Разъезд 49 километр, когда-то это была оживленная станция, коих было много вдоль железной дороги. Как же, война закончилась, надо было поднимать разрушенное хозяйство, восстанавливать города, а без грузоперевозок – куда денешься.
Люди работали, в основном, дежурными по станции, старшими и младшими стрелочниками, обходчиками. Четыре железнодорожные казармы, несколько домов - народу было много – работы непочатый край. Детей возили организованно в школу, вагон – лавка аккуратно и регулярно обслуживала линейное население продуктами и промтоварами. Принимала индивидуальные заказы. Надо мешок муки, пожалуйста, следующий раз привезем. Надо мешок крупы, будет сделано. Надо что-нибудь из промтоваров, без проблем. У каждого свой огородик. Опять же рыбалка, охота – с голоду не умирали. Даже кино привозили, жизнь-то налаживается. Уж, если войну пережили, то уж разруху точно победим.
Так было. Пережили, победили, восстановили, планы стали строить на счастливую жизнь, но сломалось что-то. Казалось вот оно счастье, рядом, только руку протяни. Верно, говорят: не протягивай руки, а то протянешь ноги.
Пришло другое время. За ненадобностью стали закрывать будки на переездах - поставили автоматику, в целях экономии сократили стрелочников (поди, сыщи теперь виноватого), а потом закрыли и сам Разъезд.
Люди разъехались кто куда в поисках лучшей доли. Кого перевели на другие станции, кому дали жилье, кто сам съехал в неизвестном направлении, ну, и умирали, конечно. Как же без этого.
Казармы, домики, стрелочные посты и прочие сооружения – все было сломано и растащено по камушку, по кирпичику, по дощечке, по кусочку металла. Ломать - не строить.
Был Разъезд, была работа. Бурлила жизнь. Жили люди со своими проблемами и радостями жизни. Был житейский интерес. Были человеческие страсти. Все, все исчезло куда-то, испарилось, как под солнцем туман, кануло в ветхость и забвение.
Осталась одна пожилая чета Обориных:. Влас Силыч и его супруга, Прасковья. Она обращалась к мужу только по имени отчеству, иногда в разговоре называла его «сам», как безоговорочное признание хозяина семьи и дома. Влас Силыч отчества жены не помнил, да, наверное, никогда и не знал. Время было трудное, не до сантиментов. Как была она для него Прося, молодая девчушка, которая прибилась к ним в бригаду, где Оборин был бригадиром, так по жизни и осталась. Иногда Проня, когда Пара или Параша – смотря по настроению.
Как-то получилось, что некуда им было съезжать. Сын перебрался на соседнюю станцию Ольховка, устроился в леспромхоз. Там дали небольшую комнату: двенадцать квадратов – камаринского не спляшешь. С новым жильем у стариков все как-то затягивалось и перспективы были туманны. Начальство сначала обещало, потом изворачивалось, а потом и вовсе перестало говорить, что-то конкретное.
Влас Силыч сначала ходил по инстанциям, справки собирал, пороги оббивал, но потом плюнул на это дело. Не умел ходить кривым раком. Характером был смел и независим. Ну, и словечко крутое мог ввернуть, после которого, многие начальники впадали в карачун.
Дом на разъезде у них был еще добрый, электричество есть, дров кругом навалом, силы, слава богу, оставались, чтобы на зиму запастись, живность: коза и куры, рыба в пруду, тишина и покой. К шуму проходящих поездов привыкли, да и те были только на пользу – часы сверяли. Что еще старикам надо в старости? Внуков только нянчить. Но сын с этим делом, как-то не спешил, чем огорчал стариков.
Через какое-то время железнодорожный 49 Разъезд переименовали в поселок Разъезд. А, раз поселок, то, значит, переселили в другой населенный пункт. И по бумагам все верно, не придерешься.
Но, так как никаких других дорог, кроме железки к поселку не было, сделали остановку 49 Разъезд, где два пригородных поезда три дня в неделю останавливались на одну минуту. Мудрое решение для времен всеобщей экономии ресурсов и снижения затрат.
А время летит, время мчится, и иногда быстрее курьерского поезда. Менялись направления, приоритеты, ценности. Менялось и начальство. Новое руководство посчитало, что остановка 49 Разъезд, бывший Разъезд 49 километр все-таки нужен для безопасности подвижного состава. Это был последний остановочный пункт перед узловой станцией, где оставался запасной тупик, который в случае непредвиденных ситуаций мог предотвратить серьезные последствия.
Тем более страна требовала увеличение грузоперевозок, но с этим увеличением требовала и безопасности этих самых перевозок. И проблему надо было решить в кратчайшие сроки и, соответственно, с минимальными затратами.
Сама судьба сохранила станцию, чтобы выполнить и отчитаться в срок.
Посылают за Власом Силычем дежурную матрису и с комфортом доставляют в высокие железнодорожные кабинеты. – “Так и так, ситуация сложная, требуется полная концентрация и понимание обстановки. Принимаем на работу, условия перспективные: зарплата достойная, разумеется, пенсия сохраняется, льготы, полное обеспечение, бесплатный проезд и погребение за счет профсоюза железной дороги”.
Оборин поднял на руководство густые брови:
- С музыкой?
- Какой?
- Ну, погребение с музыкой? Тогда согласен.
- Конечно, с музыкой.
- И чтоб не меньше шести музыкантов. Это мое условие.
На том и решили.
Влас Силыч хотел попросить еще одну ставку для его жены, работа найдется, но посчитал, что после обещания оркестра на похоронах, такая просьба будет излишней и неуместной.
И гудели за окном, мчавшиеся вдаль, поезда, лязгали рессоры на стыках, стонали под тяжестью шпалы. И стояла она – станция 49 Разъезд, и стоял он, Влас Силыч Оборин - дежурный по этой станции и ловил взглядом и слухом проходящие мимо составы, провожая перекрестием последний вагон.
Старик, вошел в избу, отряхивая с шапки и тулупа снег. Молча снял валенки, поставил у печки, выкурил папиросу и только после этого посмотрел на жену.
- Сто второй скорый прошел.
- По расписанию?
- Да.
Прасковья подошла к столу, взяла будильник и подвела стрелки.
- Ну, как? – тихо спросила она.
- Плохо. – Влас Силыч замолчал. Прасковья не перебивала молчание, выжидала.
- У Петровича на тепловозе во второй секции с права коренной полетел у рессоры.
- Предупредил?
- А как же.
- Дотянет?
- Дотянет, куда он денется. И не с такими неисправностями гоняли.
Это невероятно и непостижимо обычному обывателю, но Влас Силыч во время прохождения товарного или пассажирского поезда успевал заметить в подвижном составе непорядок, который пропустили осмотрщики вагонов на узловых станциях.
Чуть громче перебой на стыке – проблемы с колесной парой, посторонний запах – подшипник буксы нагрелся, даже по гулу монотонной тяжести тепловоза он мог определить неисправность.
Идеальным музыкальным слухом обладают не только дирижеры, которые могут различить фальшь в полутон у шестого тромбона в симфоническом оркестре, острым обонянием обладают не только парфюмеры, способные отличить аромат лепестков ранних сортов однолетних роз от запаха цветущих многолетних. Такие навыки приобретаются и у железнодорожников, которые всю жизнь прожили у железнодорожного полотна, а их опыт измеряется в проходящих мимо составах.
Конечно, для этого нужны задатки, способности и, разумеется, преданность выбранному делу.
- На стол накрывать?
- Опосля. Вот, пригородный встречу, тогда, уж. Продукты должны прислать, курево и так по мелочи.
Поезд опоздал на семь минут, за что машинист получил беззлобный нагоняй от старика, состав простоял ровно минуту и растворился в заснеженной темноте.
Влас Силыч, проводив взглядом и обычным ритуалом состав, выкурил одну папиросу, взвалил рюкзак с провиантом на плечи и направился к дому.
Неожиданное видение застало его врасплох. При свете луны на белом фоне он отчетливо увидел женщину с младенцем на руках. Она озиралась по сторонам и, казалось, взглядом пыталась найти какую-нибудь тропинку или живую душу.
Старик застыл в недоумении, как - будто увидел что-то необъяснимое. Впрочем, так оно и было. Откуда здесь могла оказаться женщина с ребенком. Первое, что промелькнуло в голове: Уж, не привидение ли?
Влас Силыч поборов страх подошел, но не близко, остался на расстоянии, мало - ли что.
- Это кто тут шляется в такое время на вверенном мне объекте? – Грубо спросил и громко. Решил, если привидение, то, может, испугается и растворится.
- Мне в Ольховку надо.
Разговаривает, значит, живой человек”, - у старика отлегло от сердца. Он подошел поближе и рассмотрел незнакомку. Молодая девушка, невысокого роста, глаза испуганные.
- Если в Ольховку, чего раньше вышла? – интонация потеплела.
- А мне сказали, что Ольховка – первая станция после узловой.
- Верно, сказали, если другими поездами ехать. А этот остановку сначала здесь делает, на 49 Разъезде. Что же тебе проводник не подсказал?
- А я его и не видела. Поезд остановился, я и сошла. – Голос дрожит, вот-вот перейдет на рев.
- Вот, сюрприз новогодний. Случилось же такое, - Влас Силыч думал, как поступить. Впрочем, вариантов было немного, точнее всего один. Брать эту дуреху с собой, а уже дальше думать, как выпутываться из ситуации.
Он поправил рюкзак:
- Давай мне ребятенка и следуй за мной. У нас переночуешь, а там посмотрим.
На крыльце дома, с накинутой на голову шалью, стояла Прасковья.
Сюрприза не получилось, - подумал Влас Силыч, - И как это они чуют, каким местом?
Хмуро подошел:
- Чего стоишь, как скифская статуя на постаменте? Дите возьми. Онемели руки. Нормально по станции, ходят поезда.
- Вижу, что ходят, молодух по ходу выкидывают с ребятешками. Всех подобрал?
- Цыц, раскудахталась.
Прасковья взяла ребенка на руки и ушла в дом.
Влас Силыч взял старый веник, обметал снег с тулупа и валенки.
- Заходи, гостьей будешь, - скорее приказал, чем пригласил старик. – У нас переночуешь, а дальше видно будет, что с вами делать.
Сунул веник: На!
В избе было натоплено и уютно пахло домашней выпечкой. Пока Прасковья распеленывала ребенка на кровати, девушка сняла верхнюю одежду, осторожно осмотрелась, подошла к кровати.
- Жарко тут у вас.
- Какой паровоз, такая и топка, - ответила Прасковья. Еще она хотела добавить, что дом уже старый, тепло не держится, поэтому дров нужно как в прорву, но осеклась под тяжелым молчанием мужа.
Пока накрыла на стол, расставляла тарелки и чашки, молодая мама покормила ребенка. Прасковья не выдержала:
- Кто?
- Мальчик. Три месяца уже. На отца очень похож.
- А отец где?
Девушка замолчала, повисла неловкая пауза.
В такие моменты всегда на помощь приходят решительность и твердый характер.
- Чего распелись. За стол пора, - голос Власа Силыча не приветствовал даже малейших возражений. – За столом и расскажет, если захочет.
"А, куда деваться? Ночь-полночь, глухомань никого вокруг. Может, худые люди. Вон, старик, какой лютый, если присмотреться внимательно, на убийцу похож”, - такие мысли промелькнули у девушки. Набралась духу.
- Зовут меня Катя. А сына Сергей. А история такая.
История была короткая – на один пирожок, ватрушку и чашку чая. Правда, старик два раза извернулся сходить за печку, но бряканье склянок выдавали его желание уединения.
В прошлом году, в это же время Катя поехала с подружкой к тетке. Ехали в
