Где мои ботинки, Филин?

                                                                                                                                                                                               
                                       
                                                                                                                                                                                                 Тиана Каракада́
    Это были непростые годы – время нашей молодости. Воспитанное солдатами войны и советской школой, выросшее в стабильности Брежневского времени наше поколение попало в жестокий жизневорот, когда рушились основы, менялись ценности и всё летело в тартарары. Сильные, верные идеалам добра, сопротивляясь, гибли. Слабые меняли мировоззрение, подстраивались и, наживаясь на крушении прежнего мира, выживали и поднимались. Остальные терялись в новых экономических отношениях.


    Мы были не разлей вода – Филин, Саша Свотин и я. На наши зарплаты было не прожить. Работали на халтурах вдвоём. Саша гитарист от Бога, я клавишник. Когда возвращались, гружённые всякой снедью, то в любое время заваливались к Филину и там продолжали вечер. В его холостяцкой квартире мы могли, если надо, остаться до утра – каждому предоставлялась отдельная комната.
    У Филина всегда идеальный порядок, ничего лишнего. На кухне чистота столов и блеск посуды, мы достаём из сумок голубцы, мититеи, салаты. Жареную рыбку – для Филина, три литра вина для всех. Играть свадьбу в селе непросто, но сытно. На дворе девяностые. Мы молоды и здоровы.
    В нашей дружбе все равны. Я старший – мне почёт и уважение. Филин – что с него, умного дурака возьмёшь? – балагурит, смешит. Саня – ума палата, стройный, плечи вразлёт, густая чёрная грива длинных вьющихся волос, лёгкий, быстрый, спортивный. Патрик Суэйзи и Курт Расселл нервно курят в сторонке сухой бамбук. Но в светло-зелёных глазах нашего товарища мудрость и предвидение судьбы. На тот момент нам далеко за двадцать пять, мы парни взрослые, серьёзные, и чтобы там в некрасивые истории попадать – это нет. Хотя порой ходим по лезвию ножа.

    Утром ищу свой носок под кроватью, натыкаюсь на пулемёт, ящик патронов, два автомата и десяток гранаток.
    – Филин, япона мать, что это?!!!
    – Да так, ребятки попросили подержать.
    В этом весь Филин.

    Служил он не где-нибудь, а во внутренних войсках МВД СССР. Другими словами он охранял заключённых. Где-то под Москвой. Такую службу не дай Бог никому – это два года меж двух огней: с одной стороны начальство прессует, с другой зэки. Сам он о службе не рассказывал, не то что скрывал, а считал это неинтересным. Но мы-то знали, что не успел Филин вернуться из армии, как заработало сарафанное радио, и дома его уже поджидала братва. Встретили, поляну накрыли, намекнули, если что, пусть он, хороший человек, обращается  напрямую, они не забыли его доброту и человеческое отношение на зоне к ним, честным ворам. Филин, конечно, этим ни разу не воспользовался, язык держал на привязи, с криминалом дел не имел.
    В нашем городишке Филин известен всем как человек исключительной доброты. Он был настолько мудр, что воспринимал мир как дитя: светло и радостно. Но главное, Филин не делил людей на богатых и бедных, простых и начальство, хороших и плохих, помогал всем без разбора. Так что пулемёт этот с автоматами – вполне в духе  Филина, видно, братки попросили, а он не отказал.

    Однажды, выйдя из квартиры, Филин увидел, что на лестничной площадке лежит мужик и стонет от боли. Время было лихое, неизвестный мог оказаться кем угодно, и не всякий принял бы участие, а наоборот, поспешил бы прошмыгнуть мимо. Но Филин – добрая душа! – затащил его к себе. Пока по телефону скорую вызывал, тот чудак  умер.  Конечно, Филина сразу забрали в милицию. Для порядка. Менты были уверены – Филин мухи не обидит. Показания под протокол, естественно, сняли, но отпустили – Филин же! Как потом оказалось, у соседки встретились два любовника. Встреча была незапланированной, неожиданной и для одного из них роковой.

    Но Филин мог и удивить. Очень удивить. Как, например, в тот раз, когда мы с Саней здорово на него рассердились.

    Появилась у Сани подружка. Так-то он парень очень видный, много женщин по нём сохло, но Саша был честным парнем, шуры-муры не заводил и деликатно держал всех на расстоянии. Девушка должна была прийтись ему по душе, тогда и отношения. А в этот раз мы с Филиным наблюдаем – что-то не так. Саню словно в болото засасывает, не выберется никак. Оксана эта около него который день крутится. Глаз у неё блудливый, нога на ногу – короткая юбка – разрез до бедра, волосы по моде залакированы – химия с начёсом, чёлка волной на бок, губы в яркой помаде, а между пальцами – сигарета. И самомнение – выше крыши. Такая пройда – мир не видел!
    – Ясно, – вздыхаю я, – наш Саня ей для ровного счёта нужен.
    – Для коллекции, – соглашается Филин. Очень ему не нравится эта девица.
    Мы по-честному растолковали Сане, какая удивительная жизнь ждёт его с этой стрёмной красоткой в недалёком будущем. Он вроде и не сопротивлялся, соглашался. Но через дня три Сашка – выбрит и слегка пьян – приходит с этой Оксаной к Филину и шепчет ему на кухне, мол, выручай, дружище! Дома предки, сам понимаешь… А потом я квартиру сниму.
«Добилась своего!» – недовольно возмущаемся мы в душе.
    – Он, как благородный человек, ещё жениться на ней вздумает, – ворчит мне Филин, однако показывает Сане, где ключи и рюмки, и мы идём ко мне.
    По пути берём пол-литра, чтобы скучно не было, включаем телевизор и смотрим «Взгляд».
    Вдруг звонок. Это Саня. Просит передать трубочку.
    – Где мои ботинки, Филин?!!
    – А я знаю?!! В прихожей, наверно.
    – Нет их тут. Мне надо Оксану домой провести.
    – Поищи хорошенько. Куда они могли деться? Где ты искал?
    – Где, где…  Да везде!
    – Поищи ещё! За дверью посмотри.
    Через минут двадцать снова звонок.
    – Филин! Где мои ботинки?
    – Ладно, Саня, не кипишуй. Разберёмся.
    И Филин спешит к другу на помощь. Они вдвоём ищут ботинки в каждом закутке.  
    –  Нет нигде,  – сокрушается Филин, – как чёрт хвостом накрыл!

    Они смотрят под окнами, но ботинок и там не видно. Оксана эта сидит злая как ведьма и курит сигарету за сигаретой. Саша примеряет Филинские туфли, его нога сорок первого размера тонет в сорок пятом растоптанном. В этих туфлях он похож на мима. Тогда Филин делает благородный жест и просит у Сани разрешения самому проводить его подругу. Другого выхода нет, и Саша соглашается. Недовольная девица тоже.

    Наутро  Филин жалуется на изжогу и просит Саню достать из морозилки мороженое. Мы знаем, что для Филина это верное средство.
    – Вот мои ботинки, Филин! – кричит Сашка, уставившись в морозилку, – Я нашёл их! Но как?!!!
    – Ты был пьян, возбуждён, а потому неадекватен,  – успокаивает его Филин, – Ничего, это бывает.
    Он жарит яичницу, достаёт квашеной капустки, разливает пиво.
    – Ну, что, Саня, за твою холостяцкую жизнь!

    В ДК я прижал Филина к стенке.
    – Колись, – говорю, – ботинки – это твоих рук дело!

    Филин хитро усмехается, смотрит в сторону.
    – Я-то тут причём?
    – А Оксане этой, что́ ты сказал? Она Саню послала по телефону  ну очень далеко.
    Филин пожимает плечами:
    – Ничего…  Сказал, что мы голубые.
    – ь!!!

    Неделю мы с Филиным не разговаривали.
    Потом, правда, помирились. Это же Филин!