Золотые зубы

    У меня нет ни малейшего желания, что-либо скрывать, или приукрашивать происшедшее, я не владею склонностью к лживой выдумке. Всё произошло в действительности, и записано мною  со слов очевидца, не доверять которому у меня нет повода.
      Началось всё с того дня когда ко мне подселили соседа, напоминающего хмурого неандертальца. Из-под густых нависших бровей на меня глянули испуганные дикие глаза. Он был молчалив и не приветлив. Мне пришлось потратить немало усилий на то, чтобы разговорить его, — должны же мы как–то общаться. И вот, наконец, первые слова слетели с его губ и шлёпнулись плевком возле моих ног — он выругался, принимая какое-то лекарство. Мы представились друг другу,  и он, осклабившись, сверкнул золотыми зубами. Его рот был полон роскошных золотых зубов: это говорю я — дантист со стажем, который своими руками ваял бюгельные протезы своим клиентам, через руки которого прошли бесчисленные количества кламмеров Нея и Роуча, сотни и сотни золотых коронок и мостов.  Это дело, всей моей жизни, сравнимо только с точностью ювелира и часовщика.  Но, я хочу рассказать не о себе, поэтому — продолжаю начатое слово — как сказал бы Данте. 
      По случаю, определённым судьбой, соседом моим стал типографский рабочий Петр Воронец. В минуты душевной откровенности, граничащей с раскаянием, поделился он со мной странной историей из своей жизни, которая не закончилась после его рассказа, а имела продолжение, затронув мои интересы. 
      Воронец ничем не отличался от миллионов других ему подобных субъектов: ел, пил, умом не блистал, занимался добычей средств для пропитания и развлечений, замечу на развлечения уходила большая часть добытого и они, в виде игровых автоматов, требовали ещё и ещё, — словом вел обычную, для данной категории обывателей, жизнь. Не скрывая своих порочных наклонностей, довольно часто просиживал вечера, а порой и ночи в игральных залах. Иногда ему улыбалась удача, подкидывая небольшие суммы, но это только подзуживало интерес, и он вновь вступал в схватку с одноруким бандитом.
      Так бы и текла его жизнь, которой он был доволен, не чувствуя своей ущербности, но судьба распорядилась по своему. Смерть жены внезапной лавиной обрушилась на Петра, налегла на его сутулые плечи и выдавила, словно гной из нарыва его мерзкую сущность, что таилась в дремавшей душе. Он не о жене сожалел, надорвавшей своё сердце в вечных конфликтах с мужем, в первую очередь ему было жалко себя, несчастного покинутого сиротинушку.  Он панически боялся одиночества, осознав своё полное бессилие перед житейскими проблемами, свою сирость и убогость. Страх перед будущим не оставил места для жалости и сострадания.
     
      Белая простыня на зеркале уже с порога действовала таинственной магией печали, набрасывая на вошедшего вуаль траурной тишины. На высоком столе стоял гроб, обитый темной пурпурной тканью. Запах воска и ладана вместе с тишиной  и мраком ужасающе воздействовали на Воронца, только что проводившего родственников. Он, стараясь не шуметь, включил свет, не глядя на усопшую зажег свечи, что стояли на маленьком столике в её изголовье и, подойдя к окну, долго вглядывался в накрывшую город тьму, дышащую в его лицо безнадёжностью. Уличный мрак, просочившись сквозь незакрытые шторы в комнату, расселся по углам в ожидании минуты, когда сможет пожрать свою жертву. Икона строгим взором, будто суровый страж, оглядывала молчащее пространство.
      Восковой лицо усопшей в обрамлении белого чепца спокойно, смерть не обезобразила его своим присутствием, она только словно скульптор резко подчеркнула очертания черепа, облепив его желтой массой из неживой плоти, но оставив маленький просвет для взгляда из царства тьмы: чело покойницы дернулось, и она приоткрыла веки. В помутневших глазах отразились огоньки колеблющегося пламени свечи. Пустой, не осознанный взгляд, глубоко запавших глаз, уставился в потолок, будто при жизни не хватило времени разглядеть его грязно-серые разводы.
      Воронец, задёрнув шторы, отвернулся от окна и робко, чуть дыша, хотел пройти мимо гроба, но повинуясь какому-то мучительному и неодолимому зловещему притяжению, взгляд его, помимо  воли, скользнул по лицу покойной жены и ужас овладел им.  Она смотрела на него ожившими глазами. Колеблющийся отблеск свечи мерцал в её зрачках искоркой жизни. От этого взгляда холодный пот выступил на его лбу и страх, словно удар тока, прошел сквозь тело. Ему показалось — усопшая пошевелилась и вот-вот встанет из гроба.  Не дожидаясь этого, он выскочил из комнаты. 

      Серая небесная дымка медленно наливалась свинцом. Дневной свет иссяк, и мгла сокрыла город, не смотря, что до вечера было ещё далеко. Внезапно возникшие порывы ветра вздымали с тротуаров опавшую листву и в бешеном танце вихря несли их по мостовой швыряя в лица прохожих, те  стараясь увернуться жертвовали головными уборами и прическами. Вдруг всё вокруг побелело и вслед за листвой полетели хлопья снега.
      Выскочив на улицу, Воронец перепугал у крыльца стайку старушек, так что те шарахнулись по разным углам увидев перекошенное от ужаса лицо соседа. Застёгиваясь на ходу, он выбежал со двора. Осенний ветер охладил ему виски и по-своему причесал волосы, залепляя лицо мокрым снегом. 
      Воронец долго, бесцельно блуждал по пустынным улицам, топча промокшими ногами снежную кашу, — идти домой не хотелось; от одной мысли, что ждёт его дома, бросало в дрожь — он всё так же ясно видел  перед собой горящий взгляд мертвой жены.
      Около часа проплутав по улицам и окончательно продрогнув, он решил заглянуть в рюмочную, где намеревался выпить водки для согрева озябшего  тела. Душу всё также  леденил взгляд из потустороннего мира.
    За столиком рюмочной, он своим видом ни кого не испугал и не удивил. Здешний шалман видал и не такое. С горя или радости все идут сюда, несут свои рваные рубли в обмен на стакан зелёного счастья и, окунувшись в облака табачной хмари забывают обо всём. Вот и Воронец курил сигарету за сигаретой, добавляя слои никотина в свои лёгкие, не обращая внимания на стоящий гвалт разномастных голосов. Он вливал  в себя горячительную жидкость стаканами, пока не наступил критический момент, когда количество выпитого выплеснуло из его души сознание. Тогда неожиданно рядом с ним из облаков дыма возникло лицо, очертания, которого смазывалось  от резких движений, поэтому узнать, кто это не было никакой возможности, и только озвученная огромным кулаком сумма крупного долга заставила признать в нём приятеля.
      Каким образом оказался перед своей дверью он не мог объяснить, так же  не помнил — закрывал ли её или нет. Дверь оказалась открытой, чуть притворив её, Воронец прислушался к тишине, вытекающей из комнаты в коридор вместе с мерклым светом не погашенной одинокой лампочки. Воронец уже не чувствовал первоначального ужаса, алкоголь вытеснил не только страх из души, но и зачатки человеческого сострадания, однако что-то удерживало сделать первый шаг в комнату с покойником. Немного помешкав, он всё-таки решился и вошел. 
      Всё было на своих местах. Тонкая восковая свеча, прогорев до конца, оставила после себя оплывшую бесформенную массу. Умершая обряженная в саван не покинула своего траурного ложа, она по-прежнему лежала, скрестив свои высохшие руки на груди.  Воронец, пошатываясь, подошел к гробу и с ухмылкой встретил взгляд мертвых глаз. В них он не увидел прежнего блеска: мутная голубовато-желтая пелена застилала их. Шершавой ладонью муж закрыл веки усопшей жены и хотел было уйти, но глаза вновь открылись и по-прежнему вперились в него. Тот вновь закрыл их и, убрав дрожащую руку, с минуту настороженно вглядывался в мертвое лицо. Только он успокоился, как веки опять приподнялись и взгляд с того света снова скользнул по его лицу. И как показалось, в том взгляде была насмешка над ним. Он с силой, — обеими руками надавил на лицо покойницы и долгое время не отпускал рук.
      Тишину лишь нарушало пьяное сопение, да зубовный скрежет нечестивца с перекошенной в ужасной гримасе физиономией. Икона, стоявшая в изголовье гроба, бесстрастно взирала на происходящее.
      Холодный пот залил глаза нелюди и он ослабил свои усилия, которых оказалось  не достаточно для того чтобы огородить себя от взгляда смерти. В бешенстве от собственной беспомощности он ударил по впалым щекам покойницу, от чего у той приоткрылся в усмешке рот, блеснув золотом зубов. Золото! Золото, каковое будет завтра опущено в могилу, закидано сырой землёй и будет там лежать вечно, никому не нужное, среди червей пожирающих гниющую плоть, — пронеслось в больном, пьяном мозгу и огромный приятельский кулак, требующий уплаты долга, ударил его по печени.
      Он уже не обращал внимания на всё ещё открытые очи своей жены, иные мысли будоражили воспалённый мозг. Золотые зубы покойника — это всё что он видел.  Вооружившись клещами и стамеской Воронец приступил ко гробу.
   
    За окном была глубокая осенняя ночь. Небольшой морозец покрыл легкой корочкой сырой снег и сковал грязные лужи. Одинокие снежинки подолгу кружили в воздухе и, падая на мороженую землю, не таяли. Пустынные тротуары, освещённые редкими фонарями, засыпали окутанные холодным белым саваном.
      Душераздирающий вопль потряс стены старого дома и со звоном разбитого вдребезги стекла вылетел на улицу. Этот леденящий душу крик долго не прекращался, а чуть только затихал, превращаясь в громкое рыдание, переходящее в мольбу о пощаде, после с новой силой отчаянный вой сотрясал стены и наводил ужас на проснувшихся жителей дома. В окнах соседних домов зажглись огни, и полусонные люди, крестясь, задёргивали занавески и проверяли запоры на дверях.
      Испуганные соседи, с бледными от страха и холода лицами, содрогаясь от жуткого воя  собрались возле двери, за которой происходило что-то не вероятное.  Они пытались открыть её, но усилия их были напрасны. Только вызванная милиция смогла проникнуть в помещение. Перед ними открылась ужасная по своей сути картина. Старый участковый, повидавший немало на своём веку, не сдержался и ухватился за косяк. Те из соседей кто вошел вместе с ним, пытались выскочить обратно, но им мешало любопытство других, тоже рвущихся увидеть разыгравшуюся трагедию. 
    При матовом свете, исходящим из единственного рожка люстры, первое, что увидели вошедшие в комнату — был стол, рядом с которым на полу лежал опрокинутый пустой гроб. Вокруг везде видны следы отчаянной борьбы: оборванные шторы, висевшие на осколках разбитого окна, перевернутые стулья и кровь. Оплывшие свечи также валялись на полу рядом с иконой и разбросанными цветами из венка. Ни мертвых, ни живых не видно.
      В нависшей тишине раздался женский вскрик и одна из соседок, падая в обморок, указала в темный угол. Там в углу под грудой одежды что-то зашевелилось, зловеще притягивая к себе взгляд. Никто не решался подойти и откинуть тряпки. Наконец  участковый, вспомнив свои обязанности, взяв себя в руки, пересёк комнату и, мгновение помедлив, раздвинул ворох окровавленной одежды.
      На присутствующих глянул хозяин квартиры, дикий взгляд