голове мысли.
Всего, растащат! Ведь они больные, что они понимают. Вроде игрушки он будет у них. Подопытный кролик!
А ведь мечтал о великом будущем, о великих открытиях. О людях думал!
Это, уже всё мимолётно проплывало в мозгу, как перед смертью.
Голос его пропал, даже стона не было слышно, онемел весь.
Ноги врача дрожали, как осиновые листочки, даже без ветра. И мочевой пузырь не выдержал такого напряжения. Постыдно намокали штанины его брюк, образуя лужу под его ногами. И она расплывалась у всех на глазах, увеличиваясь в объеме.
А запах, то-какой, как у борова будет – вонючий, мелькнула мысль у Алексея.
Но больные всегда самоотверженно любили Аркадия Юрьевича. Ведь, он у них один: и папа, и мама, и бабушка с дедушкой. Один во всей вселенной. Ведь он лечит их, и он вылечит их. Непременно!
В испуганное, и бледное лицо врача, никто уже не смотрел. Не догадались больные, туда глянуть. Не до того им было, его пациентам. А теперь и страх у них прошёл, раз срочная помощь врачу требуется. Ведь чужая боль, для них, посильнее своей будет.
Они человечны. Эти наивные дети природы, как они далеки от зла. И именно: от злых проказ человека.
Удивляется Алексей. Как всё запутано в жизни.
Утку, Аркадию Юрьевичу, задвигались больные, утку папочке, нашему!
Кто-то сорвался, за судном.
Готово! Держите посуду.
С врача сняли мокрые штаны, и уложили его тут же на кровать. В ногах его устроили пластмассовое судно. Всё по высшему классу, полный сервис.
А главное, быстро и четко, сработали его пациенты, любая сиделка им позавидует.
Аркадий Юрьевич находился в лёгком обмороке, и больные спешили к нему уже с нашатырём. Все желали ему добра, и только добра. Они были искренни, в своих чувствах. Они любили его, даже такого неприглядного.
Главный врач, скоро пришёл в себя и затравленно озирался по сторонам.
Какие все страшные лица, как в аду всё. Но нет одно лицо, что магнит притягивало его, оно не было страшным. Оно было властным.
Да, это же китаец, осенила его запоздалая мысль. И он ещё глубже вдавил своё тело в старый матрац. Он всё вспомнил. Он боялся его, каждой клеточкой своего холёного тела, это не человек!
Мама! Как страшно мне!
Тут в дверях робко появилась санитарка.
А я милицию вызвала, Аркадий Юрьевич. Ведь вас убивают?
Все больные онемели.
Конечно, убивают, ожил врач.
С милицией связываться никто не хотел. Это был инстинкт, выработанный всей больничной жизнью. Тут боялись её больше самой смерти: эту страшную милицию. Хуже чумы.
Хотя, это сам закон, она живая Конституция. И многие понимали это, но всё равно, страшно!
Ожил, и Аркадий Юрьевич.
Допрыгался, милок! Будешь и ты ответ держать, хирург! Тоже мне, самоучкин!
Лицо его розовело, и принимало более тёмную окраску. Наверное, стыд за себя, и за свой растерзанный вид, разрастался, в этом расхристанном теле. И как-то, этот стыд, проникал до его воспалённого мозга. Но врач, старался скрыть это за злыми фразами.
Тебя судить будут! Тебя расстреляют. Ты фашист, каких мало на свете!
У Аркадия Юрьевича, начиналась истерика. Но больные на этот раз не спешили помочь своему папочке. И медперсонал не спешил. Китаец, всех их, укокошит, если того захочет. Одним движением руки. Они боялись его.
Так зачем же, испытывать судьбу, своя жизнь дороже. А хомут всегда найдётся, будет и другой начальник. Посмотрим, что будет дальше.
Милиция, в составе четырёх человек, появилась довольно быстро.
Взять хулигана, отдал распоряжение капитан, своим подчинённым.
Рядовые Юркин и Хомутов, живее шевелитесь! Что вы, как в штаны наложили. Китайца берите, он здесь зачинщик. Говорят, что он очень опасный, а по виду не скажешь: чумиза-чумизой!
Резво бросились блюстители порядка, на Алексея. Но один, тут же крутнулся юлой и сел на пол. Что ему сделал китаец, никто не увидел.
Юркина, похоже, контузило, и он застыл в своей нелепой позе. Совсем, как сом глушоный, и даже, глаза его были на выкате. Будто по голове получил, колотушкой.
Хомутов, тоже как-то нелепо подпрыгнул, и плашмя опустился на спину. Грохот его падающего тела, был равносилен грому, среди ясного неба. Уж, больно жути много! Ведь, весу в нём поболее центнера будет. И кое-кто, из больных, прикрыл голову руками от ужаса.
Капитан от неожиданности тоже присел. Фуражка слетела с его лысеющей головы, и покатилась по полу. Хотел и он за ней метнуться, к выходу. Но невидимая тяжесть придавила его к низу. К самому полу.
Сидеть! – услышал он властный голос китайца.
Ты утка на гнезде. Ты на яйцах сидишь, утят выводишь. Сидеть!
Сядь поудобней. Перья расправь!
И хорохорится капитан милиции, перья расправляет, порядок наводит. Он уже не человек, и даже не селезень. А обыкновенная серая утка, которая слилась с местностью, что бы её не увидели хищники, вся затаилась.
Ёська! Собери у них оружие, командует своему солдату Алексей. Им оно уже не пригодится. Они отдыхают.
Юркин и Хомутов, как малые дети, стали делать потягушечки, блаженно прикрыв глаза. Забыв, кто они такие, зачем они здесь, и вообще всё на свете.
Милиционеры устраивались отдыхать поудобней, и надолго. Они были во власти гипноза.
Скоро оружие лежало возле Алексея, и больные восхищённо смотрели на него.
А пальнуть, можно из пушки? - робко обмолвился Ёська.
Можно! – смеётся его командир. Только в воздух.
Жахнул, Ёська поверх голов, из пистолета. И больные: кто ожил от избытка Ёськиного адреналина в крови, а кто и в штаны наложил. Но всех это проняло, это чувство свободы. Это уже точно, до последней клеточки достало, раз стрелять можно.
Вот, что значит свобода у нас - восхищается Архитектор. Разве при прежней жизни, такое можно было! Конечно, нет! Пли!
Свобода! Свобода! Свобода! – стреляет он из пистолета.
Тут, и Ахмедке захотелось пальнуть из оружия. Ведь он горец, и абрек в душе. Кровь так и играет в его жилах. Даже шампур отложил в сторону.
Пали, Ахмедка! Пусть все знают, какой я маладец! Пусть дэвушки любят Ахмедку джигита. Пусть в кишлаке все знают, что я никого не боюсь: ни зверя, ни врага. Пали, Ахмедка! И врачей не боюсь!
И он пулю, за пулей всаживал, в потолок.
Какой маладец, Ахмедка! Как горный ветер! Как глоток воды, в жару. Маладец джигит!
Вторая патрульная машина вмиг опустела. Ещё трое милиционеров, услышав нешуточную стрельбу, спасали свои животы в главном корпусе больницы, за её, толстенными стенами.
Сдавайтесь! – слышались их обречённые вопли, оттуда. Куда и гонор их делся.
Ими овладел панический ужас, ведь, кому хочется погибать в расцвете лет, да ещё без всякой войны. И где? - от пули шизика? В дурдоме.
Стреляем на поражение. По окнам – пли! – командует старшина.
И действительно началась беспорядочная стрельба по окнам палаты.
Появились и раненые среди больных. И здесь тоже началась паника. Все рвались к дверям.
Раненых, среди пациентов, могло быть ещё больше. Если бы не решительные действия Ахмедки.
Кто бы мог подумать, что он будет стрелять по милиционерам. Но тот палил по ним из окна палаты, из штатного оружия Юркина.
По врагам революции – огонь!
Глаза Ахмедки лихорадочно блестели. Огонь!
И те притихли на миг, который многим стоил жизни. Ведь пуля дура, ей всё равно кого убивать. Кого достанет! А милиционерам жить хотелось.
Больных удалось уложить на пол, и они стали недосягаемы для пуль блюстителей порядка. Но чего стоило это Алексею, никто не знает, ведь не все они поддавались гипнозу. И многие просто лезли под пули, что овцы под нож, даже не вякнув.
Не плохо стреляет, абрек поганый. Это у них в крови воевать. Вот тебе и шизя, - говорит старшина своим подчинённым.
Ишь, рожа бандитская! Зубы скалит!
Пли по абреку. В решето его, в капусту кроши гада!
Но тут Архитектор, начал стрелять из другого окна, и отвлёк внимание милиционеров на себя. Чем и спас Ахмедку.
Вот это вояки – восхищается Алексей. Никогда бы не подумал, что таким войском доведётся командовать. Но надо их спасать, надолго их не хватит. Убьют ведь, ни-за-что погибнут!
Держитесь, солдаты революции, подбодрил он своих теперешних бойцов, я сейчас.
И те ободрённые, таким отеческим отношением к ним, готовы были погибнуть за своего лихого командира, не задумываясь о смерти.
А ведь они уже мыслили как говорится вошли в правильное русло. Вот тебе и терапия. Война, она шутить не любит и лечит и калечит.
Через какое-то мгновение он был уже на улице и прямо на глазах у забаррикадировавшихся милиционеров пересекал открытое пространство к главному корпусу. Милиционеры по нему стреляли, и никак не могли попасть в него. Это был сгусток ртути, неуловимый и энергичный. Который, как шар катится куда хочет, во все стороны. Но у цели это снаряд, несущий смерть.
Дверь была хорошо забаррикадирована, и Алексей двинулся перебежками к углу здания. Он уже знал, что он будет делать. Сказывалась его многолетняя выучка, и подсознательное мышление.
Словно паук он зацепился за угол пятиэтажного здания, и точно впаялся, в него. Через секунду начался его подъем вверх, до самой крыши. Все кто наблюдал за ним, изумлялись его паучиной цепкости конечностей. И в цирке такого номера, не увидишь за всю свою жизнь. Тут было на что посмотреть, и даже, профессионалам военным. И поучится тоже, было чему. Но китаец был уже на крыше здания, и через секунду на чердаке. И далее ринулся вниз по лестнице.
Кто там стрелял и куда, уже на нижнем этаже здания, так и осталось для всех загадкой. Забаррикадированная дверь отворилась, и на пороге появился Алексей.
А милиционеры были связанны, но очень странным образом. Один был связан стулом. Другой шваброй. А старшина был загнутый в салазки, и так застыл бедный, в этой экзотической позе. И без посторонней помощи он вряд ли сам развяжется. Это был древний и забытый приём, русской борьбы. Несомненно, что здесь работал профессионал высочайшего класса. И милиционеры это уже понимали. Но кто он, этот китаец? Такого не испугаешь. И что они могли сделать с ним без оружия. Если и с оружием, они в плен попали.
А больные окружили Алексея. Все стараются дотронуться до него, и хоть как-то оказать ему внимание. Ближе чем он, у них нет никого на свете. Кто же их защитит, если не Леша. Он самый лучший на свете: самый, самый…
Прервала всех, санитарка: на уколы пора. Все по палатам!
А милиционеров куда? – спрашивает Ахмедка у командира.
По укольчику каждому, в ягодицу, и в карцер, чтобы до души достало. По пять кубиков каждому, а больные сегодня отдыхают.
Правильно я говорю?
И такое дружное: - Ура! – грянуло ему в ответ, что командир невольно улыбнулся. А вороны заполошено взлетели на деревья. Чудят шизики, неймётся дуракам!
Тут и Профессор не утерпел: хотите стихотворение, прочитаю, сам написал. Хоть я и не поэт, но иногда я говорю стихами. А тут, всё, к месту будет – проба пера!
У меня от аминозина,
Ж-па стала, что резина,
Ах, ладушки ладушки,
Мы взорвём все складушки.
Что сказать старику. Раз товарищи его смеются, то всё хорошо. Чуть-чуть, до Пушкина не дотягивает. А так очень душевно звучат стихи. Очень! И на лицо помолодел сразу, теперь он и не старый вовсе – герой!
Дошла очередь и до главного врача, получать своих пять кубиков аминозина.
Это нарушение конституции - вопит Аркадий Юрьевич, вы не имеете права, мне будет больно!
И слёзы, на глазах у врача навернулись. Ему уже больно.
Терпите Аркадий Юрьевич! Только боль
