Жизнь вурдалака. Рассказ

хватку,  и  лесник  тут  же  воспользовался  этим,  чтобы  окончательно  завладеть  колом.
    Осьмухин  не  успел  еще  прийти  в  себя,  как  новый  мощный  толчок  в  грудь  отбросил  его  назад.  Он  упал  навзничь,  жадно  хватая  ртом  воздух,  попытался  подняться,  но  Еремеич  уже  стоял  над  ним,  заведя  далеко  за  спину  руку  с  колом,  чтобы  нанести  последний  решительный  удар…
     В  следующую  секунду  Федору  показалось,  что  череп  у  него  раскололся  надвое,  в  глазах  заплясали  красные  и  зеленые  круги.  Тогда-то  -  словно  и  впрямь  что-то  прояснилось  в  голове  от  удара  -  со  всей  отчетливостью  понял  Осьмухин,  что,  как  бы  ни  старался,  не  одолеть  ему  на  этот  раз  своего  противника,  ни  за  что  не  одолеть.  И  не  потому  вовсе,  что  лесник  сильней  его  оказался,  не  потому,  что  осиновый  кол  у  него  в  руках,  а  потому,  что  сегодня  ночью  Федька,  сам,  может  быть,  того  не  сознавая,  переступил  через  какой-то  страшный,  никому  не  ведомый  запрет,  и  теперь,  в  отместку  за  его  ослушание,  то  непонятное,  темное,  что  до  настоящего  момента  управляло  всеми  его  поступками  и  одновременно  хранило  от  бед,  отступилось  от  Осьмухина,  утратило  над  ним  свою  власть,  передав  его  -  прежнего,  беззащитного  -  в  руки  его  собственной  судьбы,  которая  в  лице  Еремеича  вот  сейчас,  сию  минуту,  свершит  над  ним  свой  жестокий,  но  справедливый  суд.  И  когда  Федор  понял  это,  прежнее  спокойное  умиротворение  вдруг  снова  ненадолго  вернулось  к  нему,  чтобы  помочь  встретить  то  роковое,  неизбежное,  что  уже  маячило  перед  ним  жутью  близкого  избавления  и  что  называлось  одним  коротким  словом  -  смерть.



1992  г.