Там, за плотно сжатыми веками, начиналось утро дня моего рождения, а также первый день моего неожиданного и нежеланного отпуска.
Там, за веками, через открытое окно в комнату врывалось беспечное щебетание птиц. Там, за веками, тихо шуршали на сквозняке шторы. Там, за веками, были слышны со двора радостные возгласы детворы. Там, за веками, в соседней квартире громко включенный телевизор вещал о мировых проблемах, которые меня совсем не волновали. Там, за веками, нормальные люди встречали очередной день.
А по эту сторону век был я – непутевый, невезучий, никому не нужный, ни на что не годный человечишка, с источающим безобразный перегар дыханием, с перестуком противных молоточков в висках.
Там, за веками, был день моего сорокалетия, а здесь, по эту сторону век, был ужас, что придется вставать, придется силиться вспомнить, что же я вчера творил.
Так уж устроен мой организм, что небольшая по общепринятым меркам доза алкоголя совершенно лишает меня памяти, а потому становлюсь я обычно героем баек моих знакомых. Эти байки вызывают во мне жгучее чувство стыда, хотя я на сто процентов уверен, что большая часть описанных в них «подвигов» всего лишь фантазия, позволяющая в очередной раз надо мной посмеяться, поиздеваться.
Так уж с детства повелось, что я был неизменным посмешищем для сверстников, а, тем более, для старших ребят.
Вы не представляете, как обидно быть неповоротливым, раскормленным ребенком, в котором родители души не чают и балуют, исходя из своего взгляда на счастливое детство. Сколько усилий мне в будущем стоило отучить себя от сластей, уже в юности в компаниях, где произносились тосты и поднимались бокалы, я по привычке тянулся к конфетам и мороженому. Сколько я натерпелся, но ничего с собой поделать не мог. Мои свисавшие над поясом брюк колыхавшиеся бока не могла скрыть никакая рубашка, которые я носил исключительно «навыпуск». Мне со временем начало казаться, что и мир я видел в очень узком формате, из-за щек, которые подпирали глаза, не позволяя им полностью открыться.
А каково было в детстве услышать за спиной мальчишеский басок, если я, переборов себя, пунцово краснея, подходил к какой-нибудь однокласснице:
- Эй, жиртрест…
Я сжимался и пугливо ретировался куда-нибудь в дальний уголок. Знал же, мне нечем ответить, я и взмахнуть не успею, уже оказавшись поверженным.
Такое мое положение сформировало из меня совершенно неконфликтное, трусливое, самому себе противное, но, несмотря ни на что, мной любимое существо. Эта раздвоенность чувств меня угнетала, я никак не мог решить, каких чувств у меня по отношению к самому себе больше. Как говорят, раздвоенность чувств – это когда в пропасть падает ваша теща, сидя в вашей машине. Так и я не мог определиться, что больше: люблю себя или терпеть не могу.
Со временем мне, конечно, удалось, неимоверными усилиями воли (я же знаю, что у меня и воля, и сила есть, а вот силы воли – нет) скинуть пару-тройку десятков килограмм, но пугливость и чувство неполноценности никуда не ушли, жили во мне, с удобством расположившись в характере, душе и мыслях.
Да и, если быть честным с собой, то плечи у меня все равно намного уже, чем талия. Я не люблю об этом думать, мысленно представляю себя по-другому, но беда в том, что у меня есть зеркало.
Вот такие мысли и воспоминания блуждали во мне, отгородившемся от мира плотно сжатыми веками, как прелюдия к новому дню, который, мало того, что начинался с похмелья, так еще и нечем будет занять потому, что начался отпуск, в который меня поспешно отправили, и за которым, по всей видимости, последует увольнение.
Все потому что я не умею, как говорит Витек, «фильтровать базар».
Все же в курилке поносили это рыжее, утонченное, с бледным лицом и влажными губами создание, именовавшееся Гешей.
Но какая-то муха укусила именно меня, и я тихо, сквозь гул совещания по вопросам обсуждения ситуации в отделе продаж, почти себе на ухо шепнул, что именно этот Геша проср…л, я хотел сказать, сорвал контракт с крупным корпоративным клиентом, лишив всех нас приличной квартальной премии. Видать шепнул я не только на свое ухо, мои слова уловил слух и Надежды – начальника отдела продаж, а по совместительству и жены хозяина нашей конторы, или скорее, на мой взгляд, в другом порядке надо перечислять ее должности.
И понеслось…
Все же знали, что Геша – бойфренд нашего хозяина, и что Надежда свято верит, что именно этот смазливый пи…, извините, молодой человек – источник вдохновения нашего шефа и благодетеля, и только это вдохновение позволяет процветать нашей фирме, а Надежде ежедневно проводить полдня в SPA, отплывая туда на шикарной черной Infiniti Q70.
Я посмел поднять свой голос против святого и это при моей забитости и стеснительности. Просто любил я сам с собой разговаривать, потому что только себя я не стеснялся, а тут увлекся и шепнул громко.
Короче, к концу рабочего дня я получил отпускные и откровенный намек, что отпуск лучше потратить на поиски нового места работы.
Коллеги и приятели по двору, которые рассчитывали выпить сегодня – в день моего рождения, с охотой перенесли дату пьянки на вчера – отпуск и грядущее увольнение тоже отменный повод. К тому же неожиданно появились отпускные.
Мы собрались вечером в обычном месте – в кафе у Гарика – заведении за углом моего дома и в ста метрах от моего пока еще места работы. Там нас хорошо знали, подавали, практически, не дожидаясь заказа, все, как обычно. И, как обычно, моя память подвела меня достаточно скоро. Нет, вы не подумайте, большую часть своей жизни я знаю по собственным воспоминаниям, а не по рассказам собутыльников, не часто себе позволяю беспамятство, но вчера повод и настроение были соответствующими.
Поздно вечером меня, видимо, притащили домой, бросили на диван в гостиной и ушли. Сейчас разомкну веки и проверю, я должен лежать одетый и в ботинках, а когда открою глаза, то увижу сервант и телевизор на тумбочке.
Тяжело вздохнув, распахнул веки и понял, что я, как всегда, прав.
- Ну что, Вадим, с днем рождения! – поздравил себя.
Встал со стоном, тело ныло и болело, как, наверное, у побитой собаки – видать проспал в неудобной позе, как положили с вечера.
Чему я не научился, так это опохмеляться, поэтому побрел на кухню, где в верхнем ящике была аптечка, а там анальгин, таблетку которого запил, как минимум, литром воды из-под крана, потому что канистра с чистой водой стояла под столом, а наклоняться я не решился.
Дальше предстояло следующее испытание – пойти в ванную комнату и предстать перед зеркалом, которое висело над раковиной, зубы-то надо почистить, чтобы изгнать изо рта чарующий меня все это время аромат дохлых кошек. Проходя через прихожую, сбросил ботинки, потом даже решился раздеться и принять холодный душ.
Я его принимаю каждое утро – это моя гордость, великая победа моей воли над моим телом и ощущениями, последние годы даже уже почти не кричу, попадая под ледяные струи.
Потом заставил себя заварить кофе, ходит мнение, что он помогает от похмелья (хотя говорят, что лучше пятьдесят грамм, но меня воротило от одной мысли от соприкосновения моего нутра с каплей алкоголя). В силу кофе я тоже не верил, но говорят же. Я вообще не понимаю вкуса кофе, то ли дело – яблочный сок, с детства балдею от него, но теперь ограничиваю эти свои пристрастия, пытаюсь, стать взрослым, храню дома и водку и кофе, благо они плесенью не покрываются, хотя находятся в шкафу уже очень давно.
Повезло, наверное, той женщине, которая могла бы оказаться моей женой, что она ей не оказалась, потому что не понимаю я много из того, что все вокруг ценят.
А уж про женщин, даже сам с собой пытаюсь не вспоминать, так только с похмелья, когда уже так плохо, что ничем себе настроение не испортишь, тогда и вспоминается.
На первое свидание я попал еще в последнем классе. Мы договорились идти в кино, а встретиться около касс кинотеатра. Как я волновался! А это проблема. Любое волнение вызывало бурю в желудке, жуткие позывы, вздувание и прочие проблемы.
Я, как в книгах вычитал, пришел с цветами, и в самый момент их вручения не сдержался и нарушил тишину отнюдь не своими признаниями. Боже, как я убегал, как готов был покончить с собой, готов был провалиться сквозь землю! Хвала Всевышнему, что она училась в другом классе, и мне не надо было с ней после этого видеться каждый день.
Тогда я дал себе зарок: женщины - зло! Но с природой спорить трудно, особенно по молодости и глупости.
И друзья подмогли, уже в институте, курсе на третьем, подарили мне на день рождения пару часов с проституткой. Она оказалась настолько обворожительной, опытной, первой и вожделенной (никак индивидуум, а как женщина в принципе), что я кончил, когда она еще только начала мне штаны расстегивать.
И что это меня над чашкой кофе на воспоминания о женщинах потянуло?
Что-то смутно в душе бродило, память теребя, напрягая и одновременно успокоительно баюкая, ублажая. Что за фигню мы вчера пили? Надо бы уточнить.
Пришло время звонить и выяснять, как я вчера провел вечер.
Допив кофе, решился наклониться и поднять штаны, похлопал по карманам – телефона нет, побрел в комнату, осмотрел пол вокруг дивана – ничего, посмотрел в прихожей, даже выглянул на лестничную площадку – пусто. Где же он?
Кошелек и некоторое количество денег (пересчитывать пока сосредоточенности не хватало) были на месте, а телефон (такая пижонская тонкая трубка-книжка), как корова языком слизала.
Еще пара чашек кофе, и я позволили себе одеться и выйти из квартиры, в надежде, что телефон оставил в кафе у Гарика.
Не спеша спустился со своего третьего этажа, в дверях подъезда разминулся с тремя ментами в форме и двумя парнями в штатском (эх, знал бы я, что они несут с собой в целлофановом пакете, в том числе, и мой телефон, весь бы день пошел по-другому, а может и жизнь).
Я их пропустил, они поспешно зашуршали подошвами ботинок по ступеням вверх по лестнице, а я вынырнул в солнечное, теплое, летнее утро своего двора.
Кафе уже было открыто. Благо, что алкоголь позволили мне проспать довольно долго.
Дородная тетка в грязном белом халате остервенело терла пол под столами, на которых с удобством, вверх ножками располагались стулья.
Гарик за стойкой протирал белоснежным полотенцем бокалы.
- Привет, - я подошел к нему.
- Налить? – вместо приветствия спросил он, кося единственным глазом в мою сторону.
- Нет. Слушай, ты мой телефон не находил?
- Нет. Потерял?
- Похоже.
- Может пропил?
- Как? Мы же здесь были, - я кивнул в сторону углового столика, за которым мы вчера так поспешно рассаживались, нетерпеливо махая руками Гарику, неси, мол.
- Сначала, да. Но тебя же понесло.
- Ты о чем? - я понял, начинается, сейчас я буду узнавать про себя такие легенды, которые и целые народы не могли бы создать за века своего существования.
- Да ты уже через час задвинул речь о сексуальных меньшинствах, требовал толерантности и понимания. Ты тут, как депутат на сессии, чуть ли на стол не лез. Тебе только флага не хватало, а то бы пошел на штурм Зимнего.
- Не сочиняй! – мне действительно стало стыдно, неужели это правда?
Хуже нет этих сомнений! Вроде бы на меня не похоже, но я же не помню, как реально себя веду в пьяном виде, информацию имею только от свидетелей. Можно ли
