весьма незатейливо призрачному возникновению царства сладких и волшебных снов.
И всецело так до чего еще явно зазря о нем сколь вот трепетно и бойко во сне и наяву грезили люди, попросту раз и навсегда отшатнувшиеся от всей той кучи житейского навоза, что, в принципе, и должна была вполне послужить наиболее подходящим исходным материалом для… истинного светлого грядущего.
15
Над интеллигентным обществом дореволюционной России всегда уж и впрямь никак неправо царило самое полное незнание наиболее элементарных законов общественной природы.
И незнание это было принципиальным, последовательным и до самого конца во всем более чем бестрепетно донельзя так вдумчивым и пунктуальным.
А между тем именно это и повлекло за собою ту вовсе никчемную, неуемную, да и отчаянно кичливую риторику, сколь напыщенно и громогласно разом и призывающую к самому бескомпромиссно стремительному распутыванию необычайно громоздкого гордиева узла долгими веками и близко-то действенно никак не решаемых российских проблем.
16
А между тем двигать куда-либо строго вперед и вперед тот самый чисто же всеобщий духовный прогресс и впрямь весьма еще настойчиво следовало совсем вот без всяческой той или иной над всем и вся вездесуще же возвышенной более чем суровой упоенности.
Поскольку - это как раз на данной почве и возникла, затем та социальная философия, что сколь искренне взяла себе за труд во всем том дальнейшем на редкость бестрепетно обеспечить фактически полное и донельзя удручающее усреднение повседневно окружающего нас мира, оставив ему одну плохо и чисто формально кое-кем наспех усвоенную «природную» целесообразность.
А между тем мать природа мыслит (и именно мыслит) миллионолетними промежутками, а не какими-то жалкими годами, и как раз, поэтому никак уж и близко нельзя ее брать в тот хоть сколько-то довольно же существенный образец, весьма этак безответственно и спешно устраивая всяческие те большие общественные преобразования.
17
И это именно в свете вполне здравого осознания полной невозможности в один радостный миг в корне преобразовать весь окружающий нас мир в довольно многие сердца украдкой и закралась ненависть к чему угодно, что, по чьим-то непомерно прекраснодушным представлениям, и вправду мешало воинственно доблестным устремлениям ко всей той невообразимо наилучшей жизни.
Да и весьма незаметно эта ненависть затем и заняла место, ранее занимаемое любовью, честью, а также и вообще всяческим тем наиболее уж как-никак вот самым простым человеческим достоинством.
И, кстати, обо всем этом сколь многозначительно же верно, взвешенно и славно некогда ведь высказался большой писатель Алексей Толстой, причем случилось это явно вовсе задолго до того дня, когда он со всеми-то своими доселе контрреволюционными потрохами до того безутешно и прискорбно разом продался бесноватому большевизму, который именно так никто иной, а он более чем зычно и отъявленно всячески чисто на все лады проклинал.
18
Причем разок-другой это сделать было вот уж еще совсем никак недостаточно.
Раз уж пришлось ему в то самое время до чего вполне всерьез и деятельно над собою, считай ведь всесторонне и всеобъемлюще сколь и впрямь вдумчиво тогда потрудиться, дабы продаться, так продаться полностью же безукоризненно, да и главное всею своей душой и телом.
«Хождение по мукам», том первый (первое эмигрантское издание):
«Романтические постановления Гаагской Конференции, — как нравственно и как безнравственно убивать, — были просто разорваны. И вместе с этим клочком бумаги разлетелись последние пережитки никому уже более не нужных моральных законов. Отныне был один закон, равный для людей и машин, — полезность.
Так в несколько месяцев война завершила работу целого века. До этого времени еще очень многим казалось, что в жизни каждый может найти важнейшую цель, либо ту, которая увеличит счастье, либо ту, которая возвышенна; вероятно, это были пережитки средневековья; они расслабляли волю и тормозили ход цивилизации.
Теперь с войной стало очевидно, что человечество — лишь муравьиная куча. В ней все равноценны. Нет ни добра, ни зла, и нет даже счастья для того, кто понял тяжкий и унылый закон жизни — построение вечного кладбища.
Это было время, когда человеческое счастье законом и принуждением было отведено в разряд понятий, не имеющих никакого смысла и значения, когда цивилизация стала служить не добру и счастью, а злу и истреблению, когда наука делала изумительные открытия, равные чудесам, когда становилось ясным — сколько злой воли в чистом человеческом разуме, освобожденном от моральных стеснений.
Механическая цивилизация торжествовала, — война была завершением ее века.
Во всем мире теперь был один закон — полезность, и одно чувство — ненависть».
19
И попросту как раз чисто ведь подобным образом оно уж само собою нынче, так или иначе, полностью и повелось…
Ну а началось все это именно что с тех под самый корень подчас вырванных из общего потока жизни несметных благ великого и светлого добра.
И то, кстати, как есть сколь жизненно важное, чего и вправду явно уж никак и близко совсем вот недоставало всем тем безумно же искренне восторженным устремлениям, так это разве что той наиболее обыденной житейской практики…
Для правильной примерки светлых книжных истин ко всем реалиям века надобно было, как минимум обладать праведно ясным и весьма же практическим умом.
А иначе все те самые наилучшие благие намерения будут вскоре всеми теми лютыми прохиндеями на самую скорую руку полновластно разом превращены в некое, то донельзя слепое орудие воинствующе осатанелого гуманизма.
Ну а весь тот истинно широкий плуг для сеяния грядущей общемировой справедливости был безо всякого промедления именно что фактически так только и призван сходу еще разом стереть со всякого лица земли весь прах минувших дней — дней темных суеверий и средневековых рыцарских воззрений…
Ну а те, кто всесильно управляет всем этим миром, довольно-то быстро, да и вполне ведь трезво сколь сходу разом же осознали все те до чего немалые прибыли от подобного рода утопически бесславных мировоззрений.
А кроме того, им было явственно как есть необходимо чисто, как есть попросту навеки разбить и именно вдребезги все то, что так или иначе уж хоть сколько-то доселе вот оставалось от того самого исключительно как есть стародавнего галантного прошлого.
Ныне в моде само собой сходу так оказались всяческие те еще имперские интриги, грязные помои, отъявленный обман, посулы и все прочие же прелести до чего стерильно степенной нынешней цивилизованности.
Ну, а предсказать даже и наиболее ближайшее будущее тех держав, что придерживались на редкость старомодных принципов, было для кое-кого неимоверно тяжким вот делом…
А вполне уж соответственно сему и не было ничего хоть сколько-то лучшего, нежели чем попросту чисто ведь сходу всецело избавиться от какого-либо их так или иначе дальнейшего присутствия на политической карте всего этого мира.
И это даже не было позицией ненависти, а только щелчком языком, перед тем как снять с доски неудобную и чисто вражескую фигуру.
Людские судьбы вершителей судеб мира не интересовали попросту вот именно, что явно совсем.
Их интересовала одни лишь их чистые и светлые политические приобретения в результате безумно жесткого противоборства разных народов под их до чего и впрямь весьма талантливым и прозорливым руководством.
Они могли сколько угодно всячески препираться и откровенно наплевательски относиться ко всем разумно взвешенным доводам той ни в чем вовсе неправой другой стороны.
Но все это было черно-белым фоном к тому главному, что решалось только лишь силой и никак иначе.
Да и как по-другому это могло еще быть коли абсолютно всякая война и есть тот наиболее веский аргумент в случае возникновения абсолютно любого и вполне всерьез ныне более чем безотрадно же назревшего политического конфликта.
Но ранее она и близко никак не включала в себя тайные и закулисные интриги сторон желающих остаться по возможности ведь полностью в стороне от некоей решающей бойни.
Да вот в самом конце эти государства до чего явно так и собирались, как следует уж разом извлечь из того самого чисто ведь мирового побоища самый максимум выгоды…
И ясно как день, что для кое-кого из европейских правителей именно та суровая сечь отчаянно же стравленных друг с другом России и Германии и было тем самым наиболее великолепным решением вопроса устранения ужасной угрозы их грядущего военного альянса.
Да и вообще, то кое-кому тогда явно показалось чисто же исторически ясным: этим двум государствам было никак отныне попросту уж вовсе не место на новой политической карте мира и вполне этак сытого благоденствия.
Причем это именно на фоне того, что обе армии, как российская, а впрочем, и немецкая, были существенно лучше всех прочих армий Европы, сама мысль об их всецело возможном объедении в некую единую силу разом и доставляла массу беспокойств кое-кому из нисколько не миролюбивых и крайне напыщенно цивилизованных ее правителей.
Да вот, однако, та до чего и впрямь донельзя простая война, объявленная старому рыцарству (Первая мировая) никак в своем конечном итоге не принесла совершенно так никаких более-менее полноценно должных успехов.
Ну а поскольку данная кровавая бойня была затеяна как раз во имя взаимного сокрушения России и Германии, да только имела она один лишь тот весьма частичный и временный успех, то и возникла затем явная потребность в той Второй мировой, что и была призвана начисто загладить довольно-то существенные ошибки Первой.
Однако Вторая мировая война разве что более чем безмерно все их сколь многозначительно разом и преумножила и, кстати, это как раз-таки СТРАНЫ ВАРШАВСКОГО ДОГОВОРА И ПРЕДСТАВЛЯЛИ ДЛЯ ЗАПАДА ТУ УГРОЗУ, ЧТО НИКАК НЕ МОГЛА БЫ ПРЕДСТАВЛЯТЬ ЖЕ СОБОЙ ДАЖЕ И БЕЗМЕРНО ВО ВСЕ СТОРОНЫ РАЗРОСШАЯСЯ ЦАРСКАЯ РОССИЯ.
И то, ведь, само собой до чего только разом попросту ясно и понятно, что это те самые исключительно на редкость слащаво надменные державы бульдожьей деловой хватки и сделали буквально-то все от них вполне так зависящее, дабы Германия и Россия взаимно самоуничтожились во времена той наиболее первой общемировой бойни.
И все это раз уж на тот чей-либо весьма бравый взгляд и впрямь должны были оба эти государства попросту как-никак ныне уж попросту еще своевременно сгинуть с политической карты этого мира (или значительно, ужаться во всех своих грядущих размерах).
Причем вовсе-то не иначе, а тому уж должно было с ними произойти именно что в свете всей этой на наш сегодняшний день до чего всеобъемлюще и впрямь вот совсем непристойной и вполне, как есть столь вязкой же их принадлежности к стезе существования нынче-то донельзя далекого прошлого.
20
Но при этом никак не все люди - жители западных стран действительно вконец очерствели душой, да и на редкость всецело переродились в лютых и самовлюбленных снобов.
Нет, если чего-либо подобное и случилось, то только лишь с теми наиболее важными и солидными представителями самых влиятельных кланов.
А потому и стали они сколь еще невозмутимо
