Я стою в полной темноте. Я уже не оборачиваюсь назад, я знаю, что нигде нет ни малейшего просвета, ни полутеней. Черным маревом окружает меня сплошная тьма. Я делаю шаг и замираю от колючего липкого страха, сползающего, как пот, по спине.
Темнота мне кажется такой же густой, как чернила. Еще мне кажется, что эта необычная темнота может сползать по лицу тягучей струйкой. Мне не хочется двигаться.
Надо протянуть руку вперед! Хорошая мысль и я пытаюсь прощупать пространство впереди, но ничего не обнаруживаю.
Только темень смыкается черной шторой перед уставшим взглядом, только густота темени протекает сквозь пальцы… Все-таки я двигаю пальцами перед самыми глазами, несколько раз быстро взмахиваю ладонью… Нет, совершенно ничего не вижу.
Абсолютная тьма. Ни малейшего проблеска света. Кажется, тьма имеет вес и давит, давит на открытые глаза.
Я потеряла чувство времени. Сколько часов я нахожусь здесь? Или, может быть, не часов, а дней? И где находится это место «здесь»? Мои ноги опираются на что-то мягкое, ощущение такое, что я стою на воздушной подушке… но нет никакой уверенности, что не поскользнешься, не упадешь, не слетишь по наклонной плоскости… куда? Под ногами нет ни травы, ни песка, ни камешков, ни асфальта, ничего, что я привыкла ощущать на земле.
Кажется, я теряю память. Надо вспомнить самое главное!
А что сейчас самое главное? Надо сосредоточиться и тогда можно будет понять… кто я. Кто я?
- Кто я? Кто я? - вибрирует темнота, странным эхом кричит мне прямо в сердце. И я опять испуганно замираю.
Но я знаю, знаю, кто я. Я Вера Николаевна Соколова.
- Вера, - говорит моя одноклассница Наташка.- Вера, я тебя так люблю, милая моя подружка! - и я смеюсь в ответ звонким переливчатым смехом.
- Вера, Верочка! - снова я слышу Наташкин голос, но сейчас он полон слез. Почему?
И я вижу ее, свою единственную подругу. Она сидит за своим большим письменным столом над раскрытой книгой. Этот стол я помню с первого класса, когда Наташка не доставала до него со стула и ей подкладывали два толстых словаря. Книга, которую сейчас читает Наташка, очень смахивает на такой словарик.
Наташка вся углубилась в книгу, страстно впитывает в себя ее содержимое. Одной рукой она подпирает щеку, второй перелистывает страницы. Ее губы слегка шевелятся, повторяют шепотом слова.
Странно, никогда раньше я не замечала подобного пристрастия к чтению у моей ветряной Наташки! Вдруг она закрывает свою большую книгу и я с удивлением читаю золоченные буквы: «Библия».
Видение медленно меркнет и сливается с этой невыносимой чернотой. Ох, как трудно быть законсервированным в этом черном желе!
Я больше не вижу Наташку, но ее голос достигает меня:
- Вера! Почему ты не хочешь простить Степку?-
Простить Степку! Простить Степку!
Я не помню Степку… Я закрываю глаза и больше не слышу Наташкин голос и не вижу черной темноты. Я как будто шагнула внутрь себя. Я очень хочу знать, кто такой Степка. Да, да, я очень хочу вспомнить, почему и за что надо его простить!
И снова происходит изменение окружающего, я вижу молодого парня. Он сидит в углу большого дивана, устало сложив свои большие руки на груди. Глаза его полузакрыты и светлые волосы спадают на лоб. К нему подходит пожилая женщина в мягком халате, осторожно гладит его по руке. Встречает его взгляд и тихо просит:
- Покушаешь, Степушка? - парень не соглашается и отрицательно качает головой.
- Немного, ну хотя бы немного… Прошу тебя, Степка! -
- Не могу, мама.
Так это он - Степка? Что же я должна ему простить? Я совсем ничего не помню.
Темнота. Абсолютная тьма. Откуда я знаю, что мне надо идти? Но я медленно делаю шаг за шагом, как будто плыву в плотности черной нефти. Мне это так не нравится, что я начинаю считать шаги. Сколько я смогу выдержать этот черный вакуум, это черное одиночество?
Один, два… Ведь эта пожилая женщина - мать Степки! Три, четыре… Я вижу ее лицо, оно такое ласковое и спокойное. Я останавливаюсь, замираю. Кажется, я могу так стоять вечно.
Я смотрю в лицо Степкиной мамы, оно мне нравится, мне нравится слышать ее ласковый голос:
- Вера, как я рада за вас! Вы чудесная пара, оба высокие, стройные… Я всегда мечтала о такой невесте для Степки, как ты - и она обнимает меня за плечи, гладит мои волосы.
Как, я - невеста? Не может быть! Я так давно в этой густой темноте, я.. не помню… кто я.. Кто я?
Я Вера Николаевна Сокол…
Я невеста Степки!
Надо идти. Может быть, потом, когда-нибудь, через множество трудных шагов я выйду из этой темноты!
Шесть, семь… Я помню, помню!
Я так люблю Степку! Я люблю его светлые волосы, спадающие на лоб и струящиеся по плечам, я люблю его крепкие руки, которые так бережно сжимают мои плечи, я люблю его теплые властные губы, которые целуют меня в тугую щеку, в ямочку на шее…
И еще я сержусь не Степку! Что?
Восемь, девять… Темнота чернеет непроглядным полотном.
Но назад я не оглянусь. Я знаю, что нельзя оглядываться назад.
Я хочу вернуть свою память. Я - Вера Николаевна Сок…
- Вера, - говорит Степка,- почему ты такая строгая? Разве нельзя немного, ну совсем немного, пошутить с другими девчонками? Ведь мы можем наскучить друг другу раньше времени! -
- Нет, нет! - Я зажимаю ладонями уши, - даже шутки не принимаю на эту тему! - Я непреклонна, непреклонна.
С другими? С другими… и точно вспышка огня освещает еще одну картину.
Я иду по лестнице, поднимаюсь на второй этаж. Легкая юбка обвивается вокруг ног, скрывая колени. Небольшие каблучки белых босоножек дробно выстукивают веселый ритм.
Я, как на крыльях, взлетаю еще на один пролет вверх. Я спешу к своей любимой подруге Наташке.
Я скажу моей Наташке: Ура!!! У меня будет свадьба! Я и Степка решили жить вместе, потому что с нашей любовью мы не можем больше быть врозь!
Я скажу моей Наташке: Я счастлива. Милая моя подружка, у меня выросли крылья!
И я открываю незапертую дверь коммунальной квартиры, пробегаю по длинному общему коридору и распахиваю дверь в комнату Наташки.
Наташка сидит на тахте в лифчике и трусиках… Жарко… А сзади нее, у стены… лежит Степка. Он обнажен и только бедра прикрыты углом белой простыни. Свесившись, левой рукой Степка ищет сигареты, но пачка закатилась под диван…
Я стою на пороге, у открытой двери, и не могу сделать ни шага.
Я так несчастна, так несчастна! Один миг - и у меня больше нет любви.
Я вижу растерянное лицо подруги, ее округлившиеся глаза, вздрагивающие от испуга губы… Я вижу, как Степка. нащупав наконец пачку сигарет, довольно улыбается и вдруг останавливает взгляд на моем лице. Его улыбка, как слизняк, спадает с довольных, уверенных губ.
Я больше не могу созерцать эту картину! Прочь, прочь! Я бегу.
Но обратный путь так труден. Ноги спотыкаются, каблучки подламываются, юбка запутывает ноги, сердце колотится так сильно, будто бы хочет выпрыгнуть из груди…
Десять… Я шагнула в темноту. Это лучше, чем видеть тех, двоих. Одиннадцать… я плачу, слезы скатываются в уголки губ.
- Я не хочу! Я не хочу1
Что это? Это же я кричу.
Я кричу? Зачем? Здесь никого нет. Целую вечность я иду по черному пространству, словно плыву в непроницаемой мазуте. Чернота кругом, в моих глазах, в моем сердце… чернота так горька, что я снова плачу.
Так вот за что надо простить Степку! Он предал наш союз, нашу любовь, нашу жизнь. И теперь я одна бреду в этой непроглядной тьме.
- Ты не одна. - Что это? Без перекатного эха… Прямо в сердце…
Я плачу. Мои слезы горьки. Они скатываются по щекам, как живые существа. Я всхлипываю, я уже рыдаю. Мне больно.
Моя потеря так велика, она охватывает всю мою внутренность, все мое сердце, весь мир, весь свет…
Свет!? Здесь нет света! Так темно, так темно. Моя потеря все разрушила, все погубила.
Одиннадцать, двенадцать…Как же случилось, что я потеряла свет?
Я вижу девушку, она бежит по улице. Легкая юбка обвивается вокруг ее ног. Каблучки выстукивают строгий ритм. Девушка вбегает в небольшой дворик и по кирпичной дорожке торопится на веранду. Вот она уже вошла в дом. Там никого нет. Она открывает шкафчик с красным крестом на дверке и, взяв в руки небольшой флакончик, долго смотрит на него. Потом она откручивает крышку и высыпает на ладонь множество мелких таблеток.
- Не хочу! Не хочу!- думает девушка, запивая все таблетки водой.
- Не смогу, не смогу жить рядом с ними! - думает она и, плача, медленно сползает по стене на пол. Сколько долгих минут сидит она у стены, согнувшись от горя, истекая слезами? Время мучительно сжималось в тугую пружину, чтобы потом, распрямившись, вырваться криком: Мама! Мамочка! Как мне больно, как больно!
- Не умирай! Не надо, не умирай! - кричит Вера и вдруг с ужасом узнает в девушке себя.
Теперь я все знаю. Наконец, я поняла, что случилось.
Мне одиноко и больно. Больно и одиноко. Я одна.
- Ты не одна,- снова слышит Вера.
- Ты кто? -
- Мое имя - Никет Гиил.
- Непонятное, незнакомое имя… Откуда ты, Никет…-
- Зови меня коротко - Ник. Я пришел к тебе. Чтобы быть рядом. Когда ты ушла с Земли, ты попала в долину смертной тени. Здесь нельзя оставаться одной. Теперь мы пойдем вместе.-
- И ты пришел ради меня?-
- Да. -
- Откуда же ты пришел?-
- Издалека. Прости, на Земле нет таких слов, я не могу тебе объяснить. Но нам надо двигаться.-
- Я иду, но очень медленно. Мне страшно и я считаю шаги.-
- Ты смелая. Но подожди, не ступай одна, иначе мы потеряем друг друга. Дай мне руку. Теперь мы пойдем вместе.-
- Спасибо. Как хорошо, что ты пришел ко мне на помощь! На душе стало легче.-
- Ты знаешь, почему ты здесь?-
- В непроглядной темноте? Нет, не знаю…-
- Не знаешь?-
- О, знаю, знаю!-
- Да, я слышу, ты поняла.--
- Здесь болит.-
-Это сердце. Нельзя самовольно обрывать жизнь.-
- Ты, наверное, многое знаешь, Ник. Что мне делать?-
- Я буду рядом, чтобы помочь в трудную минуту. Но все важные решения ты должна принимать сама.-
- Да, я сама, сама! Но я почему-то вижу лицо Наташки, она плачет.-
- Она давно плачет. По земным меркам прошло уже два месяца. Она плачет о тебе. Она так сильно огорчается, что может заболеть.-
- А Степка?-
- Он помнит о тебе. Но тебя нет, а Наташа рядом, он жалеет ее.
- Жалеет?-
- Да, всего лишь жалеет, потому что любил тебя. Еще раз так любить он уже не сможет.-
- Я как будто привязана к ним…-
- Да, так и есть. Ты не простила их и мысли твои не могут уйти в другое русло.-
- Я хочу простить их. Да, да, я - Вера
Ряд обзоров на моей страничке. Если понравятся, пишите!
С уважением
Александр