Спиною к будущему

тебя? Куда? Если... оживаю только рядом с тобой?
Не громогласное тому слово - любовь. Или ... зависимость.
Просто... просто, ты мне нужен, нужен как воздух. Нужен... был, пока не проявил свою слабость. И гнусность. Я бы просто съездила в Питер, как мы с батей когда-то мечтали, проветрила мозги, и вернулась, но нет - мой хозяин решил иначе. Вот только я - ничья. Давно ничья, и никому не могу принадлежать. И дело не в гордости или чести. Дело в том... как ты верно подметил, что... мертвая. В том доме погибла и я, а то... что тело осталось жить - глупая ошибка судьбы. Пустая... надежда.
Ты думаешь, заарканив меня, посадив в клетку, - проявил силу? Это - трусость и слабость. Ты был сильным, ты был примером для меня, ИДОЛОМ моим, а потом всё рухнуло: ... ты испугался, причем не чего-то невероятного, что можно было бы принять, понять, а элементарного моего права… выбора, - болезненно рассмеялась. - Ты испугался лишиться давно уже сломанной, потрепанной игрушки, вредной привычки. Испугался одиночества. Но мы и так все... в сути своей одиноки, даже если просыпаемся в кровати с кем-то другим...
Ты - слабак. А значит, я не могу больше восхищаться и дорожить тобой. Ты меня потерял… из-за своей… смешной,
ребяческой трусости.
 
Внезапно дрогнул, невольно меня спугнув. Молча, ни роняя ни звука, достал из кармана пакет и протянул мне. Сквозь быстро образовавшиеся капли дождя на целлофане сложно различить буквы. Хмурюсь, пытаясь разгадать представленное. Бросает на колени.
Невольно поддаюсь интересу, раскрываю и быстро перебираю пальцами, скользя взглядом. Захлопнуть, замотать все обратно – и замереть в жутком прозрении.
 
- Сам это знаю. Потому и привез тебя сюда, где все началось, что бы уже со всем покончить. Поставить гребанную ЖИРНУЮ ТОЧКУ. Я тоже так больше жить не могу. И не хочу... Езжай...  куда ты там хотела. Паспорт. Билет на послезавтра. Дело замяли, а, вернее, уже полностью переключили свое внимание на настоящих подозреваемых. Больше никто не потревожит. Там кредитка: пароль - твой год рождения. Это – за моральный ущерб.  Сними все деньги и переложи на свою, чтобы… я тебя не мог отследить по ней. Это так – чтобы не переживала зазря.
Прощай.
И удали мой номер. А я -…, - тяжело сглотнул, – удалю твой.
 
Дернулся к рукам, раскрыл наручники, спрятал трофей в карман.
Резвые шаги на выход, не оборачиваясь.
 
 
Чувствую, как по моим щекам, вторя холодному дождю, побежали горячие, жгучие слезы...
 
***
Несмело выйти, выбраться наружу, на улицу. Авто по-прежнему на лужайке, около колодца. Подошла ближе - внутри пусто. Ключи в замке зажигания.
Осмотреться по сторонам, покрутиться - нет его нигде.
Зарычала, завопила на всю глотку. Рухнула на землю, схватившись руками за голову. Ору, визжу, сумасбродно качаясь взад-вперед – да только… легче не становится. Обмерла, не дыша, еще раз пропуская через себя осознание того… что его больше нет в моей жизни.  Прижалась спиной к колесу.
Лицо в ладони.
Больные рыдания, в очередной раз разорвав тишину, лихорадочно содрогая грудь. Мысли, чувства – всё вперемешку, целиком окутывая меня и погружая … в обреченность и беспросветное полное одиночество.
 
 
Глава 15. Питер
 
***
Не смогла исполнить просьбу, … и удалить его номер телефона. Не смогла… полностью и сразу вычеркнуть из своей жизни, как это он решил сделать со мной. И пусть не звонила, … заветная надпись среди списка контактов грела, словно самый нежный огонь, на который способна наша вселенная.
Хотя… не исключено, что он не изменил его, от греха подальше. От беды, которой я стала для него. Сплошным разочарованием.
Сказано, мертвая… и чего полезла в душу… к живому, тленом окутывая всё его бытие?
 
***
Уехала в Питер.
 
До этого - недели сомнений в желаниях. Потом добровольный поход к следователю (что от меня шарахнулся, словно от самого жуткого чудовища, одно только, что креститься не стал) за подтверждением, что запрет на выезд с места моей регистрации (прописки) снят. Причем, открыт теперь не только Питер, а любая заграница (делай только визу).
Дело, и вправду, перенаправили по основному руслу, а все документы, связанные со мной (даже как свидетелем) уничтожены подчистую.
Этому же Колмыкину и оставила его, Клёмина, тачку – не противился, обещал… передать ключи.
 
Деньги с кредитки - взяла. Но лишь в той сумме, что мои родители (опекуны) потратились на адвоката для всей этой бесшабашной истории. Естественно, Котовы всячески сопротивлялись этому моему решению, поступку: и мои собственные не нужны, и тем более те, когда созналась, что это "от человека, который и заварил всю эту кашу" (без подробностей). Последнее, конечно, еще больше усугубило ситуацию и даже до чертиков напугало их, но, в конце концов, я все разрулила и успокоила бедных.
Доводы и настойчивость мои оказались куда успешные, нежели "взрослых". В итоге сошлись на том, что они не отвергают "мой подарок", а я взамен  - клятвенно обещаю в подобное больше никогда не ввязываться.
Обещаю... конечно, обещаю, что я... сама себе враг? Однако, никто же еще не отменял форс-мажоры?... которые за мной, почему-то, ходят, словно одержимый маньяк, по пятам.
 
И снова пауза в моей печальной интернатуре. Отец повторно прикрывает тылы, найдя даже какого-то там знакомого в Ленинграде, и обещает организовать продолжение учебы и работы уже там.
А я и не против.
Самое страшное, сложное и болезненное… сидеть здесь, в этом чертовом котле возможностей и былых чувств, да ждать… каждый день, каждую минуту, что кто-то нахально откроет с ноги дверь и силой, едва не за волосы, утащит тебя в неизвестном направлении вершись вновь свой странный, но такой приятный суд. Что кто-то сломает решетку твоей собственной тюрьмы… и поменяет всё к чертовой матери. Спасет. Исправит…
Кто-то… ?
Имя тому только Клёмин. Клёмин и только Клёмин. Ибо никто, кроме него, не нужен.
Никто… ни тогда, ни сейчас, ни когда-нибудь еще, в грядущем.
 
***
Время неустанно мчало. Питер. Моей обителью, пристанищем стал Питер.
Безумно красивый город. Солнечный, светлый, теплый… даже если идет дождь, и вокруг лишь… медовый свет фонарей столбовых, мостов или, располагающихся рядом, всплеска фантазии, зданий.
Серебристая, с прожилками янтаря, мелькающая  тысячами искр томного огня и лунного света, рябь реки… заставляет поверить в сказку. Шумная набережная... Задорные, роняющие капли воодушевления, разговоры. Молодость, кружась в вальсе с историей, завораживает, затягивает, заражает влюбленным, приподнятым настроением, отгоняя свои грустные мысли куда-то на задворки, сменяя, пусть и неглубокими, но приятными, чарующими измышлениями и фантазиями. Нежными, по-дестки, глупыми… грезами.
 
И уже, порой начинает казаться, что я смогу здесь прижиться. Вопреки всему.
Полюбить его, как родной Кенигсберг. Открыть ему душу, поверить – и снова начать осмысленно вдыхать воздух… и строить планы на будущее.
 
***
Прошло полгода, если не больше.
Интернатура победно, словно раненый солдат, добежала, доползла до своего конца, завершения. Но принимать окончательное решение, по поводу того,  оставаться ли здесь, в терапевтическом, или же… наконец-то пуститься по стези… хирурга, я еще не спешила.
Нужно сначала разобраться со всем тем, что творится в голове, в доме, на душе,… а уж потом, резать и крутить судьбу дальше.
 
 
***
Вверх сквозь тонкое стекло, 
Подняться от земли, 
Руками в небеса, 
Вверх туда, где стаи птиц, 
Издав прощальный крик, 
В последний раз уходят навсегда, 

Чтоб позабыть шипы дождя, 
И горький привкус ноября…
 
Я опять останусь здесь, 
Одной встречать рассвет, 
И снова ждать тепла… 
Знать, что я усну одна, 
И что нас больше нет.
Так трудно верить, верить до конца…
Tracktor Bowling, «Отпусти»
 
 
И тем не мене, привыкаешь к улицам, к домам. К переменам – и рутина вновь охватывает старой, заботливой, материнской пеленой, забирая наивные мечты… на то, что скоро всё переменится. Что сердце перестанет так отчаянно ныть и выть. Особенно по ночам, когда нет сил… противостоять ни тугим мыслям, ни волнующим воспоминаниям…
 
А ведь всего этого могло бы и не быть. Не согласись поехать на эту треклятую Бальгу… Или же четко последовать своему первому решению: отказаться ему помогать, спасать, рискуя всем… Или поддаться на слова  и панику друзей, на упрощенное мировоззрение… и  попытаться увезти раненного в ближайший поселок к врачу, или вызвать скорую…
Была бы история, была бы… да только, совсем иной. Совсем… по-другому печальной.
Но я рада, даже не смотря на то, что потом со мной происходило, и… в каком состоянии теперь моя душа, я рада. Безумно рада, что поехала, что спасла Клёмина, и что сделала всё необходимое, чтоб его не схватили другие подонки.
Рада, что он появился в моей жизни и пробудил… душу.
И даже если без него я вновь стала пустой. Вновь,… как и прежде.
 
Дивно как-то…
Не знала, никогда не думала, что моё душевное поле – все еще плодоносно, и что внутри меня всё еще может зародиться жизнь, проклюнуться росток чувств, эмоций… и любви. Не знала, что способна еще на что-то трепетное и нежное. На что-то… настоящее.
Но увы… теперь… всё это бессмысленно. Бессмысленно и глупо.
 
***
- Лин, пойдешь с нами в кафе? – обратилась ко мне моя новая подруга, коллега, Валя.
Обмерла я в рассуждениях, откинувшись на спинку софы, руки за голову.
- Пу-пу-ру-пу-пу, а зачем?
Удивилась, округлила та глаза из-за моего странного вопроса.
- Ну, кто за чем. А я – за кофе. После ночного дежурства самое то: горький, терпкий, из зерен, а не нелепая растворимая… какаха.
Скривилась я. Та еще мне ценитель кофе.
- А меня вот, - встаю, прошлась к столу, достала с полки баночку. – Вполне устраивает… эта твоя какаха.
Насыпаю чайной ложкой порошок в чашку.
- Фу, - поморщилась, ржет.
Поддерживаю, смеюсь, косой взгляд на подругу.
- Согласно, жутко звучит. Но ты поняла.
Хохочет.
- Нет. Ладно, я так понимаю, не идешь?
- Не, - качаю головой.
- Там круасаны свежие.
Кривляюсь, лживо щурю от злости и коварства глаза.
- С малиновым джемом, - не отступает.
Качаю головой в негодовании, сжимая губы.
- И вишневым, - замигала та бровями.
- Мои килограммы меня не простят, - смеюсь.
- Ох, ох, кто бы говорил! Тебе еще можно  немало туда докинуть. За последнее время он как…
Смолчала.
- Ну что? Договаривай, - коварно ухмыляюсь.
Поддается на мое настроение – смеется.
- Постарела, - и живо высунула язык, паясничая.
Резкий разворот и, хватая свой плащ, с вешалки живо выскакивает за порог.
- Если что, знаешь, где мы! – кидает мне на ходу, не оборачиваясь.
Вышла невольно я в коридор, провожу ее взглядом.
Тяжелый вздох.
Идиотка.
Постарела я. Ишь, какая… сволочь.
Ладно, говоришь, надо подкрепиться?
Иду обратно в ординаторскую. Снимаю халат, переобуться, движение за курткой, зонтиком – и пошаркать за своими товарищами.
 
***
- Слушай, Лин, - вдруг отозвался Петя и нагло, как раз под шумок, потянулся за последним круассаном. – А че ты все время одна? Нашла бы уже кого-то. Вместе бы гуляли, на природу ездили.
Раздраженно закатила я глаза под лоб. Отвернулась.
- Придурок, отстань от нее, - рявкнула Наташа и тут же ляскнула по его наглой руке. Едва тот осекся, как сама ухватила трофей и быстро стала жевать.
- Ном-ном-ном, - кривляет