Глава 10
(820 г. от Р.Х.)
Постоянная сырость от густых утренних и ночных туманов и мелко моросящего днём заунывного дождика не спасали даже в замке. Его холодные и влажные каменные стены не способны были сдержать тепло, и поэтому в комнатах было всегда прохладно. Ковры и шкуры зверей, развешенные на стенах, были тоже всегда влажны, и из-за этого в комнате постоянно присутствовал плесневелый запах. Даже постоянно горящий камин не мог полностью прогреть комнату и удалить эту сырость.
Простывший король Уэссекса[1] Эгберт[2] грел ноги в горячей воде в широкой металлической лохани и зябко кутался в оленью шкуру. Вода в лохани быстро остывала, и рабу короля приходилось часто ковшиком доливать в неё кипяток из котла, стоящего на огне в камине.
Его духовник капеллан Эалстан рассказывал ему последние новости, изложенные в письме, полученного из монастыря близ Суассона[3]:
- Брат Хильдеберт пишет, что у ромеев неспокойно. Вся восточная часть империи охвачена мятежом[4]. Бунтари требуют отменить запрет молиться на иконы, наложенный императором Львом V Армянином, и восстановить иконопочитание.
- Не понимаю: как чернь могла взбунтоваться против Богом установленных законов? Что, император так слаб, что не может покарать восставших против власти?
- Их предводитель объявил себя чудом спасшимся Константином VI, и его поддержали власти в провинциях. Поэтому все налоги оттуда стали поступать к нему. Ещё его поддержал весь флот, и с его помощью он захватил Мраморное море и Босфор. Ему помогают даже сарацины…
- Ай! – Вскричал Эгберт и голой пяткой ударил прямо в лицо своего раба. Зачарованный рассказом капеллана раб слишком близко к ногам короля плеснул из ковша кипяток в лохань. – Смотри куда льёшь!
- Император франков, - продолжил как ни в чём не бывало капеллан, - Людовик оставил свою власть сыновьям, а сам решил постричься в монахи. Он, направившийся из Ахена в монастырь в Вероне, так там и не появился. Где он – никто не знает. А на границах империи неспокойно, и сын Людовика Пипин не совсем почитает своего старшего брата Лотаря.
Раб, вытерев кровь из носа и испуганно поглядывая снизу вверх на короля, опять осторожно начал подливать кипяток.
- Да-а! – Протянул король. – Карл Великий так бы никогда не поступил. Оставить государство без присмотра – это было не в его правилах. Я знаю, что говорю. Свою молодость я провёл при его дворе, и сам наблюдал, как Карл не выпускал власть из своих рук, пока был в силе. Это уже потом он сделал Людовика соправителем, но и тогда старался быть в курсе самых важных дел.
- Кстати, о важном… В соседнем королевстве Сассексе буквально перед зимой объявились «северные люди» - норманны. Они приплыли на множестве кораблей, разграбили окрестности, разорили множество церквей. Король Сассекса два раза посылал на них своё войско и каждый раз оказывался бит. В добротных доспехах, неистовые и яростные в сражении они погубили множество воинов, хотя и было их гораздо меньше. Но вот что странно: ведь и раньше приходилось с ними сталкиваться, но что-то в них было не так. Вроде бы и корабли такие же, но облик другой: доспехи, одежда, говор. Обычно норманны одеты в длинные шерстяные рубашки да такие же накидки, а эти – в белой и цветной льняной одежде. Некоторые были даже в парче. И у каждого второго из них плащи с красной подкладкой, чтобы не так была заметна кровь. С началом весны они уплыли, и теперь соседнее королевство лежит в разрухе. Не иначе, как их прислал сам Сатана.
- Ты самую приятную новость для меня оставил на конец? – Оживился Эгберт. - Кем бы они не были: хоть присланные Сатаной или это восстал из небытия сам Бич Божий[5]! Скажу одно: Господь помогает мне. Бриттов мы укротили, и они теперь наши данники. Теперь настал черёд Сассекса[6]. Я не король Артур[7] и перед битвой не буду носить на своих плечах три дня и три ночи крест Господа нашего Иисуса Христа, а завтра же, нет, сегодня же направлю пятьсот своих воинов и присоединю эти земли к своему королевству.
* * *
Вот уже который месяц Бернар позволял себе просыпаться чуть позже, зная, что император предпочитал проводить утреннюю молитву в капелле вместе с Юдифью, но это утро удивило его: в замке было не протолкнуться. Бернар уже привык, что местные вельможи, прознав о присутствии императора в замке графа Баварского, прибывали даже из дальних мест оказать своё почтение в надежде на его милость, но столько народу ещё не было никогда. Он с удивлением протискивался мимо незнакомых людей, пока в этой сутолоке не столкнулся с хозяином замка. Граф Баварский казался очень удручённым.
- Граф, - остановил его камергер императора, - отчего сегодня такое столпотворение?
- Император согласился рассмотреть многочисленные тяжбы между подданными, и для этого он просил меня вызвать пфальцграфа, который будет осуществлять правосудие, и архикапеллана. И вот утром они прибыли со своими свитами, а за ним начали появляться и жаждущие судебного решения, надеясь на справедливость нашего императора. Как об этом все узнали – я понять не могу.
- К императору прибыл архикапеллан – его духовник?! – Удивился Бернар. – На кого же он оставил главную святыню правителей франкского государства – плащ святого Мартина Тульского?
- Не только он. Вместе с ним ещё появился сам канцлер.
У Бернара округлились глаза, и захолонуло сердце: для составления какого срочного указа возникла необходимость вызова императором канцлера? И духовника?.. Неужели Людовик всё-таки решил отречься от власти и удалиться в монастырь, и все его – Бернара потуги противиться этому были напрасны? И почему все эти вызовы не были ему известны? Или он в чём-то опрометчиво поступил, что император стал его игнорировать и не сообщать о своих помыслах?
- И где мне всех теперь разместить?! Да к тому же в моих подвалах кончаются запасы вина. – Страдальчески вздохнул граф Баварский.
Бернар ничем не выдал своего волнения и продолжил разговор в попытке выведать ещё что-либо:
- Не думаю, что именно это может вас так огорчить. Я смогу чем-либо посодействовать в устранении Ваших неприятностей?
- Вы правы – гложет меня не это. Но, думаю, вряд ли кто мне в этом поможет. Только Вам я могу доверить свои опасения, так как Вы наиболее близки к императору. Уже давно я узнал, что моя дочь довольно близка с Людовиком. Но это contra bonos mores[8]. Я опасаюсь за её репутацию. Скоро Пасха и сейчас идёт пост, но император, кажется, забыл об этом и продолжает проводить время в её обществе. А ведь это большой грех!
- Не будьте ханжой, граф! Casta est quam nemo rogavit[9]. А это император! Кто может плохо отозваться об этом и осудить его за это? Это может означать только одно – оскорбление императора. А за оскорбление императора конец один – смерть на плахе. А этот грех Людовик отмолит – не зря его зовут Благочестивым! И помогут ему в этом его архикапеллан и все остальные.
- Дай Бог, дай Бог… - Вздохнул Вельф и покинул Бернара.
Встревоженный полученной вестью маркиз Септиманский направился к императору и застал его в обществе канцлера, архикапеллана и Юдифи. Людовик сидел за столом напротив своего духовника и подписывал какой-то документ, переданный ему почтительно склонившимся канцлером. Сзади стула императора стояла Юдифь, окинувшая вначале Бернара равнодушным взглядом, а затем воззрилась на него с какой-то снисходительностью.
- Ты где пропадаешь, Бернар? – Негромко спросил Людовик, продолжая изучать следующий документ, переданный ему канцлером. – Твоими обязанностями начинают заниматься другие люди.
После этих слов императора у Юдифи дрогнули губы, но она сдержала улыбку.
- Ваше величество, там собрались просители, ждущие Вашего правосудия. – Бернар не спеша приблизился к императору и попытался заглянуть в документ в руках Людовика, но Людовик уже ставил на нём свою размашистую подпись и передал его канцлеру.
- Что ж, я думаю, что пфальцграф уже вник в суть жалоб ожидающих нашего решения, - император встал из-за стола, - и поэтому, не будем злоупотреблять их ожиданием.
Во дворе замка на небольшом помосте, окружённом со всех сторон жалобщиками, было установлено большое кресло, в котором развалился Людовик, и четыре стула. Справа от императора сели архикапеллан и канцлер, а слева, на правах хозяев, - Вельф и Юдифь, причём Юдифь села рядом с Людовиком. Она оглянулась и, поймав взгляд Бернара, горделиво вскинула подбородок. Впереди помоста за массивным столом разместился пфальцграф, который иcподлобья оглядывал окружающих, в том числе и ждущих его решения.
- Начинайте! – Кивнул головой император.
Из группы людей, суетящихся около пфальцграва, вышел сутулый человек в накидке, похожей на балахон монаха и гнусавым голосом начал вещать:
- Рассматривается обвинение барона Безансона против барона Майнца и барона Майнца против барона Безансона. Суть дела: на землях барона Майнца был убит священник и барон утверждает, что это сделал барон Безансон, который проезжал в это время со своими воинами. В ответ барон Безансон обвиняет барона Майнца в клевете и заявляет, что это сделал сам барон.
Пфальцграф, изобразив на лице гримасу, как будто только что съел что-то кислое, и пренебрежительным тоном процедил:
- Суть дела понятна. Убийство священника – это святотатство, это недопустимо. Барон Майнц должен был поддерживать порядок на своих землях и не допускать того, чтобы добропорядочные христиане жили в опасности. За отсутствие порядка на землях барона Майнца с него взыскивается сто пятьдесят золотых монет[10] или пятьдесят коров[11]. Доказательств вины каждого не предъявлено, а поэтому только Всевышний знает виновного. И для его выявления прибегнем к Божьему суду. Барон Безансон должен опустить руку в кипяток, и если его рука через четыре дня не начнёт заживать, то виновный – барон Безансон. Барона Майнца ждёт испытание холодной водой. Вода – стихия чистая. В ней осуществляется крещение, и она покажет неправого. Барона со связанными ногами и руками поместить в чан с водой. Если вода его не примет, то барон не виновен, а если он погрузится на дно, то виновен. Огласите следующую жалобу!
Но череду принятия судебных решений прервало прибытие десятка всадников, которые на взмыленных лошадях ворвались в ворота замка. Бернар с удивлением вскинул брови: в одном из всадников он узнал самого маршала, и его прибытие не сулило ничего хорошего. Маршал слез с коня и, подойдя к императору, преклонил перед ним колено. Бернар удивился ещё больше: видно случилось что-то необыкновенное.
- Государь! – Суровым голосом произнёс маршал. – Ваш сын Лотарь послал меня с этой вестью.
Император поднял вверх руку, прерывая маршала:
- Об этом ты мне расскажешь в замке. Суд на время прерывается.
В одной из комнат замка Людовик остановился. Его придворные оттеснили Бернара к самой стене, и оказался рядом с графом Матфридом Орлеанским и графом Ламбертом Нантским.
- Так что такое важное хочет сообщить мне мой сын, что удосужился вместо обычного гонца послать самого маршала? – Император сурово смотрел на посланца.
- Государь, как только прошла зима, и реки наполнились водой, по ним с моря приплыли на своих кораблях норманны. Они глубоко проникли во Фландрию и подвергли её
