её необласканные дети: далеко от неё ушли и чуть не потерялись. Где-то долго блуждали. И вот в её лоно вернулись. Естественно, что тут чувства выше их разума. Но всё в гармонии с природой, никакой там грани или черты.
- Что тут думать, прыгать надо? - опять шутит Гришка. По-другому ему уже никак нельзя поступить: сам допрыгался. Разделся – и прыг в воду!
А там они, как дети, резвились под солнцем, только брызги летят во все стороны. И эхо разносит их голоса далеко вниз по реке. Вторит там, да дразнится всеми голосами. И ему стало весело: скажи так, да скажи так!
Потом они долго лежали на песке. Грелись под солнцем, ни о чем не думая. Редко такие счастливые минуты у людей бывают. Наконец Софья прервала это забвение души.
- У тебя, Распутин, глаза, как небо, синие. В них тоже можно купаться, – она впервые назвала его по фамилии. – И волны там плещутся, когда ты смеёшься. Словно зовёшь туда.
А это уже о многом говорило. Нет грани в их отношениях, она совсем исчезла.
- Пусть твоя душа купается, её не прогонишь.
Наигрались они и вспомнили, что они уже взрослые люди. Сразу о делах подумали. Это был только миг в их жизни и вряд ли он померкнет с годами. Так в жизни бывает.
- Как мы поплывём на лодке обратно, ведь это невозможно? – заметно тревожится рыбачка Соня. – Я как подумаю об этом, то у меня мороз по коже гуляет. Мне кажется, что второй раз проделать такой путь я не смогу. Но я не отказываюсь, Гриша! Ты даже не думай так, я за тобой, как ниточка за иголочкой. Просто я так думаю!
- Садись, Софья, в лодку, и сама ты посмотришь на уникальность этого места. И ничего мне не говори, – Распутину весело. Он сейчас маг и волшебник, всё в одном лице. А показать тут есть чего.
- Не вылезая с лодки, мы к нашему табору приплывём, только с другой стороны. Заодно и сетки проверим, только с обратной стороны это делать будем.
Переплыли рыбаки на другую сторону старицы, здесь уже новое русло реки. И вдоль берега стали подниматься до заливчика. Там нет течения, если вдоль берега идти. Всего сто метров пути. Вход в залив узок, среди нависших ивняков, как тоннель, тянется. Немного тёмного лабиринта, и уже залив расширяется. А за поворотом уже вся красота первозданного залива открывается рыбакам. Тут заливные места. Так что зелени здесь в изобилии, как в тропиках. Только любуйся ими.
- Вот и наша последняя сетка, она сейчас первой будет. А та большая рёлка, что впереди видится, это и есть наш табор, там все наши вещи лежат.
Ты узнаёшь эти места, Соня? Только все смотрится, как в зеркале сейчас – перевёрнуто!
- Ничего не понимаю, Григорий! И вообще, как всё это возможно? – у рыбачки столько удивления на лице, что только этим все сказано. - Сразу во всём сплетении увиденного чуда не разберёшься, тут время нужно.
А вот и первый карась попался в сетку, прямо возле берега зацепился. Весь золотом сияет красавец и хочет уже улизнуть от Распутина. Но тот тоже шустрый парнишка, успел его вовремя перехватить. И пошла у них работа, только успевают они выпутывать карасей. А вот и щука сетку на себя тянет. Удар у неё, что молния, быстрый. Аж, Софья вскрикнула от неожиданности, не ожидала от той такой прыти. Но сетка выдержала удар.
- Не уйдёт никуда! – успокаивает её Распутин. - Это уже наша добыча. А там, похоже, что сазан попался. У того дури больше будет, его так просто в руки не возьмёшь.
Щуку взял за голову, и она вся коматозная становится. Это самое уязвимое у неё место.
Зато сазан широк, что лопата, и силён, как боров. С ним такие номера, как с щукой, не проходят, его лучше сачком брать. Подвел под него, и уже наверняка он там будет.
«Боров» не хочет в руки даваться, а порвать тонкую карасиную сетку сазану ничего не стоит. Вроде повернулся он в сети, без всяких усилий, и та уже, как гнилая, сама по швам расползается. Такая у него сила дурная. Даже сам, если захочешь порвать её, не сможешь это сделать.
Старается Распутин накинуть на рыбину побольше сетки. И только потом начинает извлекать сазана из воды. Вода в том месте неистово забурлила, и «кокон» из сетки и тины с сазаном внутри уже в лодке. Довольный Распутин выпутывает добычу, а Софья вёслами придерживает лодку на месте. Она молодец, и Распутин говорит ей об этом.
Пристали они к табору, и только тогда рыбачка узнала его. И сразу всё в её голове на место встало. Перевернулось всё там, как в кино, и фокус закончился. Но это только пока!
- Там старица, мы плыли по ней, - показывает ей Распутин своей рукой. - Там мы описали на лодке небольшую петлю и снова в этот залив приплыли. Вот и весь наш сегодняшний боевой поход. Хотя завтра фокус будет продолжаться. Поплывём по другой протоке и приплывём на то место, откуда начали свой поход. Это ещё больший круг.
Устроили рыбаки рыбу в садок, а её там чуть не два ведра будет. Сазана на кукан посадили: толстый шнур продели через жабры. Привязали верёвку к колу – и в воду сазана: плавай так рыбка, вот тебе и кукан. Давно ещё гольды это придумали, потом по наследству русским рыбакам передали. При царе всё это было. А до него разве жизнь прекращалась? Трудно здесь что-то переделать на благо истории, настолько всё древнее. Лучше ничего не касаться.
Затем развели небольшой костёрчик, вскипятили котелок чаю. И сели рыбаки перекусить. А потом после еды прилегли на своих лёжках отдохнуть. Время у них есть, потому что самая рыбалка только ночью начинается. А пока суть да право, разговорились.
- Травы тут много, вокруг нашей рёлки её целое море. Хотя она сейчас и не шибко горит, но всё равно опасаться нам надо. Собственно тут протоки - вода вокруг. Но лучше следить за костром, это для порядка. От огня всё живое погибает, и птички, и зверушки, это мелочь. Даже крупные звери и люди.
Вот тут Распутин и разговорился, точно его прорвало: «звери и люди», есть и «зверолюди»:
- Я как-то ставил сетки по Ину, отсюда далеко это было. Стал назад к дороге возвращаться, а навстречу мне пал идёт. Едкий дым всю округу застилает. Сначала решил я прорваться через огонь. Но у меня уже были такие ситуации, когда моя жизнь на волоске висела. Только кажется, что огонь, неуклюжий обжора, как змей, ползёт по земле, но это не так, он и по ветру хорошо летает, такими семимильными шагами скачет, что только диву даёшься, откуда у него прыти столько. И у зверя столько силы не будет.
И решил я обойти этот огонь стороной. Между речкой и огнём, против ветра проскочить до зимника. Есть там такая зимняя дорога. И уже по ней выходить до трассы, как бы огню зайти в тыл. Так можно было сразу двух зайцев убить. Раз огонь шёл оттуда, то там уже гореть нечему. И по зимнику легче идти к дороге, чем по целине да болоту от огня скакать. Вдруг там ногу подвернёшь, или ещё что случится.
- Разминулся я с огнём в разные стороны. Он в свою сторону ползёт по ветру, а я уже у него за спиной, по зимнику иду к трассе. Всё у нас без обиды получилось: кто не успел, тот опоздал. Я успел там проскочить, где задумал.
Тороплюсь я по зимнику к трассе, меня там машина ждёт. А тут вижу, прямо на вездеходной дороге три человека лежат. Возле них совсем недавно горел небольшой костерчик, что-то там в банке они на закуску себе подогревали. Вокруг костра валяются пустые «фунфырики», уже ими дочиста выпитые. Но есть ещё и целые в рюкзаке. Всё там открыто лежит. Как они пили, бродяги, иначе их трудно назвать. Заросшие, грязные, чуть не по пояс мокрые, в летних кроссовках, а ужё на реке забереги были. То есть река льдом покрывалась. Так они и отключились, где попало лежат. Отсюда от них и пошёл весь пал. За такие дела рыбаки по роже бьют своих сотоварищей. Но с этих друзей нечего взять. Ни один из них не поднимается, как ни тормошил я их.
Еще вижу, что хуже всего им будет, если огонь развернётся, тот, что по другую сторону зимника горел. Этот их точно достанет, погорят они. Жалко мне мужиков. Знал я, что землянка у них на речке была. Но я туда к ним никогда не заходил. У меня всегда свои дела были. И вообще, ни с кем в тайге я встречаться не хотел, потому что по жизни я одиночка.
Хорошего товарища трудно найти, а плохих друзей мне самому не надо. Поэтому всегда стороной ту землянку обходил. А вот пьяные их вопли я часто слышал. Жили они там всегда: и зимой, и летом. Нажрутся своего пойла и орут там, как потерпевшие кораблекрушение. Такие люди спокойно залезут в твои сетки и рыбу всю снимут. И зайцев с петель поснимают: нет у них уже совести. Им что, рыбу продал – и снова гуляют. Свободные люди.
Стал я их за ноги перетаскивать на вездеходную дорогу и между колеи укладывать. Тут если они шевелиться не будут, то огонь их никак не достанет, это точно. Другого выхода у меня не было, я и сам уже опаздывал к машине. Жалко мне было самого младшего из них, тому было лет семнадцать не более. А тоже пьян был в стельку.
Вряд ли они сами кого-то спасали бы от пожара. Эти ещё не звери, но уже и не люди, такие живут по другим законам: попался, так и отвечай сам. Взяли бы они что лишнее у тебя, да что плохо лежит. Особенно в радость спиртное, и ушли бы по своим делам. Им, главное, самим нажраться и жить не тужить. Но это образно сказано. Не понимают они, что сами окажутся рано или поздно в таком же безысходном положении.
Уже по ходу я перебрался через речушку: в своих болотных сапогах кое-как это сделал. А они здесь по воде шли в своих кроссовках. И жалко мне стало их, что они на вездеходной дороге остались. Как будто я в чем-то виноват перед ними. И всё же ничего большего для них я сделать не мог. Ещё неизвестно, как бы они повели себя, если бы хоть чуть-чуть соображали. Наверно, у нас было бы намного больше проблем.
Я как-то встречался с двумя такими свободными рыбаками. Сидели мы тогда у костра зимой на рыбалке, пили чай и разговаривали. Тогда для жизни были тяжёлые годы. Молодой парень знал меня и молчал всё время, в разговор не вмешивался. Я его на рынке из одного нехорошего дела вытащил. Поэтому и не хотел он в пустые дебаты встревать. Знал хорошо, что лично ему у меня было, что сказать. Другой же мужичок разговорился.
- Я теперь свободный человек! Ельцин нам свободу дал, и я теперь работать никогда не буду. Раньше за это дело судили людей. В крайнем случае, могли в ЛТП отправить. А сейчас порядок навели в нашей стране, давно бы так сделали, заросшее лицо рыбака озлобленно, глаза, как у крысы, светятся. Нехорошие искорки там сабантуй в его душе устроили.
- Ну, как же ты свободен? – возмущаюсь я. - А если ты заболеешь, кто тебя лечить будет? Денег у тебя нет на лечение, а без денег ты никто. Любой тебя, как червяка, раздавит. Зачем тебе такая свобода?
- Ты, наверно, коммунист, не буду я с тобой разговаривать, – допил он свой чай и ушёл к своим лункам рыбачить, на меня надутый, как мышь на крупу.
За что? За то, что правду сказал!
- Не встречал я его больше ни разу. Может уже и в живых его нет. Среди таких свободных людей большой мор идёт: уже по известным нам причинам они умирают.
И про тех троих я потом от товарищей узнал, что погорели они уже на своей землянке. На вездеходной дороге живыми остались. Так всё равно смерть их в другом месте достала. И там они пьяные пожар устроили. А тот шутить не любит, он здесь властелин.
Софья слушала Распутина молча, не перебивая. И по окончании рассказа всё равно не разговаривала. Видно было, что тот произвёл на неё огромное впечатление.
- Страшно-то
