессмертна, но у нее семь оболочек, и некоторые весьма съедобны для Них... А я устал от этого, веришь?
Каркас не верил никому. А нелюдям - тем более.
- Я даже мать свою убил, - уже тише, другим тоном произнес Кирилл, - понимаешь, свою мать! И многих, кого знал. Я ходил в церковь, к знахарям - ничего, никто ничего не мог. Кто видел око – тот умирал. Задыхался. И тогда я решил бороться. Я не хотел больше убивать. Купил очки, чтобы Они не могли убивать, когда захотят. Представляешь, так просто: черные очки!
Кирилл нахмурился.
- Только ты не знаешь, какая мука не дать им то, чего они хотят... Они душат меня каждую ночь, терзают, требуют... Я и сейчас их слышу...
Палец гостя лег на курок.
- Иногда я не выдерживал. Недавно меня ограбили, и я снял очки. Они были довольны, и я спокойно спал. Сегодня ко мне пришел еще один. Хотел убить. Я не сопротивлялся. И пусть бы убил... Но он потребовал снять очки. Я не хотел... Тогда он сам их снял. Это твой друг?
Каркас кивнул.
- Мне жаль, - сказал Кирилл. – Правда. Мне давно безразличны люди, большинство - мерзкие твари, не заслуживающие жизни. Но я устал так жить и хочу прощения от Бога.
- Прощения? – сверкнул железной фиксой Каркас. – Ты гонишь! Да кто такого простит?
- Нет, я думаю, нет такого греха, чтобы не простить. Ты ведь тоже убивал. Убива-ал. Я знаю. Они мне говорят.
- Не так, - процедил Каркас.
- Какая разница, если нас с тобой дергает одна ниточка? Это Они, а не мы виноваты, значит, нас можно простить. В церквях образа висят великих князей и царей – а знаешь, сколько народу они положили? И своих и чужих? И ничего – святые! Хотя... откуда тебе знать, ты по истории, наверно, трояк имел, и тот натянули...
Кирилл захихикал.
- С богом ты сам договаривайся, а я тебя прощать не буду, понял? – проговорил Каркас.
Кирилл пошевелил пальцами, наклонил голову, словно пытаясь рассмотреть гостя из-под толстых черных стекол. Потом откинулся к стене:
- Ну, что ж, стреляй. Мне хотелось выговориться, поговорить хоть с кем, хоть с убийцей... Теперь даже легче. Я рад, что ты пришел. Убьешь меня – я буду жертвой, глядишь, часть грехов простится... Убей меня, Миша. Тебя ведь Мишей зовут? Я помню. И Они знают.
Каркас сжал зубы. Рука устала держать ствол, но стрелять он не хотел.
- Я хочу, чтобы ты меня убил, - проговорил Кирилл. - Прямо сейчас. Если не выстрелишь - сниму очки. Я больше не могу так, понимаешь?
Его левая рука медленно поднялась к лицу.
- Они хотят посмотреть на тебя...
Каркас вскочил со стула. Перехватил руку Кирилла, но тот усмехнулся:
- У меня есть вторая рука.
Гость отбросил пистолет на постель:
- Давай, снимай стеклышки! Хочу посмотреть.
Кирилл замер, лицо исказилось:
- Зачем? - застонал он. – Лучше убей...
Его рука медленно, дрожа, словно борясь сама с собой, протянулась к очкам. В тот же миг Каркас зажмурился и вскинул руку с зажатым в пальцах зеркальцем. Кирилл закричал и рухнул на пол.
Гость попятился, пока не почувствовал ногами кровать. Сел, нащупывая пистолет, потом повернулся и открыл глаза.
За спиной было тихо.
- Ты жив? – спросил он.
- Зачем ты это сделал? – с жутким стоном прошептал Кирилл.
- Так в мультике было, Горгона, - не поворачиваясь, ответил Каркас. - Помнишь? Сработало, а? Сработало...
- Сука ты. Лучше бы застрелил.
- Это тебе лучше. А мне справедливо. И руки марать не надо.
- Если бы ты знал, что я видел... - Кирилл нервно затрясся, кажется, это был смех. - Ладно, теперь вали. Мне недолго осталось.
- Привет хозяевам, - бочком пробираясь к двери, ответил Каркас.
- Они в ярости, Миша, - сдавленно прозвучало вослед, - и Они найдут тебя... Рано или поздно. Найдут!
Каркас захлопнул дверь и выбежал из квартиры.
На улице было сыро. Мокрый снег хлестал по лицу. Каркас вышел из подворотни и повернул налево, туда, где из-за мокрых крыш выглядывал золоченый купол храма.
2015 г.
