Пантера. Часть 10

                                               17.  
 
               Он слышал непрерывный гул в котором, казалось, тонули остальные звуки мира. Хотелось избавиться от назойливого шума, посмотреть, что именно издаёт это назойливое гудение, но перед глазами плескался лишь мрак. Однако, не такой, что закрывает ночное небо, а тягучий, липкий, обволакивающий со всех сторон, как болотная жижа. И в этой кисельной темноте, прорываясь сквозь постоянный назойливый шум, изредка возникали чьи-то голоса. Кто-то произносил слова, болезненными волнами врывающиеся в его череп и раскатывающиеся волнами по стенкам раскалённого черепа.
Что происходит? Что случилось?
Желание рассеять мрак неизвестности оказалось столь мощным, что на несколько мгновений ему удалось сосредоточиться. И во внезапной вспышке прозрения он сумел сообразить: вокруг темно, потому что у него сомкнуты веки. Значит необходимо их поднять и тогда он увидит, где находится и что издаёт проклятый гул.
Но тут же другая мысль сбила первую и оттеснила её во тьму. Да и то, это оказалось гораздо важнее: кто он такой? Как его имя? Поначалу казалось, будто решение поставленного вопроса – дело считанных мгновений, но время шло, а ответа не находилось Приходилось всё больше напрягать затуманенный мозг, проникая в его дальние уголки. Но тщетно! Ни имени, ни прошлого – ничего.
Тогда он решил вернуться к изначальной проблеме. Возможно, если удастся открыть глаза и увидеть окружающий мир, память вернётся сама собой? Он схватился за эту идею, как утопающий хватается за соломинку – точно! Стоит поднять веки и всё сразу станет ясно.
Однако неудачи продолжали преследовать его: веки оказались тяжёлыми, точно могильные плиты и напрочь отказались подниматься. Может их нужно поднять руками? Но рук не оказалось. Он не чувствовал ни рук, ни ног, ни остального тела! Осталась несчастная голова, в которой испуганными птицами метались раскалённые мысли, да звенели чьи-то голоса. Он должен был испытать отчаяние, но чувства оказались подавлены и погружены во мрак, как и всё остальное. Пришлось покориться.
Тем временем голоса отдалились, слились в неприятный звон, смешавшись с изначальным гулом. А может, это и не голоса вовсе? Он встрепенулся: точно! Это же будильник, который поднимает его на работу. Чёрт, на какую работу? В этот раз память оказалась несколько милосерднее и позволила увидеть некую расплывчатую картинку с большим светлым помещением и тенями людей. Он попытался ухватиться за воспоминание, использовать его, как якорь в туманном призрачном ничто. Но всё уже таяло, рассыпаясь на непонятные обломки.
Однако, если он не встанет, то его могут наказать! Постой, куда же он опаздывает? Конечно же в школу! Сейчас подойдёт мама и возьмёт за плечо своей тёплой рукой…
Мама! Почему её лицо плывёт во мгле, расплывается, исчезает? Размытая фигура отступает всё дальше и дальше. Стой, не уходи! Я сейчас встану, обязательно встану, обещаю! Нет сил… И глаза, он никак не может открыть глаза.
А может, это и не мама? А кто? Света? Это имя…Не помню! Света должна вернуться. Она вернётся и они станут жить вместе. Поженятся. Но, с кем? Он же только называл её имя! Забыл, точно так же, как и своё. Нужно вспомнить!
Необходимо открыть глаза. Появилось ощущение свежего ветра, который ворвался в его затуманенные мысли, разметая злой морок беспамятства. Ещё немного и он сможет открыть глаза. Вот уже появились первые лучики света - предвестники грядущего пробуждения. Острая боль пронзила голову, но он игнорировал её в предвкушении восстановления памяти.
Голоса вновь приблизились, становясь всё более разборчивыми и понятными. Что они там бормочут?
«Он просыпается, просыпается, просыпается». Почему они повторяют это? Кто просыпается? Необходимо срочно посмотреть. «Лариса Николаевна, он просыпается!» Неправильно! Какая же она Лариса Николаевна, если её зовут Света?
Какое-то насекомое ужалило его в шею, вызвав воспоминание о давнем походе на речку. Он собрался было поднять руку и прихлопнуть назойливого комара, но окружающий мир начал стремительно погружаться в сумрачную мглу.
Однако ещё несколько мгновений, титаническим напряжением воли, он удерживался от падения в тёмную бездну и пытался рассмотреть хоть что-то. Прямо перед ним появилось лицо человека, пристально вглядывающегося в него. Худощавое бледное лицо изрезанное морщинами. За стёклами очков – холодные внимательные глаза.
Лицо оказалось абсолютно незнакомо ему, но почему то внушало непонятный иррациональный страх.
Но вот и это видение превратилось в клубы тумана, разметаемые безжалостным ветром. Мягкие неудержимые волны подхватили бессильное тело и понесли в пучину безвременья.
 
 
 
 
                                                           18  
 
 
               Обнажённое человеческое тело лежало на операционном столе так неподвижно, слов это был труп. Однако специальные зажимы, плотно охватывающие руки и ноги, как бы намекали на ошибочность этого утверждения. На голове человека поблёскивал прозрачным пластиком странный шлем, весь состоящий из крохотных ячеек, напоминающих фасетки глаза насекомого. Ячейки медленно скользили по шлему, а следом перемещались ослепительные лазерные лучи, которые испускали излучатели, нависающие над столом.
Всё это весьма напоминало съёмки какого-то дешёвого ужастика, где роботы проводят эксперименты над пленными людьми. Но спецэффекты выглядели впечатляюще, особенно когда яркость лучей изменялась, а шлем точно наполнялся густым туманом, скрывающим голову человека. Потом всё возвращалось к прежнему.
С начала эксперимента прошло уже более трёх часов и мониторы показывали, что более девяносто пяти процентов информации успешно перенесено на нужные участки мозга. Поэтому Станиславский позволил себе немного расслабиться и выпить немного горького терпкого кофе из крохотной чашечки, некогда подаренной ему супругой. Как давно это было… Малов, позаботившись о своём больном желудке, ограничился минеральной водой.
На физиономии директора задержалось странное выражение, которое появилось там, после того, как Сергея Александровича последний раз вызвали за двери лаборатории. С того момента прошло уже больше десяти минут и до сих пор директор не проронил ни слова. Он только отхлёбывал прозрачную жидкость, страдальчески морщился, да поглядывал на стакан: сколько там ещё осталось. Влив в себя остаток, он тяжело вздохнул и присел рядом с доктором Станиславским. Тот покосился на него, обозначил улыбку уголками губ и поинтересовался:
- Ну и о чём ты хочешь мне рассказать? Точнее – пожаловаться.
Малов только покачала головой и на сморщенной физиономии несчастной обезьяны появилась жалкая улыбка.
- Прям-таки видишь меня насквозь. Всё, как обычно, - директор жадно посмотрел на чашку в руках собеседника, - Чёрт, как же кофе хочется…Боюсь только моему брюху это совсем не понравится. Директор мединститута страдает от язвы – сапожник без сапог, смешно. Ладно, слушай. Помнишь, я тебе рассказывал про дуру-блогершу, которая припёрлась в наш городишко? – Станиславский рассеянно кивнул, - Так вот, оказывается эта зараза ищет именно наш институт.
- Чего-то подобного давно следовало ожидать, - нисколько не удивившись, откликнулся Станиславский, - Есть хорошая поговорка: шила в мешке не утаишь. А тут – не шило, а настоящий лом. Кто-нибудь, рано или поздно всё равно пронюхал бы. И хорошо, что это – девица из этих ваших интернетов, а не ФСБ,
- Типун тебе! И хотелось бы, как можно позднее, - мрачно отмахнулся Малов, - Однако же, даже с этой овцой дело зашло слишком далеко. Мало того, что её носит по Лисичанску и она спрашивает о секретном институте, так ещё и умудрилась найти дорогу, которая ведёт к нам. Везучая, гадость!
- Ну и? Ждём гостей?
- С ума сошёл? – поморщился Малов, - Из-за этого меня и дёргают. Наружка засекла нарушение внешнего периметра и отреагировала. Расслабились засранцы, дальше некуда. Вызвали начальника отдела безопасности, потому как не знали, как поступить. Вот, до чего дело дошло! Однако же, что-то нужно предпринять, уж слишком настойчива эта тварь.
- Грехи спать не дают? – усмехнулся доктор, - Сходи к батюшке, пусть отмолит.
 – Тебе всё шуточки, - пробормотал директор и его правая щека заметно дёрнулась, - Попробуй только представить, что снами всеми станет, если наружу выплывет всё дерьмо, которым мы тут занимаемся.
- Тебя никак не устраивает комфортабельная однокомнатная квартирка с постоянным видом из окна? – Станиславский аккуратно поставил чашку на стол и провёл ладонями по лицу, - Представляешь, какую тебе сделают рекламу? Сможешь написать книгу, а по ней снимут настоящий хитовый фильм. Да что ты переживаешь, твои заокеанские кураторы моментально поднимут шум об узниках совести и жертвах тоталитарного режима – и года не просидишь.
- Не думаю, что до этого дойдёт дело, - Малов казался очень старым и предельно серьёзным, - Я хорошо знаю этих самых кураторов и мне известно, как они поступают в подобных случаях. Огласка – совсем не в их интересах. Поэтому, если хоть малая часть информации выскользнет наружу, то не то что от меня – от самого института и камня не останется.
- Думаю, тут постараются не только те, - Станиславский показал пальцем в пол, - но и эти, - он повёл рукой вокруг, - В общем, куда не кинь – всюду клин.
- Угу, ещё и этот Тарасов, - Малова передёрнуло, - Когда он проверял документацию, то задавал очень нехорошие вопросы. Как будто раньше был не в курсе наших дел, мудак сраный! А когда проверял службу безопасности, так его просто коробило. Ну, тут то я с ним согласен: распустились сволочи!
- Так это же – старая закалка, - подтвердил доктор, - Я с ним знаком ещё по проекту: «Снежный Лев» и жалею, что тогда не прислушались к рекомендациям генерала. Глядишь, всё бы вышло по другому. Для него безопасность, это - глухой бункер, колючка и вышки сверху.
- Ну и как бы он поступил с нашей пронырой?
- Серёжа, ну ты же не мальчик и не мне тебе объяснять, что она не должна покидать Лисичанск. Как будто вы до этого поступали иначе. Как только она покинет пределы города, пусть попадёт в автокатастрофу или станет жертвой бандитского нападения. Только пусть это произойдёт, как можно дальше от нас.
- Ага, а если она плотно засядет в своей гостиничной норе?
Станиславский внимательно посмотрел на старого товарища и тяжело вздохнул:
- Чисто теоретически, ибо я не могу давать тебе рекомендаций незаконного характера, я бы посоветовал послать несколько решительных парней. Ну таких, которые сумеют уговорить слабую девушку проследовать за город, где с ней и произойдёт несчастный случай.
- Эти решительные парни, - Малов потёр подбородок и покачал головой, - Я же говорю: распустили дальше некуда. Они думают, что институт существует для оправдания их безнаказанности, а их руководитель – вообще, отдельная песня.
Малов совсем загрустил, почёсывая чахлую бородку. Станиславский смотрел на него и вспоминал разговор, который состоялся у него с Тарасовым перед отъездом генерала. Тот действительно оказался крайне недоволен и даже взбешён. По мнению офицера всё происходящее в